То, что кухней давно не пользовались, окончательно убедило его в том, что дом пустует. Он большой, и если над ним хорошенько поработать, здесь наверняка будет очень комфортно жить. Вероятно, именно это Мортон и собирался сделать – воспользоваться деньгами, украденными у отца Эммы, и превратить эту свалку в пышный особняк.

Люк приступил к тщательному осмотру дома. Прошел по каждому помещению, начав с галерей с ободранными обоями и обшарпанными полами на первом этаже, а затем поднявшись наверх, в комнаты с когда-то прекрасными, а сейчас почерневшими каминами, отслоившейся краской и осыпающимися стенами.

Три комнаты выглядели особенно примечательно. Большой зал, вероятно, бальный, был завален мебелью и прочими вещами, укрытыми белой тканью. Откинув ткань, Люк увидел, что все вещи под ней новые и превосходного качества – позолоченные зеркала, старинного вида статуи, греческие урны, персидские ковры.

Вероятно, тут Мортон хранит вещи, купленные им на неправедные деньги.

Вторая примечательная комната когда-то была библиотекой. Вся мебель, в том числе большое количество стеллажей, была сдвинута к середине. Как ни странно, с одной стены полностью ободрали обои и покрасили ее. Такой же белой краской покрасили и одну стену в бывшей гостиной. Там стояло пыльное фортепиано, а в углу крысы устроили себе гнездо из рваных газет.

Люк поднялся еще выше, к комнатам прислуги и чердаку. В доме по-прежнему стояла полная тишина. В этот ранний предрассветный час здесь было немного жутковато. Люк шел в темноте, испытывая искреннее облегчение, когда оказывался в выходящей на запад комнате, где сквозь окна пробивался лунный свет.

Он вернулся вниз, лихорадочно обдумывая различные способы поимки Мортона, когда тот явится сюда в следующий раз, и вдруг услышал звук, заставивший его замереть посреди коридора. Он прислушался. Да, вот оно снова – грохот.

Звук исходил снаружи, со стороны задней части дома, и весьма походил на стук колес, едущих по неровной дороге.

Люк торопливо пробрался на кухню и осторожно выглянул в окно.

Из-за поворота выехала небольшая темная карета и остановилась перед прямоугольным строением, которое Люк изначально принял за конюшню и намеревался осмотреть после дома.

Кучер неподвижно сидел на своем месте. Из кареты появился мужчина с поднятой вверх рукой. Люк оцепенел. Мужчина держал в руке пистолет, ярко освещенный луной, потом махнул им тому, кто все еще оставался в карете, приказывая выходить.

Люк нащупал собственный пистолет, засунутый в карман.

Из дверцы кареты взметнулись юбки. Ноги в туфельках нащупали ступеньку, и дама тоже выбралась из кареты.

Все чувства Люка завопили разом. Проклятье! Чертов ублюдок похитил Эмму.

Люк продолжал наблюдать. Тело его окаменело так, что он не смог бы двинуться, даже если бы захотел. Двое возле кареты о чем-то говорили, но Люк не мог расслышать слов. Мужчина показал на конюшню, повернулся к кучеру и отдал распоряжения. Кучер кивнул, стегнул лошадей, и карета повернула и скрылась в том направлении, откуда они приехали.

Пальцы Люка стискивали подоконник. Он не видит ее лица! Он должен его увидеть, должен убедиться, что с ней все в порядке.

Но она повернулась к нему спиной и побрела в сторону конюшни. Мортон – черт бы его побрал! – шел следом, целясь из пистолета прямо ей в спину.

Люк не позволит этому ублюдку обидеть женщину, которую любит!


– Открывай щеколду, – велел Мортон Эмме, когда они подошли к двери конюшни. Она повиновалась, остро ощущая направленный в спину пистолет.

Когда они подъезжали к этому месту, она мало что рассмотрела. Дорога была длинной, узкой и извилистой. Когда карета остановилась, в окно Мортона она увидела темный дом, а в свое – эту самую конюшню, но понятия не имела, где они находятся.

Эмма старалась дышать ровно, обуздывая страх. Время неслось стремительно. Сможет ли она вытащить пистолет и застрелить Мортона до того, как он выстрелит в нее?

«Нет, – подумала она, чувствуя, как паника охватывает ее все сильнее. – Ничего не получится. Если бы он хоть на минутку отвел это адское оружие в сторону…»

Но на это рассчитывать не приходилось. И он внимательно следил за ней своими темными глазами, почти не моргая.

– Что ты собираешься со мной сделать? – спросила она.

– Просто войди внутрь, Эмма.

Она послушалась. Под ногами захрустела солома.

– Иди в денник в дальнем конце.

Ей совсем не понравился его голос, ставший низким и хриплым. На дрожащих ногах Эмма заставила себя идти, куда велено. Внутри было темно, но глаза постепенно привыкли, и она различила тюк сена.

– Сядь на него, – приказал Мортон, показывая на сено, – и повернись ко мне лицом.

Снова Эмма послушалась, села и подняла на него взгляд. Лицо его словно заострилось, рука с пистолетом дрожала.

– Ты… не оставила мне… выбора, Эмма, – произнес он. – Ляг животом на сено.

Он собирался ее убить!

– Пожалуйста, – прошептала она, понимая, что слишком поздно вытаскивать пистолет, но трясущаяся рука все равно скользнула к карману. Это была ее последняя надежда.

– Ты вынудила меня, – сказал он все тем же странным хриплым голосом. – Это не моя вина. Я не убийца, это ты меня им сделала, слышишь? Ты!

– Нет, – пробормотала Эмма. – Ты не убийца… Генри, я же тебя знаю.

Она лгала, но не знала, что еще делать, как его остановить.

– Ложись! – резко бросил он. Его оружие придвинулось к ней еще ближе.

Эмма послушалась. Легла на живот, чувствуя, как сено прокололо лиф и щекочет кожу груди.

– Я никому не расскажу, – прошептала она.

– Слишком поздно, Эмма, верно? Чертов герцог Трент уже знает обо мне. Единственный выход для меня – устранить тебя, а уж потом я придумаю, как перевести на тебя подозрение.

Люк никогда в это не поверит. Если она должна умереть, то умрет, зная, что он верит в ее невиновность. Она не может позволить Мортону убить себя! Она нужна Люку. А он нужен ей!

Она резко повернулась лицом к Мортону, который в этот момент шагнул ближе. Теперь ствол ужасного оружия прижимался прямо к ее виску, металлом холодя кожу.

Эмму неудержимо затрясло. Она шарила рукой в складках плаща, пытаясь нашупать карман, и не находила его, потому что лежала на нем.

Раздался резкий сухой щелчок – Мортон взвел курок. Эмма подумала, что совсем ничего не знает об огнестрельном оружии. Оказывается, все это время пистолет был на предохранителе. Она могла воспользоваться этим шансом и попытаться застрелить Мортона. Возможно, ей бы это удалось. Но теперь было слишком поздно!

Мортон прищурился, зрачки его, наоборот, расширились.

«Люк, – подумала она, – я люблю тебя. Пожалуйста, знай, что я тебя люблю…»

Череду звуков они услышали одновременно: шуршание, а следом удар – будто со стуком растворилась деревянная дверь конюшни.

Мортон отпрыгнул назад, пытаясь разглядеть, кто вошел.

Эмма сорвалась с места, сунула руку в складки плаща, пытаясь нащупать оружие. И едва ее пальцы задели металл, как в узком пространстве денника возникла большая темная фигура. В темноте серебром блестел пистолет.

– Люк! – крикнула Эмма, и ее голос, полный облегчения и ужаса, сорвался.

Мортон кинулся на него. Эмма услышала, какой-то стук и поняла, что один из пистолетов упал на пол. Мужчины сцепились, в темноте слышалось тяжелое дыхание и глухой звук ударов. Затем они упали на усыпанный соломой пол и покатились по нему, схлестнувшись в смертельной схватке.

– Стоп! – крикнула Эмма, трясущимися руками поднимая вверх пистолет, но выстрелить она не могла – Люк с Мортоном схватились насмерть, и в темноте крохотного денника она не могла различить, где кто.

Мортон рывком встал на колени, и его темные глаза расширились при виде оружия в ее руках. Не успела она и глазом моргнуть, как он снова в нее прицелился, и она опять увидела наставленный в грудь пистолет.

Дальше все происходило словно время замедлилось. Зрение Эммы обострилось, как у ястреба. Она видела все. Видела, как сощурились глаза Мортона. Видела, как его палец напрягся на спусковом крючке.