– Джейн, – сказала она, – позволь представить тебе лорда Лукаса Хокинза. Моего мужа.

Джейн от изумления открыла рот, переводя взгляд с Эммы на Люка и обратно. Улыбаясь, Люк взял Эмму за руку, и их пальцы переплелись. Она сияла, глядя на сестру.

– Закрой рот, а то муха влетит, – поддразнила Эмма сестру. Так говорила когда-то их мать.

Джейн тут же закрыла рот.

– Зима, – заявила она – за этот ответ Эмму когда-то увесисто шлепнули. – Зимой мух нет.

Эмма улыбнулась, и лицо Джейн смягчилось.

– Полагаю, я должна сказать вам «поздравляю», – пробормотала она. – Я удивлена, но… – Она посмотрела на Эмму. – Твои письма… Я догадывалась, что ты питаешь очень сильные чувства…

– Как и я к ней, – негромко сказал Люк, легонько сжав руку Эммы.

– Я так рада! – воскликнула Джейн.

– А папа в спальне? – спросила Эмма. – Мы хотим сообщить ему эту новость.

Джейн улыбнулась и кивнула.

– Он будет счастлив видеть тебя.

Они поднялись наверх, в спальню отца Эммы. Сердце ее сжалось, когда они вошли в комнату. Люк остался у двери, а Эмма подошла к отцу. Он выглядел так же, как и раньше, когда она уезжала, – маленький, хрупкий, волосы окончательно поседели, лицо опухло от водянки.

Отец долго смотрел на нее, не узнавая, затем едва заметно улыбнулся.

– Эмма! – произнес он надтреснутым голосом, когда-то гремевшим на все бристольские доки. – Ты вернулась домой, ко мне!

Она наклонилась и обняла отца.

– Я тебе кое-что привезла.

– А мне это понравится? – пропыхтел он.

– Думаю, да.

Сначала она представила отцу Люка. Тот отнесся к нему немного настороженно, а Люк… О господи! Сердце ее сжалось, когда она увидела, как Люк ведет себя с ее отцом – с таким вежливым почтением, какого она и не предполагала. Но Эмма знала почему – потому что лежавший в постели человек был ее отцом, а Люк говорил, что очень хочет ему понравиться.

Затем она представила отцу доктора, прославившегося превосходными результатами в лечении заболеваний сердца. А потом слуги внесли большой саквояж, куда они с Люком тщательно сложили отцовские деньги.

– Двенадцать тысяч фунтов, папа. Я знаю, что это не все, но нам обещали, что будет больше.

– Я слышал, ты нашла Мортона, – произнес отец, задыхаясь и глядя на нее расширившимися глазами. – Но про деньги я не знал… Боже всемогущий, Эмма! – Он смотрел на нее так, словно видел впервые. – Ты превратилась в великолепную женщину!

Судя по тому, как улыбнулся Люк, он был полностью согласен с ее отцом.


Позже они пообедали – готовила кухарка, которую они привезли из Лондона. Судя по превосходному аппетиту, было понятно, что Джейн давно так вкусно не ела. После обеда все перешли в гостиную, где к ним присоединился врач.

Он рассказал, что их отец страдает не только от водянки, но еще и от хандры. Водянку можно вылечить с помощью точно отмеренных доз наперстянки и других лекарств, и тут доктор не сомневался, что состояние здоровья отца Эммы и Джейн значительно улучшится.

А вот хандра началась после смерти их матери и усугубилась после потери денег, в результате начавшейся болезни и ощущения беспомощности. После долгого разговора с отцом Эммы врач разработал план лечения, состоявший из предписанного им общения с людьми вне дома, ежедневных прогулок и светских мероприятий, чтобы вдохнуть в него убеждение – жизнь продолжается. Кроме того, нужно вернуть всю проданную мебель, это должно его подбодрить.

Выслушав доктора, Люк, Эмма и Джейн дружно согласились принять участие в борьбе с болезнью.

И начали в этот же вечер – помогли отцу спуститься в гостиную, уложили на диван, укрыли одеялами, и он впервые за очень долгое время сыграл со старшей дочерью партию в шахматы.


Эмма с Люком оставались в Бристоле до весны, пока не растаял снег. Солнце светило все ярче и жарче, и нарциссы обращали к нему веселые желтые лица.

Эмма с помощью Люка и Джейн вернула дому его прежний блеск. Отец Эммы вступил на долгий путь выздоровления, хотя все понимали, что он никогда уже не будет тем могучим человеком с громыхающим голосом, которого она помнила с детства.

Бертрам навещал их регулярно. Сначала приезжал на одну ночь, но затем на неделю каждый месяц. А сейчас он собирался ехать в Лондон вместе с отцом Эммы, а также с Джейн, которую ждал второй светский сезон.

Несколько дней назад они получили сообщение, что Сара, герцогиня Трент, разрешилась от бремени здоровеньким мальчиком, которого назвали Лукас Самсон Хокинз в честь старших братьев герцога. Трент и Сара просили Эмму с Люком стать крестными родителями малыша, поэтому прежде всего в Лондоне их ждал обряд крещения.

Затем Люк собирался поговорить с Трентом о том, чтобы отыскать наконец мать. В своем письме Трент намекал на какие-то зацепки, относящиеся к местонахождению Стивена Лоуэлла. Видимо, братьям в ближайшее время наконец-то предстояло долгожданное воссоединение со вдовствующей герцогиней.

Семья Эммы с большим нетерпением ждала поездки в Лондон, в особенности ее новый деверь, Бертрам, который взял на себя обязанность рисовать Джейн в разноцветных нарядах и предлагал, платья каких оттенков ей непременно нужно носить в городе.

– Джейни, – говорил он. – Небесно-голубой, вот что. Голубой – такой красивый цвет!

Но на следующий день передумывал в пользу цвета лаванды. Потом лютика. Потом сирени. Потом примулы. Бертрам обожал разные цвета.

Люк и Эмма любили друг друга все сильнее, их любовь окрепла и расцвела, а отношения с каждым днем делались все ближе. Были и ночные кошмары. Были и ссоры. Но крепкая любовь и верность друг другу оставались неизменны.

И вот сейчас, чудесным весенним днем, они стояли перед домом, держась за руки. Вокруг суетились слуги, готовились к отъезду, грузили багаж в кареты. Эмма подняла лицо к солнцу и вдохнула теплый воздух. Затем посмотрела на Люка. Тот улыбался.

– В Лондон, – пробормотала она.

– В Лондон, – согласился Люк.

– Домой, – сказала Эмма, и в ее голосе проскользнула нотка удивления.

Люк крепче сжал ее руку.

– А Лондон стал для тебя домом?

– Да. Я скучаю по тому времени, когда мы были там с тобой.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

– Я тоже. Все время думаю про мою кровать. Про все то, что мы с тобой на ней проделывали. И про то, что я намерен делать на ней с тобой в будущем.

Эмма затрепетала и спросила так тихо, что он ее едва расслышал:

– А ты будешь снова привязывать меня к кровати?

– Всенепременно. Я буду привязывать тебя шелковой тесьмой, замысловатыми узлами, с руками и ногами, раскинутыми в стороны, к моему вящему удовольствию. И делать с тобой всякие порочные штуки ночь напролет.

– О-о, – выдохнула Эмма, ощутив теплую волну возбуждения.

Его глаза дерзко заблестели.

– Ты хочешь меня, правда?

– Люк…

– Прямо здесь, прямо сейчас. Хочешь, чтобы я взял тебя. Обладал тобой. Заставил кончить.

Глаза Эммы расширились, она украдкой огляделась.

– Но тут везде люди.

Люк небрежно махнул рукой.

– Они не обращают на нас никакого внимания, ангел. Пойдем со мной. Прогуляемся.

Крепко держа Эмму за руку, он повел ее за дом, в сад. Некоторые цветы, посаженные много лет назад ее матерью, все еще робко цвели и выделялись на фоне постриженных кустов и зеленой травы как яркие сполохи красок.

Люк прижал Эмму к задней стене дома, опустился на колени, задрал ей юбки и начал благоговейно ласкать потайное местечко губами так пылко, что она забыла о людях по другую сторону дома. Забыла обо всем, кроме Люка и даруемого им наслаждения.

Прижимая ее к стене, он вошел в нее пальцами и гладил, гладил, пока язык описывал немыслимые круги по самому чувствительному месту.

Ее бедра подавались ему навстречу, она негромко вскрикивала. А затем достигла удовольствия столь сильного, что все ее тело содрогнулось. Наступило такое наслаждение, такой покой.

Когда все завершилось, у нее подогнулись колени, но Люк не дал ей упасть. Подхватив Эмму на руки, он снова прижал ее спиной к стене и скомандовал: