– Я не хочу, чтобы он умер здесь, – произнесла герцогиня, холодно глядя в лицо первой статс-дамы.
Анастази за последние сутки как-то истончилась, иссохла. Она ничего не ела и двигалась как тень. Ее темные зрачки, казалось, вышли за пределы радужки и затопили все пространство под веками. Ее шатало.
«Она такая же жертва, как и я, – неожиданно подумала герцогиня. – Для нее, как и для меня, будет лучше, если все кончится как можно скорее».
Странно, но к Анастази у нее не было ревности. Знала, что придворная дама влюблена в ее фаворита с первого дня, с первого взгляда, еще до роковой встречи в епископской библиотеке, но ни разу не задала себе тревожного вопроса: не станет ли придворная дама ее соперницей? Не попытается ли склонить Геро к измене и побегу? Геро мог бы превратить Анастази в свое послушное орудие, пообещав в награду себя. Любой другой поступил бы именно так. Но не он…
Он умирал.
Анастази ответила больным, воспаленным взглядом.
– Чего вы хотите?
Слова она вытолкнула с трудом. Язык сухой от многочасовой жажды. Она попросту забыла, что испытывает ее.
– Хочу, чтобы этот кошмар побыстрее кончился. Оливье сказал, что надежды нет. Так зачем тянуть? Даже если бы эта надежда была и он бы выжил… Каким он встанет с этого ложа? Живым мертвецом? Калекой?
Анастази продолжала смотреть не моргая. Губы – как засохшая рана.
– Это был бы он, Геро… слепой, в шрамах, но это все равно был бы он. Его душа, его сердце. Разве шрамы имеют значение, если под ними будет биться его сердце?
– Но он не выживет, – повторила Клотильда. – Он обречен.
– Так дайте ему умереть. Всего несколько часов, может быть, дней, и все будет кончено.
– Но я не хочу, чтобы он умер здесь, в моем доме! Не хочу никаких смертей.
В глазах придворной дамы что-то мелькнуло – не то презрение, не то гадливость.
– Всего несколько часов покоя, – сказала она. – Неужели вы отнимете у него и это, право на спокойную смерть? Его уже лишили права на исповедь, права на покаяние, на утешение и прощение, так оставьте ему хотя бы это.
Именно в этом и состояла его месть. Умереть в ее доме, в своем узилище и обратиться в вечный упрек. Если он умрет здесь, весь этот замок станет его гробницей, превратится в символический мавзолей, где его тень будет бродить по ночам. Она, герцогиня Ангулемская, уже не сможет сюда вернуться, ибо сами очертания стен, силуэты башен над лесом обратятся в огненные письмена. Ей тогда придется бежать или снести замок до фундамента, как чумную лачугу. На это он и рассчитывал – отравить, пропитать этот замок смертью, сделать его непригодным для дыхания и жизни.
– Нет, – уже твердо повторила герцогиня. – Здесь он не умрет. Пусть его отвезут в лечебницу, в Париж. В Отель-Дье.
Конец книги первой.