— Бретонец? Почему? Я нормандец, писатель и путешественник. Я считаю, что Бог создал землю для всех людей, а не только для привилегированных классов… Давайте пойдем вместе в деревню, здесь уже больше нечего смотреть, — добавил он, указывая на опустевшую реку и редеющую толпу на берегу. — Я думаю, героиня дня скоро покинет замок, и, если мы встанем у решетки ограды, сможем увидеть, как она будет проходить…
— Вас она так сильно интересует? Обыкновенная преступница.
— Кто знает… Видите ли, я сейчас описываю историю молодой девушки, красивой и несчастной, с разбитой судьбой. Даю слово Сен-Пьера, это создание меня интересует, я хотел бы увидеть ее лицо в момент казни.
Жиль слез с лошади и взял ее под уздцы. Акселя де Ферсена не было на берегу, и теперь ничто не мешало молодому человеку встретиться с Тимом Токером и с ним вернуться в Париж, предварительно превратившись в Джона Вогана. Но и Турнемина заинтересовала эта молодая преступница, достаточно безумная, чтобы пожертвовать собой ради амбиций графа Прованского. Еще больше, чем Сен-Пьер, он готов был видеть в ней жертву…
Плотная толпа стояла у решетки замка Сент-Ассиз: те, кто с любопытством смотрел на корабль королевы, теперь с таким же интересом ждали молодую преступницу, хотевшую этот корабль поджечь…
— Мы ничего не увидим, — сказал Жиль своему спутнику. — Конечно, ее увезут в наглухо закрытой карете с конным конвоем…
— Насчет конвоя я с вами согласен, — ответил Сен-Пьер, — а вот карета будет скорей всего открытой. Герцог очень боится, что его обвинят в сообщничестве, и захочет, чтобы все свидетели покушения видели, кого увозят гвардейцы.
— Может быть, вы и правы…
Внезапно толпа заволновалась и отодвинулась от решетки. Ворота распахнулись, из них медленно выехала большая темно-красная карета, окруженная конным конвоем. Не отдавая себе отчета, почему он это делает. Жиль взобрался на ограду и оказался на одном уровне с окнами кареты. Писатель был прав: окна были открыты, каждый мог видеть молодую женщину, сидящую между вооруженными солдатами. Она была очень бледна, растрепанные волосы свешивались на опухшее лицо, глаза не отрываясь смотрели в пол.
Жиль с ужасом узнал ее: это была Жюдит!
ЗАЩИТА ЦАРЕУБИЙЦЫ
К великому изумлению поклонника красивых и несчастных героинь, молодой человек, с которым его только что свел случай, быстро слез с ограды, не говоря ни слова, бросился к своей лошади, с ходу вскочил в седло и исчез в облаке пыли, поднятом удаляющейся красной каретой.
— Жаль, — вздохнул писатель. — Этот парень мне понравился, хотелось бы поближе с ним познакомиться. Интересно, кто он такой…
Но сейчас даже Турнемин вряд ли смог бы ответить на его вопрос. С бешено бьющимся сердцем, почти сходя с ума, он видел перед собой только одну цель — красную карету, и только одну задачу: догнать, вырвать из рук солдат свою любимую, этого несчастного ребенка, чьей жизнью мосье так хладнокровно пожертвовал и чью безумную ревность к королеве он использовал с чудовищным коварством. Ведь в случае удачи покушения Жюдит тоже должна была погибнуть.
Это помешало бы ей заговорить и выдать своего высокого покровителя.
— Если мне не удастся ее спасти, я убью тебя, подлый принц, убью своими же руками! Я тебя задушу!
Сердце Турнемина переполняли гнев и угрызения совести. В тот момент, когда Жюдит готовилась хладнокровно и жестоко отомстить мнимой сопернице, когда она приносила себя в жертву интересам графа Прованского, когда она, бедный одинокий ребенок, оплакивала его смерть, он был с Анной в охотничьем павильоне…
Как мог, он подгонял свою лошадь, не особенно представляя, что делать дальше, как остановить карету. Понемногу расстояние между ними сокращалось; Жиль подсчитал, что конвой состоит из двенадцати всадников, сколько вооруженных жандармов было в карете, он не знал.
Но количество врагов не могло остановить Турнемина, он решил во что бы то ни стало напасть на карету, перебить охрану и освободить Жюдит от той участи, которую приготовил ей граф. А она, эта участь, не вызывала сомнения: как цареубийца после скорого суда Жюдит должна быть повешена.
Пришпоривая вихрем мчащегося скакуна, Жиль вынул свои пистолеты, проверил, заряжены ли они, но не заметил, как один из всадников обернулся, прицелился в него и выстрелил… С болезненным ржанием лошадь Жиля забилась и стала падать, он еле успел вынуть ноги из стремян и через минуту оказался лежащим на краю кювета под старым платаном, росшим у самой дороги. Ковер мертвых листьев смягчил падение, Жиль вскочил почти сразу… Красная карета с конвоем скрылась за поворотом…
Со слезами бешенства на глазах Жиль повернулся к своей лежащей посреди дороги лошади.
Выстрел был удивительно метким: пуля попала точно между глаз, несчастное животное было убито наповал. Внезапно возвращенный к реальной действительности, как если бы в нем вдруг включился какой-то скрытый секретный механизм, Жиль моментально обрел все свое хладнокровие и начал рассуждать, рассматривая большое коричневое тело, распластавшееся у его ног.
Впервые с той минуты, как перед ним в окне кареты мелькнуло бледное лицо Жюдит, он задумался над тем, что не обратил внимания ни на форму солдат, увозивших Жюдит, ни на их вооружение. Кто они: жандармы, гвардейцы?.. И почему они стреляют без предупреждения в мирного всадника, едущего по королевской дороге? На таком расстоянии так метко попасть в цель из пистолета невозможно. Скорей всего стреляли из ружья или из карабина. Больше всего на свете Жилю хотелось догнать карету, но теперь, без лошади, погоню придется отложить…
Турнемин оглянулся и узнал дорогу: она шла через лес Сент-Ассиз в Нанди. Немного дальше должна быть развилка… Значит, Сен-Порт совсем рядом, а там в харчевне ждет его Тим. Тим! Лучший стрелок Старого и Нового Света, верный друг, храбрый товарищ, с ним даже штурм Бастилии пустяк!
Отыскав в кювете свои пистолеты и шляпу, Жиль пустился бежать, чтобы как можно скорей соединиться с Тимом и продолжить поиски Жюдит. Спустя полчаса, страшно запыхавшийся, он влетел в свою комнату в харчевне и стал будить крепко спящего Тима.
— Эй! Проснись! Вставай! Мы уезжаем! Да проснись ты, черт возьми! — закричал он, тряся друга за плечо.
Тим открыл один глаз и улыбнулся.
— О! Это ты!
— Да, это я! Прошу тебя, вставай скорей, нам надо уезжать!
Молодой американец после вчерашнего знакомства с винными запасами харчевни ничего не понял из сумбурных объяснений Жиля, но сообразил все-таки, что друг нуждается в его помощи. И пока Жиль укладывал сумки и платил по счету владельцу харчевни, Тим окунул голову в ведро с холодной водой и объяснил, что готов в дорогу.
У них осталась одна лошадь на двоих, они нагрузили ее багажом, взяли под уздцы и пошли к Сене в надежде нанять паром, перебраться на другой берег и в Сен-Фаржо приобрести для Жиля новую верховую лошадь.
— Куда мы едем? — спросил Тим после того, как Жиль с огромным удовольствием вновь оказался в седле. Наш герой уже вкратце рассказал Тиму ту часть своих приключений, которая не составляла государственной тайны. Молодой американец не проявлял излишнего любопытства.
— Я не знаю, какую дорогу они выбрали, — ответил Жиль. — Возможно, на Жювизи или на Вильнев-Сен-Жорж. Доберемся до Корбей, а там увидим…
Но в Корбей никто ничего не знал о красной карете с заключенной. Тогда они еще раз пересекли Сену, теперь уже по старому мосту, и углубились в дебри сенарского леса, идя по следу, словно два гончих пса.
Они снова нашли след у креста Вильруа, где один лесник рассказал им, что примерно час назад он видел красную карету с конвоем. Одна лошадь расковалась, и карета вынуждена была остановиться. Лесник в шутку спросил, что за сокровище везут под такой сильной охраной?
— Да уж, сокровище, — ответил ему один из солдат. — И какое красивое сокровище! Молодая преступница! Убийца! Везем ее в Венсен…
— Что такое Венсен? — спросил Тим, после того как лесник, поклонившись, вернулся в свою сторожку.
— Старый королевский замок, тюрьма у ворот Парижа… Сестра-двойняшка Бастилии, а может, даже и похуже…
Ответил он машинально, его мысли были заняты другим, он думал, что час пути для их усталых лошадей — это слишком много, они смогут догнать карету лишь у стен Венсенского замка, и вряд ли их атака окажется успешной…
— Послушай, — сказал Тим, — я ничего не знаю об этой стране и не имею понятия, как тут относятся к королю и королеве, но, если я правильно понял, выходит, что ты спас Марию-Антуанетту и ее детей?