Дина Лампитт - Солдат удачи

Потом он отвернулся и опять заснул, а она начала плакать, сама не понимая, почему.

— Ну-ну, леди Уолдгрейв, не надо так расстраиваться. Через минуту все кончится. Ну, еще одно маленькое усилие. Вот уже и головка показалась.

Она уже почти родила своего шестого ребенка, старательно тужилась. Наконец, повитуха сказала:

— На этот раз девочка. Очаровательная малышка. Пусть Господь благословит ее душу. Смотрите-ка, она будет рыжеволосой!

К Энн уже вернулось самообладание, и она произнесла:

— Значит, ее будут звать Горация Элизабет. Милое имя, вы не находите? Будьте так любезны, отправьте служанку, чтобы она известила моего мужа, и прикажите принести мне чаю.

Ей протянули малышку, завернутую в белое покрывальце, и она оценивающе взглянула на нее. У девочки было красивое личико, ее губы в дальнейшем приобретут гордый решительный изгиб. Она смотрела на мир широко раскрытыми удивленными глазами.

— Ну, что же, мисс, — произнесла Энн. — Посмотрим, на что вы окажетесь способной.

В дверях появился граф, от которого пахло виски.

— Джеймс, дорогой мой, подойди и взгляни на свою новую дочку. О Горации Элизабет еще услышит весь мир.

Граф Уолдгрейв улыбнулся и склонился над малюткой. Он уже давно взял себе за правило не спорить с женой в тех случаях, когда предмет спора не казался ему важным.

Джекдо[2] никогда толком не понимал, что означают эти пылающие кометы, которые проносятся у него в голове. Но, начиная с третьего дня рождения — а с тех пор миновало уже три года, — эти пляшущие звезды появлялись уже четыре раза. И сразу же после того, как они гасли, перед его взором вставали яркие картины, которых в действительности быть не могло.

В первый раз он увидел свою кошку, раздавленную колесами экипажа, — и через четыре дня она была мертва. Потом возник образ новорожденной девочки, завернутой в кружевное белое покрывальце; ее младенческое личико было обрамлено густыми рыжими волосами.

Третье видение просто испугало его: он увидел свою тетю, сестру-близнеца своей матери, умершую в возрасте семнадцати лет, которая некоторое время постояла в дверях его комнаты прежде чем растаять. Она улыбалась и протягивала к нему руку.

— Мама, зачем она приходила? Я думал, она умерла.

— Это происходило в потустороннем мире, Джекдо. Просто ты обладаешь особым даром, который позволил тебе увидеть ее.

— А что это за дар?

— Это наше фамильное свойство, мой дорогой. Время от времени у кого-то из нас оно проявляется, хотя у меня его нет. Мы происходим от одной цыганки, которая жила больше трехсот лет назад. От великого герцога Норфолкского у нее родился ребенок, который вырос и стал астрологом и мистиком. Его звали Захарий. Вот откуда у тебя этот дар.

Джекдо кивнул, ощутив радость от того, что в жилах его предков по материнской линии течет эта древняя дикая кровь. Его отец, Джон Уордлоу, не был ему близок. А Хелен Гейдж оставалась, как и много лет назад, притягательной и волнующей, с ее цыганскими волосами цвета воронова крыла, необыкновенно синими глазами и сердцем, в котором еще не угас огонь юности. Ее отцом был Джекоб Гейдж, один из чудесных детей дома Фитцховардов. У отца был брат-близнец, ее дядя Джеймс; оба они, так же как и тетя Пернел, являлись детьми якобита[3] Гарнета Гейджа. Их дедушкой, прадедом Хелен, был знаменитый повеса Джозеф Гейдж. Впрочем, Хелен и ее умершая сестра Мелани еще совсем маленькими девочками слышали, что все было не совсем так. В семье разразился ужасный скандал в связи с тем, что отцом Гарнета был, вероятно, не Джозеф, а какой-то другой, совершенно неизвестный человек. Но Хелен гнала от себя прочь эту неприятную мысль. Ей казалось, что если в действительности она происходит не от легендарного Джозефа, то лучше было бы ей и вовсе не родиться на свет.

Но обо всем этом в семье никогда не говорили, и Хелен даже не была уверена, слышал ли вообще об этом Гарнет. Она надеялась, что не слышал, потому что ему было бы трудно смириться с этим.

С ее отцом Джекобом дела обстояли иначе: даже если он и знал обо всем, он никогда никому не рассказывал об этом и сделал блестящую карьеру. Сначала он был полковником в испанской армии, а потом стал пэром Англии — король Георг III наградил его, несмотря на небезызвестные якобитские взгляды всего семейства Гейджев, за то, что Джекоб выполнил некое деликатное поручение, которое помогло заключить торговый договор между Британией и Испанией.

Джекдо знал, что все эти старики до сих пор живы. Конечно, не Джозеф и не Гарнет, но зато были живы бабушка Пернел и дедушка Джеймс. И дедушка Джекоб все еще жил в Дорсете, наслаждаясь на старости лет жизнью английского аристократа. Его жена леди Гейдж родилась в Кастилии, ее отцом был испанский гранд. Именно от него Хелен и Джекдо унаследовали смуглую кожу и выразительные черты лица. Семейство было блестящим, и неудивительно, что очаровательные Хелен и Мелани Гейдж считались в английском обществе самыми выгодными партиями.

Поэтому никого не удивило, когда Джон Уордлоу, чопорный молодой человек, уставший от своей надоедливой матери, безумно влюбился в обеих сестер. Он с радостью женился бы на любой из них. Он был бы благодарен за брошенный на него нежный, пусть мимолетный взгляд. И когда Мелани умерла от лихорадки, Хелен, ища утешения, наконец обратила внимание на корректного молодого военного. Его самое заветное желание исполнилось.

Джекдо, их второй ребенок, всегда думал, что его рождение было горьким ударом судьбы для отца. Мальчик был маленького роста, одна нога была короче другой на три дюйма, поэтому полностью исключалась военная карьера, что было в традициях обеих семей. Тем не менее, его окрестили Джоном в честь отца. Но из-за смуглой кожи и острого зрения он вскоре получил прозвище Джекдо. Он был настоящим Вороненком, предоставив своему старшему брату Роберту расти большим и красивым — таким, как хотелось их отцу.

Хелен заметила в нем большие способности очень рано. Еще когда он был грудным младенцем, она поняла, что от своих предков по материнской линии ребенок унаследовал не только внешность, но и магический дар ясновидения. Когда он подрос, она заказала для него специальную обувь, в которой он мог ходить, как все нормальные люди. А вскоре, когда у мальчика обнаружился блестящий ум, Хелен научила его читать, писать и говорить по-испански.

И вот в эту ветреную ноябрьскую ночь в голове у Джекдо вновь возникли кометы. До него донесся какой-то странный гул, похожий на дыхание ворочающегося дракона. Он взглянул на игрушечный колокольчик своей сестры, и вдруг отчетливо возникло видение. Сначала это был младенец, потом он превратился в маленькую девочку с ярко-рыжими волосами, затем и эта картина угасла, чтобы уступить место образу взрослой женщины с пылающими рыжими кудрями, разметавшимися по плечам. Он уже почти расслышал ее имя, но тут видение начало таять.

Его нервы были напряжены до предела.

— Кто ты? — произнес он. И услышал в ответ:

— Горри.

Это было самым страшным из всего, что Горри когда-либо видела в жизни. Только что ее брат смеялся вместе с ней, подбрасывая ее в воздух над своей головой. И вдруг он уронил ее, а сам упал возле ее ног; изо рта хлынула пузырящаяся пена, высунулся язык, он задыхался и хрипел, тело сотрясалось в жестоких конвульсиях и подпрыгивало, как будто его стегали кнутом.

Девочка так испугалась, что даже не могла кричать, а просто стояла неподвижно и смотрела на ставшее таким чужим существо, бьющееся в судорогах на земле перед ней; ее брат Джордж пришел ей на помощь. Он рванулся вперед с того места, откуда бросал мяч их сестре Аннетте Лауре, дернул язык изо рта Джей-Джея и крепко прижал его. Другой рукой он оторвал, как тряпку, воротник Джей-Джея и освободил ему горло. Потом крикнул Аннетте:

— Уведи детей в дом! Быстро! И приведи маму. У Джей-Джея припадок.

Горри никогда не слышала этого слова раньше, и вечером, когда уже прошло много времени с тех пор, как Джей-Джея унесли в дом лакей и доктор, она спросила у няни, что оно означает.

— Я не могу сказать вам этого, леди Горация. Вы должны спросить об этом у ее сиятельства. Хотя маленькие девочки не должны спрашивать обо всем, что видят, вы же знаете.