Аврил Тремейн - Солнечная девушка

– Да. И ты, судя по всему, согласился на это. Идиот. Что потом?

– Потом она захотела уменьшить их число.

– Уменьшить. Почему? Ты облажался в постели? Странно, я слышал о тебе совсем другое.

– Она не хотела привязываться ко мне. Не только ко мне, ни к кому.

– Это самая большая глупость.

– Долгая история, не стану вдаваться в подробности, просто скажу: ее не привлекают любовные отношения. Она хотела, чтобы мы стали друзьями. Я возражал, настаивал на своем, пока не получил все четыре свидания. Но это не помогло.

Калеб поперхнулся.

– Ей не удалось загнать тебя в дружеское русло!

– Она пыталась, я отказался. В результате остался ни с чем.

Калеб изумленно уставился на него:

– Ну, ты болван!

– Спасибо, – сухо отозвался Лео и, вскочив, снова принялся ходить.

– И что ты собираешься делать?

– Пережить вашу свадьбу. Попытаться принять, что все кончено.

– Это говорит не тот Лео Куотермейн, которого я знаю.

– Солнышко с самого начала все честно объяснила, и я это принял. История с сестрой страшно подействовала на нее. Я должен был это понять и оставить ее в покое, но я… – Он замолчал. Снова заговорил. – Вместо этого давил и давил на нее. – Опять молчание. – А какое право я имел давить на нее, пытаясь заставить чувствовать то, к чему она не готова?

– Мы никогда не готовы к любви. Никто из нас.

– Она не влюблена в меня. Не может себе этого позволить.

– Так измени это.

Лео остановился прямо перед Калебом:

– Она не согласится. Говорит, любовь заставит ее страдать. Жить ради него, умереть за него. По-другому она любить не умеет. – Он пристально посмотрел на брата. – Не думаю, что я…

– Что ты?

– Стою этого. Стою ее. Все, что я смог сказать ей, когда мы виделись последний раз: я не буду ее другом. Я хочу ее и буду спать с ней снова и снова, и она меня не остановит. Это то, что хотела бы услышать такая, как Натали, но не Солнышко. Я достоин только таких, как Натали Кларк, но не таких, как Солнышко Смарт. – Он обреченно пожал плечами. – Я не успел и глазом моргнуть, как она вылетела из двери. Потом я спустился на пляж, увидел урну, и тут до меня дошло. Я понял, что она пережила накануне ночью. Тогда моим единственным желанием было помочь ей обрести покой. Но утром в день годовщины я стал давить на нее, потому что хотел большего. Не удивительно, что она от меня сбежала. – Три шага в сторону. Три шага назад. – Когда я увидел урну, понял, что она никогда не будет принадлежать тому, кто локтями и когтями пробивал себе дорогу из ада, кто научился брать, хватать и красть. Ладно, у нее я больше ничего не украду. Кто я такой, чтобы красть у нее то, что она не хочет отдавать добровольно? С чего я взял, что какой-то особенный? – Молчание. – Кто я такой, чтобы хотеть этого?

Калеб медленно встал.

– Кто ты такой, Лео? Просто самый храбрый, самый лучший, самый замечательный. – Он замолчал и крепко обнял брата.

Так они стояли довольно долго. Потом Калеб отодвинулся, в его глазах блеснули слезы.

– Не стану делать вид, что понял, почему так важна урна. Но я знаю: ты заслуживаешь всего. И в качестве аргумента хочу, чтобы ты вспомнил о своем благородном, отважном, рыцарском нежном сердце, которого не удалось изменить даже нашим жалким родителям, что бы ты об этом ни думал. – Он схватил Лео за грудки и яростно уставился ему в глаза. – Знаешь, почему ты ее достоин? Потому что ни один мужчина на планете не будет заботиться о ней лучше тебя. Потому что ты будешь жить ради нее и умрешь ради нее. Разве ты сможешь себе простить, если какой-нибудь заурядный парень пробьет ее защиту? И это будет совсем не тот, кто станет жить ради нее и умирать за нее? Кто вовсе не собирается прыгать в пропасть, о которой ты твердишь? Подумай об этом, Лео. Подумай об этом.

Лео уставился на брата. Улыбнулся.

День свадьбы был великолепен, теплый и солнечный. «Романтический день. Прекрасный день.

Совсем не для того, чтобы замертво упасть в объятия потрясающего мужчины, в которого ты влюблена по самые уши. Даже если нервы начинают звенеть в тот момент, когда видишь, как он выходит на террасу в туфлях, которые ты сделала для него, и выглядит так, словно весь мир принадлежит ему, и он точно знает, что с ним делать.

Даже если тебе хочется пробежаться пальцами по его только что отросшим волосам, погладить лацканы стильного сексуального пиджака, наклониться ближе, чтобы его свежий, чистый запах, пройдя через ноздри, заполнил весь мозг».

Солнышко подумала, что, преодолев первое впечатление, сможет хоть немного облегчить свою ношу, но эффект оказался прямо противоположным. Все чувства обострились и, казалось, отчаянно жаждали чего-то такого, что могли обрести только рядом с ним.

Стараясь не обращать внимания на колотящееся сердце и покрывшиеся холодным потом ладони, она с невозмутимым видом обошла террасу, здороваясь, улыбаясь и перебрасываясь парой фраз с гостями. Ее родители, как всегда, выглядели беспричинно счастливыми. Они привезли Лео коробку плодов хлебного дерева и сладости из грецкого ореха. И сделанный вручную ежедневник на следующий год. И хайку в рамке, в котором благодарили его за то, что этим утром он пригласил их на берег, где нашла свой последний приют их Лунность.

Они сказали, что им все очень понравилось и он замечательный. На какой-то безумный миг у Солнышка мелькнула мысль, что они собираются его усыновить!

Она не знала, стоит ли извиниться перед ним за хайку в рамке, по крайней мере могла воспользоваться этим предлогом, чтобы подойти к нему, когда вдруг увидела, что он подошел к ее родителям. Они перешептывались друг с другом и походили на тройку заговорщиков, потом Лео бросился в объятия к ее матери и чуть ли не с дрожью прижался к ней. Следом за ней его обнял отец Солнышка. И все трое засмеялись, будто так и надо. Лео поцеловал ее мать в щеку, двумя руками пожал руку отцу и отошел.

О господи. Как, черт возьми, ее угораздило влюбиться в человека, который так общается с ее родителями?

Ему действительно могло понравиться хайку!

Единственное, что еще оставалось сделать Лео на свадьбе, – заставить Солнышко влюбиться в него до того, как разрежут свадебный торт.

Калеб не сомневался, что он в состоянии с этим справиться. Джонатан грозился прибегнуть к силе, если он хотя бы не попытается. И даже ее родители сделали пару намеков.

Однако Лео знал: Солнышко – крепкий орешек.

Глядя, как она фланирует по террасе в своем посверкивающем, мерцающем серебристом платье, почти не касаясь земли потрясающими туфельками, он чувствовал, как болит и ноет сердце.

Солнышко накрасила ногти серебряным лаком, надела блестящие серьги и подходящее к ним кольцо, помимо неизменного талисмана в виде луны и солнца. Ее прическа была безупречна, даже челка вела себя примерно. Солнышко слегка подвела глаза, но, поскольку и он и она полностью выполнили все взаимные договоренности, это было уже не запрещено. На губах сияла темно-розовая помада.

Классная, классная, классная.

Лео уже пять раз пытался подойти к ней. И пять раз ему не хватило смелости.

В результате к тому моменту, когда гости расселись по местам, они не сказали друг другу ни слова. Ни единого слова.

Но все равно он чувствовал, что связан с ней, как фортепианная струна с колком, и казалось: стоит правильно подобрать натяжение, как польется музыка. Господи, до чего поэтично!

Лео не упустил ни одной полной ложки, которую она положила себе в рот. Слышал каждый всплеск ее смеха. Уловил каждый взгляд ее волшебных глаз, брошенный по сторонам.

Потом Джон и Калеб подошли к маленькой сцене и, поднявшись, взялись за руки. Лео запаниковал.

Время почти вышло.

Джонатан, откашлявшись, поднял бокал. Солнышко затаила дыхание. Все взгляды устремились на новобрачных.

– Наступил тот самый момент нашего вечера, – начал Джонатан. – Каждый из вас близко связан с одним из нас двоих, а некоторые с обоими. Вы шли с нами по жизни. Вы знаете нашу историю. Мы так счастливы, что дома, здесь, с вами. Так счастливы, что не собираемся изводить вас скучными речами! Все, что мы хотим, – чтобы вы услышали клятвы, которые каждый из нас дал на прошлой неделе в Нью-Йорке. Это короткие клятвы, но их слова для нас очень важны. Итак, начнем. Калеб, ты для меня единственный. Когда я смотрю в твои глаза, я вижу то, чего так страстно желал, и это правда. Когда ты улыбаешься, я понимаю, что могу рассказать тебе все, и ты ответишь мне тем же. Каждое твое прикосновение отзывается в моей душе, в моем сердце. Твой смех, твой плач, твоя злость – я все готов разделись с тобой. Ты – моя жизнь, и так будет всегда. Я клянусь тебе в этом, Калеб.