Вдруг еще судьба к самой Миле обернется лицом, а не другим местом, каким всегда до сих пор норовила поворачиваться? Как знать, как знать! Как там в фильме «Три мушкетера», девчоночка эта, Кэтти, кажется, ее зовут, говорит д'Артаньяну: «В любви каждый старается за себя».

Вот именно, так оно и есть. Решила Мила, что не станет стараться для подруги, тем более та – ее невольная соперница. Распрощалась, ушла.

А хандра так и не отпускает. Смотрит Мила каждый день на Артемово лицо, замкнутое, мрачное, и прямо колотит ее от этого зрелища. И еще тревога какая-то прицепилась, предчувствие чего-то шибко нехорошего. Из-за всего этого с Ларкой отношения натянутыми стали, не далее как полчаса назад Мила ни с того ни с сего наехала на нее. Несправедливо наехала, грубо. Хорошо, Ларка отходчива и незлобива, но и то глянула укоризненно, мол, чего ты, совсем озверела, скоро на людей кидаться начнешь. А Миле от таких взглядов подруги еще хреновей…

За окном замелькали знакомые очертания Милиного микрорайона. Она поднялась со скамейки и медленно двинулась к выходу.

Кто бы подсказал ей, как быть в такой ситуации! Ведь есть же всякие там психологи, консультанты, которые учат запутавшихся бедолаг уму-разуму, разрешают их проблемы. Вот только почему-то Мила слабо верит, что кто-то посторонний сможет разобраться в том хитросплетении страстей, которое одолело лепеховскую труппу.

Она спустилась с подножки троллейбуса, с минуту постояла в раздумье, не зайти ли ей в близлежащий магазин. Потом махнула рукой, решив, что за продуктами можно и Сережку послать, и поплелась в сторону дома.

25

Будильник заунывно и неотвязно запел одну из своих электронных мелодий. Лариса отвернулась к стенке и натянула одеяло на голову, но это не помогло. Тонкий, но удивительно настырный звук легко преодолел поставленную ему на пути преграду, безжалостно разгоняя сладкий утренний сон.

Лариса открыла глаза, на ощупь протянула руку, нажала кнопку. Будильник тут же умолк, не допев до конца несколько тактов.

Лариса вздохнула с облегчением, собираясь вновь закрыть глаза и погрузиться в дрему, но тут ее что-то словно подбросило. Она резко выпрямилась и села на кровати.

Утро! Уже утро. Через шесть часов премьера! И главное, вчера вечером никто не позвонил, хотя она не выключала телефон.

Лариса вскочила с постели и тут же застонала от боли во всем теле: нещадно ныли мышцы рук и ног. Немудрено – весь вечер накануне она провела в полусогнутом состоянии, на корточках, вычерпывая совком воду из обеих комнат, прихожей и кухни. Слава богу, что она это делала не одна, ей помогали Галина Степановна и другая соседка по площадке, Маша, тихая, одинокая женщина средних лет.

Когда Лариса, вернувшись вчера из театра, в сопровождении толпы жильцов подъезда открыла свою дверь, ее квартира напоминала декорации к картине «Титаник». Вода стояла выше щиколоток, по коридору плавали тапочки, а в кухне, надрываясь, ревел виновник потопа, сорванный кран, извергая из себя все новые и новые потоки. Самое ужасное, что вода была горячей, и ступить в квартиру без резиновых сапог не представлялось возможным. Выручил жилец со второго этажа, заядлый рыбак, дядя Володя. Он в огромных рыбацких бахилах прошлепал на кухню и перекрыл гаечным ключом аварийный кран.

Пока вода в комнатах остывала, а от стен отслаивались обои, не выдержавшие действия пара, Лариса объяснялась с Калмыковыми, больше всех пострадавшими от стихийно возникшего наводнения. Опасения ее подтвердились – соседи оценили причиненный им ущерб как раз в сумму Ларисиного гонорара за исполнение Джильды. Обещать им она ничего не обещала, сказала, что посоветуется с юристом и ремонтниками, и хлопнула дверью прямо перед красной, разъяренной физиономией главы калмыковского семейства.

Спать Лариса легла около двух часов ночи, лишь к этому времени окончательно завершив уже в одиночку начатую вместе с соседками работу по осушению квартиры.

Ни о Глебе, ни о чем другом сил подумать уже не оставалось. Как только она улеглась, ее свалил тяжелый сон без сновидений. Хорошо еще, что она не забыла поставить будильник, иначе спала бы себе и спала до самого полудня.

Лариса, превозмогая боль в мышцах, потянулась и выполнила пару гимнастических упражнений. Постепенно, мало-помалу к телу возвращалась гибкость. Лариса, осторожно ступая по вздыбившемуся в некоторых местах паркету, отправилась в ванную принимать душ и полностью восстанавливать организм после внезапно свалившейся на него нагрузки. . Несмотря на мерзкое самочувствие и физическую усталость, настроение у нее было приподнятым. Все оказалось так, как и предполагал Артем. Ужасные звонки были, очевидно, чьей-то дурацкой шуткой и, скорее всего, больше не будут ее тревожить. С Глебом она сегодня же поговорит, объяснит ему, что не собирается ничего предпринимать против него. Бугрименко, кажется, тоже успокоился. Кончились три сумасшедших дня ужаса, одиночества и тоски, а дальше все будет хорошо. Впереди – премьера, успех, зрительские аплодисменты и новые сольные партии.

Впервые за последние дни Лариса ехала в театр с легким сердцем. Ей хотелось петь, хотелось выйти на сцену, она больше не боялась Глеба, она знала, что должна делать.

Уже на подъезде к театру, у метро, Лариса увидела голосующую Милу и затормозила рядом с ней.

– О! Это ты? – обрадовалась та. – А я-то думаю, надо же, машина точь-в-точь как у Лариски. Рано едешь.

– Так же, как и ты.

– Небось все уже давно на месте, – засмеялась Мила, усаживаясь в «ауди». – Страшно, аж жуть берет. Я всю ночь не спала, а ты?

– А я – как убитая, – Лариса улыбнулась. – Но на то были веские основания.

– Какие это? – навострила уши Мила.

– Квартиру затопило. Я полночи воду вычерпывала.

– Да ты что?! И как ты жива после этого? Я бы встать не могла на следующий день.

– Я и не могла, – усмехнулась Лариса. – Пришлось принимать срочные меры.

– В таких случаях массаж очень хорошо помогает, – Мила многозначительно посмотрела на Ларису.

– Возможно, – весело проговорила Лариса, въезжая во дворик театра. – Но, к сожалению, мне некого было попросить об этой услуге.

– Да что ты? – удивилась Мила. – А мне казалось…

– Если ты имеешь в виду Глеба, то он отвалил сразу, как узнал про сорванный кран, – Лариса виртуозно вписалась в узкий поворот, установила машину точнехонько между «уазиком» и «жигулями», стоящими во дворе, и, повернув ключ, развела руками. – Вот так.

– Мерзавец, – Мила сочувственно покачала головой, – а ты еще возишь его, словно на такси. Почему бы тебе не послать его подальше?

– Боюсь, заблудится, – Лариса невозмутимо пожала плечами и распахнула дверцу.

Мила звонко расхохоталась. Вчерашней напряженности, возникшей было между подругами, как не бывало. Они зашли в здание и нос к носу столкнулись с Артемом и Саприненко, изучающими большую, красочную афишу, висевшую в холле.

– Я же говорила, мы будем не первые, – обрадовалась Мила. – Остальные небось уже по гримеркам сидят.

Артем обернулся, поглядел на Ларису. Она благодарно улыбнулась ему.

– Как ты? – Он отошел от стены, на которой висела афиша, приблизился к Ларисе.

– У нее в квартире прорвало кран, – тут же встряла Мила. – Представляешь, какой ужас? И это – накануне премьеры.

– Ты сделала то, что собиралась? – словно не слыша Милиных слов, спросил Артем.

– Нет еще, – удивленно взглянула на него Лариса. Зачем он сейчас об этом, прямо здесь, при Миле, при Косте?

– Понятно, – Артем посмотрел куда-то в сторону. Ларисе показалось, что он хочет что-то добавить, но Артем больше ничего не сказал и, повернувшись, зашагал наверх.

– О чем это он? – недоуменно поинтересовалась Мила. – Что ты собиралась сделать такого?

– Да так, ничего особенного, – уклончиво ответила Лариса и тут же заметила, как лицо подруги стало угрюмым и постным. – Правда, ничего, – прибавила она поспешно, опасаясь, что снова между нею и Милой пробежит кошка. – Просто проверить в сервисе, что с коробкой передач. Плохо схватывает вторая передача. Я у Темки спросила, чтобы это могло значить, а он посоветовал не тянуть и обратиться к мастеру.

По тому, как Мила нахмурилась и замолчала, Лариса заключила, что та ей не поверила. Но не может же она сказать Миле все как есть, тем более сейчас и в двух словах! Значит, придется мириться с Милиными обидами, ничего не попишешь.