Не в силах справиться с охватившей его волной противоречивых чувств, Гаррик молча отвернулся. Общество по-прежнему винило именно его в исчезновении и смерти Лайонела. А в том, что Лайонела уже не было в живых, никто не сомневался. Гаррик же считал себя виноватым в том, что позволил брату в тот день отправиться домой в одиночестве. Он до сих пор был уверен, что трагедии не произошло бы, уйди они тогда из крепости вместе.
Уловив недовольство хозяина, Трив жалобно заскулил.
– Сегодня в город возвращается твоя невеста. Ты должен нанести ей визит, – произнес граф, прерывая горестные воспоминания Гаррика.
Сын недовольно скривился.
– Гаррик, я хочу, чтобы ты правильно меня понял. Я прошу у тебя самую малость – осчастливь ее сыном, а потом живи как хочешь.
Будущий граф вскинул голову:
– Вы хотите сказать, что как только она забеременеет, я буду свободен?
– Я хочу сказать, что тебе надо поскорее жениться на Сьюзен, зачать с ней ребенка, а потом, если тебе так хочется, возвращайся на свой Барбадос. Оставишь беременную жену на наше с матерью попечение. Если родится мальчик, можешь считать, что твоя миссия выполнена, и быть совершенно свободным, – решительно сказал граф.
Такой неожиданный поворот дела заставил Гаррика вновь почувствовать себя отверженным собственной семьей. Фактически графа не волновала судьба сына, он хотел лишь иметь законного внука, которого мог бы воспитывать по своему образу и подобию. Граф, как и прежде, презирал младшего сына.
– Ваше предложение вызывает у меня отвращение, – хрипло произнес Гаррик, с трудом обретая дар речи.
– Увы, такова реальность! – воскликнул граф, всплеснув руками.
– Если я женюсь на ней, то увезу с собой на Барбадос! – гневно возразил сын.
Граф ничего не сказал, но глаза его триумфально блеснули, словно он давно ждал этого момента.
– Я не стану играть по вашим правилам, – устало произнес Гаррик.
– Подари мне внука, – с расстановкой проговорил граф, приблизив лицо к сыну. – Ты должен, – повторил он, выделяя слово «должен».
Гаррик сильно побледнел при этих словах, скрытый смысл которых был понятен им обоим.
– Ты должен сделать это, – повысил голос граф. – Если бы Лайонел остался жив, я бы имел от него уже нескольких внуков! Из-за тебя я лишен этого счастья!
Глава 3
Эшбернэм
Когда Арлен жил в Эшбернэме, Оливия обычно завтракала в своих комнатах.
В отличие от большинства аристократов она была ранней пташкой и вставала с постели с восходом солнца. Впрочем, и спать она ложилась тоже довольно рано, благо ей нечасто выпадало быть хозяйкой затянувшейся за полночь вечеринки.
Однако на следующее утро после предотвращения самоубийства Сьюзен Лейтон Оливия проснулась позже обычного. Солнце за окном уже стояло довольно высоко. Некоторое время она не шевелясь лежала в постели, чувствуя во всем теле невероятную усталость. Затем перед мысленным взором женщины пронеслись события бурной ночи, и ее душа наполнилась тревогой.
Потихоньку сев в постели, она отбросила в сторону одеяла и вспомнила, какими глазами смотрел на нее вчера муж, Арлен… Вспомнила искаженное страхом лицо маленькой Анны… Вспомнила, как, выбиваясь из последних сил, тащила безвольно обмякшее тело Сьюзен Лейтон… Боже, что за ночь!
Оливия встала и, подойдя к умывальнику, не без колебания взглянула в зеркало. Под глазами виднелись большие темные круги. Оливия внимательно всматривалась в отражение, не находя в себе ничего особенного, если не считать больших светло-серых глаз и длинных пепельных волос. Прошлой ночью в ее голове поселился образ незнакомого мужчины. И какое ей дело до этого Гаррика де Вера?! Или тот факт, что он целиком и полностью завладел ее воображением, был связан с ее собственной бесконечной добротой и постоянной готовностью приходить на помощь людям, оказавшимся в беде? Оливия ничуть не сомневалась в том, что с сыном графа Стэнхоупа жизнь обошлась весьма жестоко. Он был презираем всем высшим светом, а не только своей нареченной, мисс Лейтон. Кому, как не Оливии, было знать, что жизнь редко бывает справедливой…
Раздался негромкий стук в дверь, и в спальню заглянула улыбающаяся Анна.
– Мама, уже почти полдень! Мисс Чайлдс вернулась! Она сказала, что мне не следует тебя тревожить, но… ты не заболела?
В голосе девочки звучала искренняя тревога.
Улыбнувшись, Оливия подошла к дочери и обняла ее.
– Ничего страшного, детка, просто я проспала сегодня, – ласково сказала она.
Анна вздохнула с явным облегчением.
– Сегодня после полудня Лейтоны уезжают в Лондон. Сьюзен уже внизу, в столовой. Мама, она так испугана… мне очень жаль ее.
На лице девочки появилось сострадание, теперь она казалась гораздо взрослее своих восьми лет.
– Милая моя, – осторожно начала Оливия, чувствуя, как и дочь, и она сама неотвратимо втягиваются в водоворот событий жизни Сьюзен Лейтон, – иногда не следует вмешиваться в предначертанное судьбой. Кто знает, быть может, в конце концов у мисс Лейтон и Гаррика де Вера все сложится благополучно…
Она не верила собственным словам. Брак столь несхожих людей обернется для всех катастрофой.
Катастрофа.
Оливия вздрогнула от острого ощущения неминуемой беды, которая уже маячила перед ее мысленным взором. Она испытала властный порыв вмешаться в события и разорвать помолвку, грозившую обратиться настоящей трагедией.
– Мамочка, если они все-таки поженятся, это будет так ужасно, – тихо произнесла Анна, нарушая ход мыслей Оливии.
Она вздрогнула от неожиданности и пристально взглянула на дочь. Ее мысли удивительным образом совпали со словами слепого ребенка. А Оливия так не хотела, чтобы ее дар передался дочери…
– Мамочка, что с тобой? – встревожилась Анна, почувствовав перемену настроения матери.
Но Оливия уже не слышала ее. Она погрузилась в воспоминания детства. Она снова представила себя худенькой светловолосой девочкой лет семи-восьми. Вместе с гувернанткой, суровой старой девой, которая свою воспитанницу не любила, они чинно расхаживали по саду, между яблонями, усыпанными спелыми плодами. Потом гувернантка уселась на расстеленный под деревьями плед и принялась читать книгу. На синем небе не было ни единого облачка, ласковое солнышко грело Оливии спину. Ее кашемировая шаль незаметно сползла на землю.
Внезапно сознание Оливии наполнили крики. Ужасные, бесконечные, полные предсмертной муки. Оливия непроизвольно зажала уши руками.
Кровь! Много крови… скомканные белоснежные простыни, залитые алой кровью…
Оливия испуганно закричала и закружилась на месте, пытаясь определить источник душераздирающих криков и крови. Тем временем мисс Фаррел, гувернантка, продолжала невозмутимо читать книгу. Оливия ничего не понимала. Неужели мисс Фаррел не слышала ужасных криков? Неужели не видела потоков темной крови?
– Мисс Фаррел, – едва слышно прошептала Оливия и тут же осеклась. Ей стало ясно, что гувернантка действительно ничего не слышала и не видела. Но как же так?!
Испуганная и смущенная, она все еще оглядывалась по сторонам и вдруг поняла, что только что видела, как умирает ее старшая сестра Марианна.
Марианна, которая вышла замуж почти год назад и теперь была на последнем месяце беременности…
Оливия помчалась в дом.
Вздрогнув от неожиданности, мисс Фаррел уронила свою книгу и возмущенно крикнула ей вслед:
– Леди Оливия! Куда это вы?!
Ее сестра умирает! Ее старшая сестра, самая красивая и добрая девушка на свете, единственный настоящий друг, любимица всей семьи, предмет обожания молодого мужа! Недавно ей исполнилось всего семнадцать…
Оливия мчалась через сад, охваченная паникой, ослепленная болью, страхом и неотвратимостью смерти!..
– Мама! Мамочка! – внезапно вернул ее к реальности жалобный голос Анны. – Не надо! Перестань! Мне страшно!
Оливия с трудом пришла в себя. Дрожа всем телом, она обессиленно опустилась в кресло.
…Маленькая Оливия добежала наконец до дома, старшая сестра Марианна встретила ее доброй улыбкой. Слава Богу, с ней все в порядке. Но ровно через две недели у нее начались роды, очень тяжелые роды. На вторые сутки мучений у Марианны открылось обильное кровотечение, и она погибла, так и не произведя на свет ребенка: он тоже погиб в утробе матери…
Хотя Оливию не пускали к сестре во время ее предсмертных мучений, одного мимолетного взгляда на ее смертное ложе оказалось достаточно, чтобы убедиться в том, что младшая сестра с невероятной точностью предвидела страшную кончину старшей.