Она закрыла глаза, стараясь преодолеть внутреннюю дрожь желания, однако сомневалась в своих силах.

– Ты закончил? – Флейм произнесла это со всей холодностью, на какую только была способна.

Она почувствовала, как он замер, потом медленно выпрямился, чтобы взглянуть на нее, однако она намеренно не поворачивала к нему лица, дабы скрыть от него всю хрупкость ее защитного барьера.

– Пока да, – отозвался он со знакомой ленцой в голосе. – Но ты не до такой степени ко мне равнодушна, как хочешь. Я мог бы тебе это доказать, но тогда ты бы меня возненавидела. А твоя ненависть мне ни к чему, Флейм. Мне нужна твоя любовь.

Возмущенная такой самоуверенностью, Флейм резко вскинула голову и гневно посмотрела ему в глаза.

– Хэтти была права. Я только сейчас начинаю понимать, как хорошо она тебя знала. Ты ничем не погнушаешься, верно? Будешь лгать, жульничать, красть, лишь бы наложить лапу на Морганс-Уок. – Пожатием плеч она стряхнула с себя его руки и отступила назад, не в состоянии вынести его прикосновение. – Думаю, вам лучше уйти, мистер Стюарт. Вы никогда не будете здесь желанным гостем.

Несколько секунд Ченс оставался неподвижен и молчалив. И когда она уже было подумала, не позвать ли ей Чарли Рэйнуотера и еще нескольких парней, он медленно кивнул.

– Я уйду. Но скажу тебе то же, что говорил Хэтти. Я вернусь. Между нами еще не все кончено.

– Звучит как самая настоящая угроза. – Она чуть выше подняла голову – пусть он видит, что ее не запугать. Его губы сложились в улыбку – отнюдь не ласковую.

– Я никогда не прибегаю к угрозам, Флейм. Я думал, ты знаешь меня лучше.

Она не двинулась с места, когда он вышел в переднюю. Услышав, как закрылась входная дверь, она медленно повернулась, чтобы посмотреть ему вслед. Спустя несколько секунд до нее донеслось урчание мотора отъезжающей машины. А потом ее обступила тревожная тишина дома. Не находя себе места, Флейм принялась мерить шагами гостиную, затем остановилась у окна и стала смотреть на бегущие за окном темно-серые тучи.

Вот так же и у нее на душе – темно и неспокойно. Она находилась в этом муторном состоянии последние три дня. Прежде ей удавалось заставить себя отвлечься, но встреча с Ченсом разбередила ей сердце. Наконец Флейм призналась себе в том, что нутром чувствовала с самого начала: им никогда не избавиться друг от друга. Из-за Морганс-Уока.

Если у нее и оставались какие-то сомнения относительно его притязаний на эту землю, то его приезд сюда их развеял. Решимости заполучить Морганс-Уок у него ничуть не убавилось. Именно об этом ее и предупредила перед смертью Хэтти. Но что же он намерен предпринять? Эту проблему Хэтти оставила в наследство ей.

Флейм отвернулась от окна, охваченная внезапной тревогой. Бен Кэнон что-то ей говорил. Она прижала руку ко лбу, силясь вспомнить. Он упоминал, что Ченс может оспорить завещание и… да, оказать финансовое давление с целью вынудить ее продать землю. Было еще что-то третье. Флейм перестала хмуриться и отняла руку ото лба – она вспомнила: «… воспользоваться политическим влиянием, чтобы добиться отчуждения земли». Вот что сказал Бен.

Но для чего это нужно? Конечно же, для озера.

Она должна его остановить. Но как? Что это за проект? Если она намерена бороться и победить, надо подробнее узнать о планах Ченса. Для борьбы с ним ей нужна полная информация. Иначе ей нечего будет ему противопоставить. Не может же она без конца обороняться. Надо найти способ перейти в контрнаступление.

Подумав об этом, Флейм решила, что мало не дать ему завладеть Морганс-Уоком. Она заставит его заплатить – и не только за себя, но и за своего прадеда. Пора Морганам расквитаться, и уж она постарается.

Она ощутила странное спокойствие: боль и гнев, душившие ее последние три дня, наконец нашли выход, обрели направленность. Сейчас рано думать, как она ему отомстит. Там видно будет. Сначала надо как можно больше узнать о планах Ченса на эту землю.

Но как? Бен Кэнон намекнул, что в кабинете у Ченса хранятся чертежи и проекты. Как бы раздобыть их копии? Ведь наверняка существует несколько экземпляров, если бы можно было как-нибудь пробраться к нему в кабинет… Она сделала резкий вдох – кажется, она нашла способ.

Надо действовать без промедления. И приступить сегодня же. Одежда – ей понадобится вечерний туалет, что-нибудь сногсшибательное. Из того, что у нее с собой, ничего не годится. Она укладывала чемоданы в расчете на уик-энд в теплых краях, а не на неделю в осенней Оклахоме. То платье, что на ней, было куплено вчера перед похоронами. Есть ли у нее время, чтобы сейчас же отправиться по магазинам? Она взглянула на старинные часы, стоявшие у дверей. Почти пять. Открыты ли магазины, где продаются вечерние туалеты? И где они находятся? Флейм не хотелось терять время на поиски, тем более что в ее гардеробе в Сан-Франциско висело по крайней мере три таких платья.

Гардероб. Вот выход из положения. Гардероб Хэтти до отказа забит одеждой на все случаи. Если бы ей удалось отыскать что-нибудь подходящее, какой угодно давности! Стиль вечерних платьев почти не изменился. Что касается размера, то она сумеет подогнать его по своей фигуре при помощи булавок.

Быстро выйдя из гостиной, Флейм столкнулась с Мэксайн.

– Я слышала Че… мистер Стюарт уехал. Прикажете подавать ужин, миссис Стюарт?

После короткого колебания Флейм направилась к лестнице.

– Ничего не надо готовить, Мэксайн. Я не голодна.

– А я и не собиралась готовить. Соседи принесли столько жарких и салатов, что на неделю хватит.

– Я и забыла. – На секунду остановившись внизу лестницы, Флейм повернулась к экономке. – Если проголодаюсь, то найду что-нибудь сама. Вы можете идти. Сегодня был трудный во всех отношениях день. Наверно, вам хочется домой.

– Я устала… – Мэксайн колебалась. – Если вы уверены, что сегодня я вам больше не понадоблюсь, то я, пожалуй, пойду.

– Не могли бы вы по пути заглянуть во флигель и попросить мистера Рэйнуотера зайти в дом?

– Конечно.

Уладив эту мелочь, Флейм начала подниматься по лестнице, чтобы приступить к осуществлению дальнейших планов – она лихорадочно вспоминала, какие же вечерние наряды видела в гардеробе у Хэтти.

28

С улицы не было видно, есть ли свет в окнах на двадцатом этаже «Стюарт-Тауэр». В субботу вечером вряд ли там кто-нибудь работал, разве что уборщица. Но на всякий случай она медленно объехала вокруг здания.

Быстро проскочив по подземному гаражу, она убедилась, что арендованная Ченсом стоянка пустует. Все было спокойно, и Флейм, подогнав «линкольн» с ранчо к центральному входу, затормозила у тротуара. Она обхватила руль обеими руками в перчатках и сделала глубокий вдох, пытаясь унять разыгравшиеся нервы, сердце и чувства.

И прежде чем она успела задуматься о разумности, а вернее, о безумии своих действий, она вышла из машины и нервно оправила юбку кофейного платья. Судя по его крою, оно было сшито в средине пятидесятых, но благодаря простоте фасона было как бы вне времени и, уж конечно, подходило для ее цели – не в свете же ей в нем появляться. Она нагнулась к машине, чтобы взять вечернюю сумочку в тон платью и лисью шубу до пола. Шуба была просто находкой. Она была не в лучшем состоянии – рукава и воротник немного обтрепались, – зато идеально годилась для того, что задумала Флейм.

Набросив шубу на плечи, она украдкой оглядела улицу – все было спокойно, лишь проезжали редкие машины. Она направилась к застекленному входу, ведущему в холл, освещаемый лампами дневного света. Остановившись, она ощупала перед платья и убедилась, что бриллиантовая ветка орхидеи была приколота прямо над треугольным вырезом. Слава Богу, ей не надо было притворяться озабоченной, встревоженной и растерянной – она находилась именно в таком состоянии, двигаясь быстро, насколько позволяло ей узкое платье с разрезом спереди. Подойдя к дверям, Флейм подергала их, потом побарабанила пальцами по стеклу. Наконец дежурный в форме, сидевший на посту службы безопасности, поднял голову, не успев донести до рта сандвич.

Флейм постаралась улыбнуться одной из своих самых обворожительных улыбок и снова подергала дверь.

Посомневавшись с долю секунды, охранник положил бутерброд на целлофановую обертку, поспешно отер крошки со рта тыльной стороной ладони и вышел из-за стойки. Ему было лет шестьдесят с небольшим, его волосы, видневшиеся из-под фуражки, были коротко острижены, а двойной подбородок нависал над воротничком рубашки так же, как пивной животик над ремнем брюк. Когда он приблизился к двери, Флейм услышала громкое побрякивание – охранник держал в руке большое металлическое кольцо, унизанное ключами.