К. Рейсс - Сопротивление

— И как это понимать? — произнесла я.

Он продолжил жевать:

— Это означает то, что мы можем и дальше разрушать сами себя, но только до тех пор, пока не вредим кому-либо ещё. Тому, у кого нет ничего. После этого наши головы покатятся, — он провёл пальцем по горлу. — Серьёзно, я здесь потому, что продал жвачку с наркотиком учительнице. В новостях буквально кричали о том, что мой отец старался выдвинуть против неё обвинения, будто это она на мне зарабатывала. Ну а я? Я продал четыре грамма Рольфу Венте и получил своих кузнечиков, — Джек перестал жевать. — Почему ты так на меня смотришь?

— Людям не было насрать на Аманду.

— Нет. Тебе тоже не было. Остальные просто замедлили шаг, чтобы рассмотреть кровь на дороге.

А крови на самом деле было много. Богатая кровь. Если отрубить голову Чарли, то можно даже сказать, что голубая кровь. Лицо Аманды и искорёженное трещинами лобовое стекло проплывали передо мной, пока я под кайфом сидела на заднем сиденье её машины. Она казалась мне персонажем из мультфильма, который мог протискивать свою голову в щель в стене и вытаскивать её обратно, превратив своё лицо в карикатуру. Я положила руку на её попку и, лаская, произнесла:

— Упругая и сладкая, детка. Упругая и сладкая. С тобой всё будет в порядке.

— Ты же не собираешься расплакаться? — скептически произнёс Джек. — Тебе не разрешено иметь проблемы, мисс Сладкие Сиськи. Поэтому извини.

Я не знала, что с Джеком было не так. Что-то, вероятно, случилось в его мире, потому что он был раздражительным и защищался, но мне было насрать. Мысль о том, что всем было наплевать на смерть Аманды даже после того, как об этом написали во всех газетах, а её родители не пускали людей на похороны, тяготила моё сердце. Он был прав. Всем было наплевать на неё.

Но разве можно заставить людей заботиться о чём-нибудь? Аманда Вестин погибла из-за ДТП, сев пьяной за руль, потому что её водитель сбежал, будучи сыном какого-то графа где-то в захолустье Европы. Да, была масса репортёрских машин, цветы на похороны присылали из Индии, но как я должна была заставить их переживать? Как могла сказать им, кем она была? Рассказать о том, что она заставляла меня смеяться, когда мне было грустно? Что она любила своих собак? И отдавала мне последнюю дозу кокаина, когда я в этом нуждалась? Или о том, что она всегда была готова трахнуться со мной, когда я этого просила?

— Она была хорошим человеком, — произнесла я. — Одной из лучших.

— Конечно, — Джек пожал плечами.

Маленький комок тревоги в моей груди перерос во что-то большее. В то, что не имело границ. Во что-то большее, чем я. Шире, чем могла выдержать моя грудь, и у этого чего-то была своя сила.

Именно эта сила внутри меня, а не я оттолкнула поднос. Пнуть его доставило мне удовольствие, потому что внутри меня появилось некое пространство: уголок, в котором не было этой тревоги. Я оттолкнула и поднос Джека тоже. Смахнула рукой всё, что там было, и отбросила подставку с солонкой и перечницей, а потом залезла на стол. Когда я прыгнула со стола, эти ублюдки уже пришли, чтобы поймать меня. Берни, старый добрый Берни, был намерен не дать мне упасть, а Френсис уже доставала из кармана шприц.

Я проснулась, будучи привязанной к кровати. Эллиот сидел возле меня и делал какие-то записи в моей больничной карте.

— О Боже, — произнесла я, попытавшись прикрыть глаза руками, но у меня ничего не вышло.

Эллиот встал и выключил светильник, висевший над моей головой и отбрасывавший мягкий свет на фотографию Снежка на моём столике.

— Какие-нибудь мышцы болят? Слабость чувствуешь?

— Что вы мне дали? Я не могу ничего почувствовать.

— Обещаешь не бросаться на меня?

— Блядь. Вы теперь меня не выпустите. Я здесь застряну. Зачем я это сделала? — моё лицо исказила гримаса. Я собиралась расплакаться прямо перед Эллиотом, даже осознавая, что каждая слеза становилась ещё одним гвоздём в гроб моего здравомыслия. Он освободил мою правую руку, и я прикрыла ею лицо.

— Я консультант и не выдаю тебе таблетки. Могу только предложить. Но ты выглядишь так, будто спала дольше, чем нужно, но недостаточно крепко, — ответил он.

— Что?

Он рассмеялся.

— Прости. Уже поздно. Моё чувство юмора умирает, когда я устаю, — он высвободил мою левую руку и переместился к изножью кровати.

— Рада, что оно у вас вообще есть, хоть и странное.

Он улыбнулся и начал расстёгивать мою лодыжку.

— Я выпишу что-нибудь вместо «Паксила»[15].

Он освободил обе мои лодыжки, и я уселась на кровати. Окружающий меня мир слегка вращался, и я ухватилась за край. Комната остановилась.

— Вы собираетесь меня отпустить? — спросила я.

— Мне предстоит понаблюдать за тобой ещё один день. Ты хочешь уйти?

— Пожалуй, да.

Он уселся рядом со мной.

— Дикон Брюс, по его собственным словам, наткнулся на нож сам.

— Он что?

— Вероятно, упал на него дважды.

Любая расслабленность от таблеток мгновенно испарилась, словно я скинула её с себя так, как змеи сбрасывали кожу.

— Он защищает меня.

— Окружной прокурор тоже не верит ему. Но, в конце концов, возбудить дело будет сложно. Ты везучая, — его изумрудные глаза смотрели на меня, будто видели насквозь. — Не похоже, что тебе стало легче.

— Мне лучше.

— Не начинай пока собирать вещи. Ладно?

— Мне и собирать особо нечего. Фото, и, видимо, должна была быть одежда? То есть кто меня знает, да? — я потянулась за фотографией, и Эллиот снова заговорил со мной, практически повторив слова моего отца.

— Когда ты выйдешь отсюда, тебе предстоит пройти определённую программу, — сказал он. — Знаю, ты привыкла к вечеринкам, но это для твоего же блага, и надеюсь, ты тоже так думаешь.

Я едва слышала его слова. Разглядывала фото, на котором была изображена вместе со Снежком. Он был подарком отца, и мой восторг от нового чёрно-белого костюма для дрессуры был написан на моём лице. От волнения Снежок пятился от странного улыбающегося создания, стоящего возле него.

— Сколько лет тебе на фото? — спросил Эллиот, усевшись на стул, стоящий у кровати.

— Мне только исполнилось пятнадцать. Мама не хотела, чтобы он у меня был. Она думала, что я была слишком безответственной. Но я поклялась доказать ей то, что она ошибалась.

— Доказала?

— Да. До недавнего инцидента. Когда умерла Аманда, я вроде как оставила его в конюшне. Блядь. Он был моим. Я тренировала его. И он был хорош. Идеальный темперамент, лёгкое движение ног, ему удавалось выбрать темп, он был чемпионом. А я просто бросила его, словно он ничего не значил. И я ещё хочу, чтобы люди заботились обо мне? Блядь, да я ничтожество, — Эллиот передал мне упаковку салфеток, буквально вынудив меня засмеяться сквозь слёзы. — Грёбаный терапевт, — произнесла я.

— Что?

— Вы даёте мне салфетки, чтобы я могла высморкаться, будто это самая важная вещь в жизни.

Он наклонился, поставив локти на колени.

— Важным является то, что этими действиями я показываю тебе — ты не ничтожество.

Я высморкалась. Мне было так плохо, ощущение того, что я словно гнила, и чёрный комок этой гнили с каждой секундой рос во мне всё больше. Мне было известно, как оттолкнуть его. Я знала, как управлять им, и, понаблюдав за тем, как Эллиот сунул пальцы между колен, задумалась о том, как затащить его в постель. Когда он рукой коснулся моего лба, между нами пронёсся палящий жар.

— Будучи без сознания, ты пропустила сеанс сегодня утром. Так что наша последняя встреча состоится через час.

Ему бы лучше прекратить прикасаться ко мне. И лучше нахер отвалить от меня. Воздух застрял в горле словно огромная таблетка.

— Ладно, — произнесла я, даже не решившись посмотреть на него.

Знала, что его взгляд будет тёплым и приглашающим, а его губы изогнутыми в улыбке. Он пах мускусом и желанием. Его пальцы слегка скользнули по моей коже, когда он убирал руку. И Эллиот ушёл, забрав весь воздух с собой.

О Боже.

Я почувствовала пульсацию.

Мне нужно было это.

Если я появлюсь в кабинете Эллиота в таком состоянии, то сделаю глупость. И потеряю контроль. Прикоснусь к нему. Сближусь с ним. Открою ему своё тело. И это будет концом. Я застряну в Вестонвуде, потому что, даже не смотря на полыхающее между нами пламя, он придерживался такого понятия, как профессиональная этика. Секс с пациенткой не входил в повестку дня. Возможно, мой мозг и был на каких-то сраных таблетках, но это не делало меня идиоткой.