Я удивлённо моргнула, слёзы на щеках мгновенно высохли.
– Ты серьёзно?
– Идти тебе некуда, а я жалостливый, – снова широко улыбнулся он – стало приятно от его улыбки, – Заходи, перекантуешься, сколько надо. У меня места немного, но на двоих хватит.
Вымученно улыбнувшись, я поднялась на ноги и выпрямила плечи. Потерев джинсы ладонями, я повернулась к пакетам и вздохнула:
– Поможешь?
Он, молча, кивнул.
***
All the voices in my mind
Calling out across the line
Ed Sheeran «Bloodstream»
Так началась эта история. Не могу сказать, что она была печальной, хотя соли в ней накопилось предостаточно. Я сидела у него на кухне – старенькой, пошарпанной, скрипучей, и пила крепкий чай, приходя в себя. Он жарил омлет на скорую руку – оказалось, что я голодна, хотя вроде бы и обедала несколько часов назад.
Я молчала, разглядывая его спину и татуировки. Он тоже молчал, крутясь у плиты. Когда еда была готова, он разложил ее по тарелкам, опустился на стул напротив меня и пристально посмотрел мне в глаза. Странно, но в этот раз я не отвела взгляд – не хотелось.
– Я могу дать тебе один совет? – тихо сказал он, сжимая вилку в руке.
Я вскинула бровь в саркастическом жесте:
– Ты? Мне? Совет?
Он вздохнул, постучал зубчиками по столу и нахмурился:
– Я скажу, а ты сама решай следовать ему или нет, идёт?
Пожав плечами, я ответила:
– Идёт.
Расмус отвернулся, посмотрел задумчивым взглядом куда-то в пространство. Чуть прищурился, сжал челюсти и снова перевел взгляд на меня.
– Не говори никому где ты.
– И что я скажу? – невольно улыбнулась такому «совету».
– Соври что-нибудь; скажи, что у родителей, – он казалось, говорил на полном серьёзе.
– Зачем мне это делать? – спросила я с насмешкой.
– Сама увидишь, – протянул он.
Самоопределение
Down on the West Coast, they got a saying
«If you're not drinking, then you're not playing.»
But you've got the music, you've got the music in you, Don't you?
Lana Del Rey «West coast»
Смачное ругательство послышалось из–за двери ванной. Я просунула голову, обмотанную тёмным полотенцем, в приоткрытую дверь и посмотрела на своего соседа.
– Может, ты свои вещи разберёшь до конца всё–таки? – потирая колено, изрёк он, – Не пройти, не проехать.
Я пожала плечами, фыркнула и снова спряталась за дверью, продолжив прежнее занятие – втирание кокосового масла в кожу после душа.
– Агата? – громко сказал он, – Ты ещё долго? Мне тоже нужна ванная.
– Сейчас выйду!
– «Сейчас» ты говорила полчаса назад, – пробормотал он, думая, что я не услышу.
Я намазалась маслом, закрыла баночку и поставила её на стиральную машину – туда, где стояла моя косметика. Свободных полок у Расмуса было не много, поэтому я постепенно оккупировала не занятые им территории по всей квартире: стиральную машину, стул в прихожей, ящики в шкафу – у него всё равно только трусы и носки, а у меня нижнее бельё, пижамы и ночнушки.
Выйдя из ванной, я нашла его на диване, щёлкающим кнопки пульта от телевизора.
– Я бы разобрала свои вещи до конца, если бы ты мне выделил место, куда их повесить, – сказала я, усаживаясь рядом.
Он закатил глаза:
– Женщины… Подвинь мои в сторону.
– У меня много одежды, – я пожала плечами и подобрала колени к груди.
– Сложи что–то в шкаф, – не унимался этот умник.
– Помнётся, – огрызнулась я.
– Агата, – Расмус тяжело вздохнул, – Сложи так, чтобы не помялось. Правда, надоело спотыкаться о мешки.
– Я всё равно съеду через месяц, – я запнулась, припоминая, когда вернутся родители, – Или два, – добавила быстро.
– Да хоть через три. Просто повесь. Можешь переложить мои футболки и освободить себе место. Мне не жалко.
– Хорошо, – тихо сказала я, разглядывая маленькую комнату.
Взгляд упал на тонкий наматрасник, лежащий на полу. Стало не по себе – выгнала парня с дивана, наверняка неудобно.
– Ты уже завтракал? – осторожно спросила я, прикидывая в уме, что я умею готовить.
Оладьи, яичница, салаты – не густо. А, ещё, сырники. И, кажется, блины.
– Нет ещё, – он закинул голову на подголовник и закрыл глаза.
Я уставилась на его руку, лежащую слишком близко к моему бедру. На фоне моей, его кожа была слишком тёмной. Чёрной, от красок. «TRUST» – одна из больших каллиграфических надписей, всегда привлекала моё внимание. «Доверие» – почему такой выбор?
– Я могу что–нибудь приготовить, – сдавленно сказала я.
Расмус распахнул глаза, поднял голову и посмотрел на меня с нескрываемым интересом.
– Ты умеешь готовить? – спросил он, иронично изогнув бровь.
– Немного, – мои щёки вспыхнули.
– Мне начинает это нравиться, – он мягко улыбнулся, и моё смущение мгновенно испарилось, – Что ты можешь мне предложить?
– Блины?
– Идёт.
Я подскочила с дивана и направилась на кухню. Где находятся продукты, и посуда я помню – за эти два дня тайком наблюдала за соседом, когда он хозяйничал на кухне.
В прихожей послышались его шаги, а потом в ванной зажурчала вода – пошёл умываться. Я принялась за готовку, параллельно прикидывая, хватит ли мне денег снять временное жильё, пока родители в отпуске. Мои подсчёты ввели меня в серую грусть – денег, может и хватит – на аренду. А вот на всё остальное: продукты, коммунальные расходы, счета за мобильный – определённо нет.
Кажется, мне действительно пора искать работу.
***
Down on the West Coast, I get this feeling like it all could happen
That's why I'm leaving you for the moment, you for the moment
Boy blue, yeah you.
Lana Del Rey «West coast»
Странно, но с ним я практически не чувствовала неловкости. Иногда, конечно, смущалась, если он оставлял колкие замечания в мой адрес – мнение обо мне сложилось неоднозначное, оно и понятно. Я и сама долго размышляла, разглядывая по ночам потолок, кем я была для Андруса. Постепенно пришло понимание того, что он никогда не говорил мне о своих чувствах и не спрашивал о моих. Наши отношения сводились к голому сексу – хорошему, качественному – но сексу. Пять раз в неделю, в одно и то же время – по расписанию.
За эти дни я осознала, что мне двадцать пять, а я просто просрала полтора года моей жизни. Я могла бы делать карьеру, встречаться, влюбляться, как все молодые девушки; но, вместо этого, я позволяла собой пользоваться. И пользовалась сама, чего уж греха таить. В итоге осталась, как старушка из сказки Пушкина – у разбитого корыта. Только у меня даже покосившейся избушки нет – пришлось ютиться у соседа, которого толком не знаю.
Подругам, как и советовал Расмус, сказала, что вернулась к родителям. Нинка звонила в тот же день, хотела напроситься в гости. Долго сочувствовала, жалела, увещевала в трубку. Я как–то отшутилась и пообещала увидеться, как только немного приду в себя.
С Расмусом мы мало разговариваем. То ли не о чем, то ли не за чем. Он молча ест мою скромную стряпню, психует по утрам – я привыкла принимать душ с спросонья; и долго ворочается ночью на полу – определённо неудобно.
– Расмус, а откуда у тебя такое имя? – спросила я как–то вечером, когда мы вышли покурить на балкон.
– Что не так с моим именем? – он затянулся с прищуром, и бросил на меня напряжённый взгляд.
– Ну, имя эстонское, но ты говоришь без акцента и очень хорошо, – я пожала плечами и опустила голову, позволяя волосам прикрыть моё лицо.
Такие тяжёлые глаза у него временами – никак не привыкнуть.
– Мама русская, отец – эстонец, – отчеканил он.
– Понятно, – протянула я, отметив, что он не сказал «папа».
Значит, с главой семейства напряжённые отношения.
– А у тебя? – вдруг спрашивает он.
– Что у меня? – я вскинула голову и посмотрела, как он докуривает свою сигарету одной длинной затяжкой.
– Почему у тебя такое необычное имя?
– Папа хотел назвать меня в честь бабушки – Агафьей, но мама предложила более европейский вариант, чтобы не было трудностей с документами и вообще.
– Понятно, – повторил он за мной и выстрелил окурком в окно.
Я невольно ухмыльнулась и тут же встретилась с его глазами – пристально разглядывал.