„Да уж мне ли этого не знать! – с горечью подумала про себя Адель. – А особенно мое чудовище...” Вслух, однако, она сказала нечто другое:

– Да, Эмма, ты во многом права. – Голос ее слегка дрожал, но говорила она спокойно. – И все-таки время от времени надо их отчитывать, когда они слишком уж расходятся, чтобы внушать им разницу между плохим и хорошим. А теперь скажи мне, где мой халат?

– Он тут, мэм, – ответила Эмма, подавая госпоже пурпурный бархатный халат с розовой оторочкой, составлявшей единый ансамбль с ночной рубашкой, лежащей сейчас на стуле перед туалетным столиком. – А вот ваши домашние туфли, – добавила она, подвигая пурпурные бархатные туфли, украшенные розовыми перьями.

– Спасибо. Ты не знаешь, где хозяин? – спросила Адель, поспешно переодеваясь в халат и просовывая ноги в домашние туфли.

– В Лидсе, миссис Фарли. И вроде не собирался возвращаться раньше шести. Так он говорил Мергатройду, – уточнила Эмма, чтобы Адель не сомневалась в достоверности ее информации.

– Понятно. А где сейчас миссис Уэйнрайт? Не могла бы ты, Эмма, разыскать ее и попросить зайти в библиотеку? – попросила Адель.

– Ее тоже нет, мэм. Она пошла в деревню, чтобы побеседовать с преподобным отцом Мартином о делах церкви, – проговорила Эмма, не представляя себе, как сможет миссис Фарли одна беседовать с Джеральдом. Ведь он бывал иногда сущим дьяволом и мог выкинуть все что угодно. Уж ей-то это было слишком хорошо известно.

Тяжело вздохнув, Адель взглянула на Эмму, но никак не отреагировала на ее сообщение. В ее серебристого оттенка глазах застыло задумчивое выражение. Усилием воли она заставила себя успокоиться – мысль о предстоящей беседе с сыном уже начинала вызывать в ее душе панику. Похоже, единственный раз в жизни ей придется самостоятельно выкручиваться из неприятной ситуации, без чьей-либо помощи. Что ж, раньше она уже вознамерилась утвердить себя в Фарли-Холл в качестве подлинной хозяйки – теперь ей открывалась хорошая возможность начать это делать. Пусть и не самая легкая, но все же возможность, не воспользоваться которой она просто не имела права. Этот молодой человек, их сын – настоящее дьявольское отродье, и на сей раз он не должен избежать наказания, на что наверняка надеется.

Она несколько раз глубоко вздохнула и взглянула в зеркало. Большое, красиво украшенное зеркало венецианского стекла на туалетном столике Она водрузила шиньон и закрепила его несколькими черепаховыми гребнями. Довольная своей прической, Адель выпрямилась и уверенной поступью пошла к двери с гордым и даже несколько кокетливым видом.

У двери она, однако, замешкалась, оглянувшись на Эмму, почти что лишившуюся дара речи при виде столь разительной метаморфозы, произошедшей на ее глазах.

– Эмма, может быть, мы пойдем в библиотеку вместе? – обратилась она к девушке.

Хотя ее сердце билось с бешеной скоростью, а голова кружилась от слабости, ее железная решимость как следует отчитать Джеральда за его поведение ничуть не уменьшилась. Эммино присутствие, казалось ей, сможет придать ей еще больше храбрости.

– Хорошо, миссис Фарли. Я пойду вместе с вами! – отозвалась на эту просьбу Эмма, чувствуя безмерное облегчение, что ее сочли нужным пригласить на важную беседу. Если во время разговора начнется какая-нибудь неприятность, всегда можно будет сбегать за Мергатройдом, успокоила она себя. Пусть на кухне он и сущий тиран, но к миссис Фарли привязан и в случае чего сможет помочь.

16

Вдвоем они прошли длинным полутемным коридором и стали медленно спускаться I по парадной лестнице, покрытой темно-красной пушистой ковровой дорожкой. Адель держалась за полированные дубовые перила, в то время как Эмма поддерживала ее под локоть с другой стороны. Пройдя один марш, Адель остановилась на центральной лестничной площадке, куда сходились две боковые винтовые лестницы: крепко ухватившись за резную стойку перил, чтобы не упасть, она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь собраться с силами.

Высоко над их головами искрился, подобно драгоценным камням, внушительных размеров витраж, отбрасывавший зловещие огненные отблески на белые стены по обеим сторонам лестницы – до нижнего холла. Эмма посмотрела вниз, и ее пронзила дрожь. Пустой холл выглядел мрачным, даже пугающим в призрачном голубовато-красном сиянии: темная мебель и гигантские пальмы в кадках казались ей сверху притаившимися фантастическими животными, замершими для прыжка. Снова чувство ужаса наполнило все ее существо, и Эмме, как это часто бывало, захотелось скрыться, убежав из этого подавлявшего ее дома, полного тайн и скрытого насилия.

„Не сходи с ума”, – твердо приказала она себе, еще крепче сжимая локоть Адели, чтобы, с одной стороны, успокоиться самой, а с другой – поддержать Адель.

Когда они наконец спустились в холл, хозяйка, быстро оглянувшись вокруг, тоже начала дрожать. Чтобы унять дрожь, она плотнее запахнула халат. Казалось, ей передался страх Эммы.

– До чего же здесь мрачновато и тоскливо. Пожалуйста, зажги газовый свет.

Быстро исполнив ее просьбу, Эмма поспешила за Аделью, которая, приняв величественный вид, уже вплывала в библиотеку – прямая спина, гордо поднятая голова, напряженный разворот плеч, лицо неподвижное, словно высечено из белого оникса. Стоя у шкафчика черного ореха, Мергатройд протирал хрустальные бокалы, готовясь к вечернему приему. В этот момент в комнату вошла Адель, сопровождаемая Эммой. Дворецкий быстро выпрямился и не без удивления поглядел на миссис Фарли, которая весьма редко появлялась внизу днем, если появлялась вообще.

– О, мадам, как приятно видеть вас в добром здравии. Чем могу служить, миссис Фарли? – с почтением обратился он к хозяйке.

– Благодарю вас, Мергатройд, мне ничего не надо, – ответила Адель, пытаясь изобразить на своем лице улыбку.

– У вас все в порядке, миссис Фарли? – спросил он, пристально глядя на нее.

– Конечно, конечно, – поспешно ответила Адель, проходя вглубь комнаты, по-прежнему в сопровождении Эммы. – Просто я хочу кое о чем поговорить с детьми, вот и все. Спасибо за внимание, Мергатройд.

– Всегда рад служить, мадам, – ответил тот. Чувствовалось, что дворецкого прямо-таки распирает от любопытства. С участливым видом он вертелся около Адели, придвинув к ней стул, сесть на который она отказалась, предпочитая стоять перед камином. Эмма тем временем отошла в сторону, не сводя напряженного взгляда со своей хозяйки и сохраняя суровое выражение лица.

Адель повернулась к дворецкому.

– Если мне что-нибудь понадобится, я позвоню, Мергатройд. А сейчас вы свободны, – и она отпустила его легким кивком головы.

– Слушаюсь, мадам, – ответил дворецкий, склонившись в подобострастном поклоне. Прихватив салфетки, которыми он протирал бокалы, Мергатройд, пятясь, удалился. В дверях он бросил злобный взгляд на Эмму.

„И как эта девка вкралась в доверие госпожи и миссис Уэйнрайт? Уму непостижимо!” – завистливо пробормотал он себе под нос, плотно закрывая за собою дверь.

После его ухода Адель по-прежнему продолжала стоять, одной рукой держась за край каминной полки и сунув другую в карман халата – пальцы были так сильно сжаты, что ногти буквально впивались в ладонь, причиняя боль. О, как хотелось ей убежать к себе наверх, спрятаться в своих покоях, где за плотно закрытыми дверями никто не сможет ее потревожить. Только мысль об Эдвине принуждала ее оставаться здесь, чтобы лицом к лицу столкнуться с Джеральдом, этим злобным созданием, от которого можно было ждать все что угодно.

Наконец дверь отворилась – и в комнату вошел Джеральд, сопровождаемый Эдвином, следовавшим в некотором отдалении. Остановившись возле стола, за которым обычно сидел отец, он стал испуганно озираться вокруг, мелко дрожа от страха.

Джеральд прошагал до середины комнаты – казалось, его жирное тело вот-вот, как тесто, вывалится из плотно обтягивавшей живот куртки для верховой езды и готовых лопнуть коротких бриджей. Поднимаясь в библиотеку, он успел сообразить, что разговаривать лучше с матерью, чем с отцом. С этой вздорной и недалекой женщиной, по его мнению, справиться будет совсем нетрудно. Не то что с отцом.

„Ах ты, безмозглая сука!” – думал про себя Джеральд, лучезарно улыбаясь матери и останавливаясь прямо напротив нее.

– Пожалуйста, мама, извини, что я был столь непростительно груб, когда разговаривал с тобой, – произнес он заискивающим тоном с самым невинным выражением лица, какое бывало у него весьма редко. – Я сам знаю, что это недостойно. Мы оба были чересчур разгоряченные, из-за того все так и вышло. Но я совсем этого не хотел, и если чем-то тебя обидел, то прошу меня простить. Я от всей души надеюсь, дорогая мамочка...