Иван Жагель
Состязание в непристойностях
Глава 1
Склонившаяся над Петром Калачниковым молодая, симпатичная сучка в белом халате со шприцем в руке собиралась не просто его прикончить, но и сделать это в особо извращенной форме, доставив ему массу страданий. Петру было так плохо, что он бесхитростно озвучил свою мысль:
— Вы хотите моей смерти?
На нежном, пергаментном лбу докторши на мгновение обозначилась складка — ее явно озадачили. Однако она закончила делать укол и лишь затем переспросила:
— Я хочу вашей смерти?! Что за чушь?! Как раз наоборот, я пытаюсь вам помочь! По всем признакам, у вас серьезные проблемы с сердцем, а точнее, с сосудами. Чтоб вы знали, это называется ишемическая болезнь. Подозреваю, вы ведете не очень здоровый образ жизни, злоупотребляете спиртным, сигаретами, — не удержалась она от менторского замечания. — Еще лет тридцать назад вы были бы обречены — если не на смерть, то на малоподвижное существование. Но сегодня с подобными заболеваниями можно успешно бороться. Вам прочистят артерии от всяких склеротических образований, причем даже не делая полостную операцию, и через неделю вы будете здоровы как бык. Тогда опять сможете участвовать в этом дурацком шоу… как его… — еще раз наморщила она мраморный лоб, — ах да, «Танцуют звезды».
Докторша кивнула в сторону — туда, где через коридор находилась телевизионная студия. Двадцать минут назад Калачников покинул ее, едва не теряя сознание и чувствуя себя так, словно кто-то просунул руку в его грудную клетку и изо всех сил сжал там все, что поместилось в ладонь.
Боль появилась в самом конце быстрого танго, которое Калачников исполнял вместе со своей партнершей Вероникой — бывшей чемпионкой страны по латиноамериканским танцам. Одновременно с последними тактами зажигательной мелодии Вероника подпрыгнула, обхватила Петра своими длинными, мускулистыми ногами и откинулась назад, а он придержал ее за талию — наверняка в этот момент эротические фантазии многих сидевших в студии мужчин пополнились еще одной сексуальной позой. Эффектное па Петр и Вероника множество раз повторяли на репетициях без каких-либо последствий, но в этот раз ему пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не выронить партнершу из внезапно ослабевших рук и не упасть самому.
Вероника сразу поняла, что с ним что-то не так, что он едва держится на ногах.
— Что случилось?! — негромко спросила она, кланяясь в ответ на бурные аплодисменты.
На съемках подобных телепрограмм приглашенная в студию публика всегда бывает очень благодарной. Ну а если ее энтузиазм угасает, если она начинает вести себя вяло, то ассистенты режиссера не особо церемонятся в выражениях и не обращают внимания на то, что в зале могут присутствовать дети.
— Выведи меня из студии, — сквозь зубы попросил Петр, тоже кое-как кланяясь.
По сценарию телешоу он и Вероника еще должны были подойти к ведущим программы и все вместе посмотреть и обсудить выставленные судьями оценки за танец. Поэтому, когда Калачников с партнершей направились к выходу, все немного растерялись, но быстро замяли неловкий момент, объявив очередную танцевальную пару.
Вслед за Петром и Вероникой в коридор поспешили несколько человек из съемочной группы. Узнав, что Калачникову плохо, его завели в одну из комнат напротив студии, где уложили на стоявший в углу диван и вызвали «скорую помощь». И вскоре появилась эта неприятная докторша в сопровождении фельдшера — флегматичного, наголо остриженного малого.
Врачиха «скорой помощи» показалась Калачникову неприятной вовсе не из-за того, что была уродиной. Как раз наоборот, у нее была очень броская, даже необычная внешность: смуглая, как у мулатки, кожа, антрацитовые, прямые волосы и бледно-голубые, дымчатые глаза, а из разреза белого халата заметно выпирали большие груди. Поработав на телевидении более двадцати лет ведущим многих популярных программ и снявшись не в одном десятке фильмов, Калачников был избалован вниманием поклонниц, обладал богатым сексуальным опытом и такие вот грудастые худышки нравились ему больше всего — как правило, они были неутомимы и даже яростны в постели. А неприязнь у Петра докторша вызвала потому, что во всех ее словах, жестах сквозила какая-то плохо скрытая снисходительность и даже брезгливость, словно он пострадал, занимаясь чем-то аморальным, постыдным, скажем, забрался на дерево, чтобы подглядывать за женщинами в бане, упал и сломал себе ногу. Калачников не привык, чтобы с ним так обращались, а тем более дамы.
— Сейчас мы поедем в больницу, — назидательным тоном продолжила докторша, укладывая свой чемоданчик, — там вы пройдете более детальное обследование и вам поставят окончательный диагноз. Хотя, думаю, я не ошиблась.
— Никуда я с вами не поеду! — твердо возразил Калачников. — Этот вопрос даже не обсуждается!
Его собеседница как раз скручивала прибор для измерения давления, да так и замерла, держа его на весу.
— Вы что, шутите?! — вырвался у нее нервный смешок.
У этой сучки действительно не было к Калачникову никакого почтения. В принципе Петр допускал, что кто-то может его не любить и в целом презирать весь шоу-бизнес, но как врач она все же должна была вести себя с больными помягче. Скорее всего ей не часто выпадал такой шанс самоутвердиться, покомандовать знаменитостью, оправдать свое серое существование, и она хотела выжать из него максимум. Можно было только догадываться, с каким сарказмом докторша будет потом рассказывать об этом случае своим товаркам в какой-нибудь подсобке «Скорой помощи», где они будут пить чай из казенных, разномастных, выщербленных чашек.
Калачников оглянулся на сидевшего у двери фельдшера. На его бледном, простоватом, веснушчатом лице не отражалось никакого интереса к их разговору, было похоже, что он дремлет с открытыми глазами, но Петру все же не хотелось откровенничать при посторонних.
— Пусть он выйдет, — кивнул Калачников в сторону дебильного фельдшера.
— С чего это?! — не поняла докторша.
— Я очень прошу, пусть он выйдет! — упрямо повторил Петр. — Неужели это так трудно сделать?!
Она пожала плечами и обронила:
— Сережа, пожалуйста…
Ни слова не говоря и не меняя выражения лица, фельдшер поднялся и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Было очевидно, что этот флегматик потом даже не поинтересуется, почему это больной пожелал от него избавиться, какие страшные тайны он хотел скрыть.
— Ну? — подогнала Калачникова докторша.
— Когда я говорил, что вы хотите меня убить, я имел в виду не физическую смерть. Человека творческого можно прикончить и иным способом, — туманно заговорил Петр. Ему самому стало это очевидно, и он рубанул: — В общем, мне нельзя сейчас покидать шоу «Танцуют звезды», ни в коем случае! А если вы повезете меня в больницу и все узнают, что у меня проблемы с сердцем, то я вылечу из программы автоматически! Понимаете?!
— Вам действительно так важно участвовать в этом балагане?! — изумилась она. — Даже рискуя жизнью?!
— Этот, как вы выразились, балаган имеет сейчас самые высокие рейтинги. Каждый субботний вечер программу смотрит полстраны. Любой человек из мира шоу-бизнеса многое отдал бы, чтобы оказаться на моем месте.
Калачников говорил вполне серьезно, но докторша опять презрительно хмыкнула. Она словно никак не могла поверить своим ушам.
— А вам что, это танцевальное шоу не нравится? — с адекватной неприязнью поинтересовался Петр.
— Нет.
— И почему же, если не секрет?
— Не люблю самодеятельность, — коротко пояснила она.
Это была чистой воды провокация. Примитивная женская уловка, нацеленная на то, чтобы втянуть Калачникова в спор, в котором у него не было ни малейшего шанса на победу. Ведь его заносчивая собеседница собиралась оперировать не профессиональными критериями, а скользкими аргументами из разряда «нравится — не нравится», «люблю — не люблю». Петр понял, что он должен немедленно остановиться первым, иначе его потери будут слишком большими — он так и не сможет завербовать докторшу в союзники.
— Хорошо, пусть вам эта программа не нравится, — пошел Калачников на попятную, — это не принципиально. Но повторяю, я ни в коем случае не должен из нее вылететь. Сейчас у меня просто нет времени все подробно объяснить вам, так что поверьте мне на слово. Если хотите, я завтра приеду в ваше отделение «Скорой помощи» и мы обстоятельно поговорим. Заодно вы посмотрите, послушаете меня еще раз.