Иван Жагель - Состязание в непристойностях

Роза с сомнением взглянула на подругу, представляя, как ее упитанное тело будет смотреться в обнаженном виде на пляже роскошного отеля, среди пальм. Картина, видимо, оказалась не очень привлекательной, однако она ничего не сказала.

— Петенька приносит мне коктейль, — продолжала мечтать Тамара, — знаешь, такой, как в кино, с маленьким зонтиком, а потом мы идем купаться…

— Чёт ты, мать, размечталась! — все же не сдержалась и хмыкнула Роза. — Кстати, ты этой бабке весь творог отдашь за номера телефонов.

— А тебе что, жалко? Я же плачу из своего кармана.

Возразить тут было нечего, поэтому Роза опрокинула еще рюмку и кисло поинтересовалась:

— Когда ты последний раз ему звонила?

— На прошлой неделе.

— И что?

— Что-что?! Поболтали… Кажется, в этот раз он был уже помягче, — соврала Тамара.

— Что, и трубку не бросил?

Тамара надулась, помолчала, а потом призналась:

— Бросил, собака! Мне бы с ним хотя бы раз поговорить… ну, в смысле, поговорить напрямую, а не по телефону. И он был бы мой! Ты же меня знаешь.

— Так в чем же дело?!

— В чем?! Категорически отказывается встречаться.

Подруги опять помолчали.

— А ты знаешь, где он живет, по какому адресу? — поинтересовалась Роза.

— Естественно. Но ловить его — дохлый номер! Я уже два раза это делала. Даже хватала его за руку. Но он вырвался и ушел. Он ничего не хочет слушать.

— А вот и не дохлый! — возразила Роза. — Он у нас, голубчик, еще попляшет!

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно нахмурилась Тамара.

— У меня есть план…

Когда репетиции у Калачникова по каким-то причинам затягивались и заканчивались поздно, он сразу вез Волкогонову домой: она торопилась подменить няню, присматривавшую за ее сыном. Но если они покидали телецентр часа в три-четыре или около того, Петру еще удавалось куда-нибудь затащить Марину на часик-другой.

Пожалуй, с тех пор как Калачников и Волкогонова стали любовниками, это был самый лучший период в их взаимоотношениях. Они оба явно не хотели новых ссор, скандалов и хотя по-прежнему нередко пикировались, но вовремя останавливались, где-то даже уступая друг другу, идя на взаимные компромиссы.

Выпадавшее после рано заканчивавшихся репетиций время они проводили по-разному. Иногда заезжали в какие-то модные рестораны, бары, в коих Калачников был большим специалистом и мог на память составить неплохой путеводитель по злачным местам города. Один раз они посетили выставку современного искусства в Манеже. И три раза Марина соглашалась приехать к Калачникову домой.

Все эти три раза у них был секс — такой же яростный, как и в первый раз. Можно даже сказать, что ничем другим, кроме секса, они на квартире Калачникова и не занимались, прямо от входной двери направляясь в спальню и буквально не слезая с кровати. Но примерно в шесть Марина словно выключалась, облачалась в свою одежду и требовала, чтобы Петр вез ее домой, мол, «Илья будет плакать». Ему, никогда не имевшему детей, казалось это удивительным, и он даже немного недолюбливал сына Волкогоновой, которого до сих пор так и не видел. «Тебе же нравится трахаться со мной, — мысленно ругался Петр, — чего же ты убегаешь сломя голову?! Неужели же с твоим ребенком что-нибудь случится, если ты побудешь со мной еще часик, ведь он же не один, а с няней?!»

После очередной репетиции Калачников и Волкогонова также покинули Останкино довольно рано — не было еще и четырех, — и на полпути Петр поинтересовался: не завернут ли они к нему?

— О нет! — с такой решительностью воскликнула Марина, словно он предлагал ей что-то неприличное.

— Почему? — спросил он, стараясь ничем не проявить вскипевшие в нем эмоции.

— Иногда я должна заниматься и домашним хозяйством. У меня дома абсолютно пустой холодильник. Мне надо чем-то кормить своего сына, — пояснила она.

Калачников тут же мысленно представил себе маленького, злобного и очень толстого мальчика, поглощавшего гору продуктов, которые мать не успевала ему подносить, — пирожные, мороженое, гамбургеры, чипсы, жирные шоколадные коктейли, сладкие шипучки и прочую современную гадость.

— Может быть, тогда я зайду к тебе в гости? — буркнул Петр. — Угостишь меня чаем.

— И это не получится… Я же тебе уже говорила: не хочу, чтобы в детских воспоминаниях моего сына осталось, что его маму посещало много разных мужчин.

Теперь Калачников саркастически хмыкнул. Он явно рассчитывал ее задеть, и у него это получилось.

— Что тебе кажется таким уж смешным?! — повернулась к нему Марина.

— Много мужчин? — переспросил он. — Значит, я уже далеко не первый, кто наведывался к тебе?

— Ты не первый, кому я отказала.

Калачников на время прекратил эту опасную, бесперспективную пикировку, тем более что на повороте ему пришлось быть повнимательнее. Но когда впереди показался шпиль университета, он сказал:

— Некоторые твои слова, поступки бывают очень обидными для меня.

— Например? — удивилась Марина.

— Например, ты с таким упорством не хочешь познакомить меня со своим драгоценным сыном, словно я болен проказой или могу научить его чему-то дурному. А может, ты давно уже решила, что как только закончится действие нашего договора, мы сразу же расстанемся? Тогда и в самом деле знакомить его со мной не имеет никакого смысла.

— Говорю же тебе, я просто не хочу, чтобы он считал маму шлюхой.

Петр отметил про себя, что Волкогонова так и не прояснила, что же будет по окончании их делового соглашения, продолжатся ли их встречи, но решил не акцентировать пока на этом внимание, а зайти с другой стороны.

— Из пятилетнего возраста у людей не остается практически никаких воспоминаний, — заявил он. — Я вот лично ничего с того времени не помню, абсолютно ничего! Ну разве что дворнягу с обрубленным хвостом, которая жила у нас во дворе. Почему же у твоего сына должно быть по-другому?! Да и это ненормально, если мальчишка воспитывается только среди женщин. Ты кого хочешь из него вырастить? Неужели же у тебя не может быть друзей-мужчин?

Есть вещи, с которыми трудно спорить.

— Может, — согласилась Марина. — Но сын должен знакомиться с ними не в моей постели.

— А где?

— Ну, не знаю…

Еще минуты три они ехали молча.

— Хорошо, давай вместе с твоим сыном в воскресенье сходим в зоопарк, — сказал Калачников. — Такой вариант нашего знакомства тебя устраивает?

— Ты пойдешь в зоопарк?! — удивилась она.

— А что тут странного?

Волкогонова не ответила, но было видно, что она восприняла это его предложение почти как акт самопожертвования. В глазах Марины появились смущение и какая-то особая теплота, как тогда, когда Калачников безрассудно схлестнулся из-за нее с Дурмановым. Все-таки чтобы завоевать женщину, совсем не надо прожить с ней всю жизнь, достаточно ей это пообещать или притвориться, что ты любишь ее детей.

— Хорошо, я согласна, — сказала она. — В воскресенье мы все вместе сходим в зоопарк.

При прощании Волкогонова нежно поцеловала Калачникова и быстро взбежала на крыльцо своего подъезда, а он, отъезжая, подумал, что сейчас вполне мог бы добиться от нее и большего, и они впервые сделали бы это в машине.

Впрочем, поднялась Волкогонова к себе совсем ненадолго. Посмотрев на сына и убедившись, что с ним все в порядке, она предупредила няню, что скоро вернется, и отправилась за покупками. В расположенном неподалеку супермаркете Марина набрала целую тележку всяких продуктов, моющих средств, парфюмерии, других необходимых в домашнем хозяйстве вещей и уже направилась было к кассам, как у нее зазвонил мобильный телефон. Это оказался Калачников.

— Ты должна срочно приехать ко мне! — сдавленным полушепотом произнес он.

Казалось, на его груди лежит платяной шкаф. Такого испуга в его голосе она еще ни разу не слышала.

— Что случилось?! — встревожилась Марина. — Опять болит сердце?!

— Хуже!!

— Что может быть хуже?

— Я покалечил человека! Женщину! — чуть не плача, объяснил Калачников.

Чувствовалось, он охвачен паникой.

— Сбил машиной?

— Нет, просто толкнул.

— Где?

— У своего дома.

— Послушай, — разозлилась Марина, — ты можешь более или менее связно все объяснить?! Не заставляй меня вытаскивать из тебя по одному слову!