Такие люди в советское время жили лучше, сытнее всех в стране, но после экономических реформ стали нищими, их номерные заводы и секретные конструкторские бюро плохо вписались в реалии рынка, и все, что они могли передать потомству, — это квартира, старый «жигуленок» и спесь. Один знакомый Петра, родители которого были учеными, даже шутил, что в материальном плане он фактически сирота.
Всю дорогу до ресторана Калачников пытался развлекать Волкогонову, рассказывая забавные истории из своей телевизионной и киношной жизни, но расшевелить ее он так и не смог. Она отделывалась снисходительными междометиями и ни разу не рассмеялась. Слава Богу, что по воскресеньям на городских магистралях становилось посвободнее, и они быстро добрались до места.
Дорогое питейное заведение также не произвело на докторшу никакого впечатления: ни тяжелые цветные скатерти, ни музейная посуда, ни изощренное меню. Кстати, едва заглянув в него, Волкогонова заказала себе салат «Цезарь» с креветками и минеральную воду. Калачников попытался обратить ее внимание на другие блюда, но она восприняла его замечания с рассеянной невнимательностью, так что от своей суетливой настойчивости Петр в очередной раз испытал конфуз, и ему захотелось треснуть докторшу по голове тяжелым меню.
Теперь они сидели напротив друг друга, и Калачников мог повнимательнее рассмотреть свою собеседницу. Ее странные бледно-голубые глаза по-прежнему вызывали в нем смутную тревогу, видимо, в роду у нее был какой-то пришелец из космоса. Но в целом она производила впечатление очень здорового человека — и душевно, и физически: прямые, антрацитовые, прихваченные с одной стороны перламутровой заколкой волосы блестели даже при приглушенном свете, черные брови круто разлетались от тонкой переносицы, а на длинной шее не видно было ни единой морщины. Но все же, отметил еще раз Петр, главной ее изюминкой являлись эти два смуглых, аппетитных полушария, выпиравших из розового пиджачка, как поднявшееся тесто из кастрюли.
Обладая богатым опытом близкого общения с женщинами, Калачников мог дать голову на отсечение, что груди у Волкогоновой большие, упругие, с темно-коричневыми сосками. Они не расплющиваются, даже когда докторша ложится на спину, ну в крайнем случае слегка отваливают в стороны, как горбы у сытого верблюда.
Петр так был поглощен своими мыслями, что даже не понял, что сказала Волкогонова.
— Простите? — извинился он, возвращаясь в реальность из чрезвычайно увлекательного виртуального путешествия под платьем собеседницы.
— Так что вы хотели мне рассказать? — повторила Марина. — Какие у вас проблемы?
Откладывать объяснение действительно не имело смысла, и Калачников с несколько натянутой улыбкой начал излагать причины своих нелогичных поступков, тщательно подбирая слова:
— Еще раз хочу подчеркнуть, я вытащил вас сегодня в ресторан только потому, что от прежней нашей встречи в телецентре у меня остался неприятный осадок, — сказал он, вычерчивая что-то на скатерти обратной стороной вилки. — Виноват в этом я сам, мое поведение было по-настоящему свинским: вы серьезно помогли мне — сняли сумасшедшую боль и скрыли от окружающих мои проблемы со здоровьем, а я не нашел ничего лучшего, как наорать на вас. Естественно, как любому нормальному человеку, мне захотелось как-то загладить свою вину, объяснить, почему я так нервничал, злился и почему мне так важно остаться в программе «Танцуют звезды», а не валяться на больничной койке.
— Только учтите, я всего лишь терапевт, а не психоаналитик, — вырвалось у Волкогоновой.
Калачников опять почувствовал, как в нем волной поднимается приступ ненависти к этой несносной докторше. Возможно, он не удержался бы от каких-то резкостей, но в этот момент официант принес заказанные напитки: ей — минеральную воду без газа, ему — бокал белого французского вина. Минутная пауза пошла обоим на пользу.
— С психоаналитиком я, кажется, переборщила, — поспешила заметить Волкогонова, как только официант отошел. — Простите. Так почему же вы стараетесь скрыть от окружающих свое заболевание? В вашем возрасте вам все еще хочется поплясать?
Возможно, она и пыталась не быть стервой, но ее гадкая натура брала свое. Тем не менее продолжать склоку не имело никакого смысла. Более того, Калачников понял, что должен раскрыть все карты, иначе докторша его не поймет и действительно примет за полного идиота.
— Буду с вами откровенным, — решился Петр, — остаться в танцевальном шоу — важная, но не главная моя цель. Дело в том, что я работаю на телевидении уже больше двадцати лет и за это время со мной случалось всякое. Был период, когда я вел сразу две программы на ТВ и еще одну на радио, а кроме того, успевал сниматься в кино, вел концерты, даже пел. Но постепенно все как-то сошло на нет. С нового года закрылась последняя моя передача. На канале НРТ мне обещали, что вот-вот запустят что-нибудь новенькое и я буду там ведущим, но реализация этих планов все затягивалась и затягивалась. Естественно, я делал вид, что все идет нормально, но нервы у меня, как вы понимаете, не железные. Таких длительных простоев в моей карьере еще не было, я стал комплексовать, плохо спать, опять же рычать на людей без особого повода. Наконец, три месяца назад было принято решение о подготовке нового телевизионного проекта — шикарного шоу. Программа будет гвоздевая, и идти она будет в самое лучшее время. Но, как оказалось, на роль ее ведущего рассматриваюсь уже не только я, а и еще один молодой парнишка. Он не так раскручен, как я, однако молод и смазлив, так что шансы мои далеко уже не стопроцентные. А если я еще загремлю в больницу, они вообще превратятся в ноль, понимаете?!
Чтобы промочить пересохшее горло, Петр отхлебнул из бокала, совсем не чувствуя вкуса вина.
— Полная ерунда! — горячо воскликнула Волкогонова, и, кажется, впервые с начала их разговора в ее голосе почувствовалось неподдельное участие. — Вы как будто не слышали, что я говорила в прошлый раз: две недели в больнице — это вместе с предварительным обследованием и самой операцией… ну в крайнем случае три — и вы здоровый человек!
— Ах, Марина, бросьте! — горько отмахнулся Калачников. — Вы просто не знаете мира шоу-бизнеса. За три недели все эти глянцевые журнальчики припишут мне еще сто болезней и благополучно похоронят. После этого со мной уж точно никто не станет затевать миллионный проект, мне скажут: прости, старик, ничего личного — это просто бизнес… — Он опять взялся за бокал и, вдруг отставив его, горячо добавил: — Да и в тактическом плане исчезнуть сейчас на три недели было бы большой ошибкой! Наоборот, когда решается вопрос о ведущем новой программы, я должен постоянно быть на виду, постоянно мелькать на экране. Шоу «Танцуют звезды» — идеальный для этого вариант. А с больным сердцем меня выгонят и оттуда. Кстати, у меня много друзей на разных каналах, и я договорился с ними, что в ближайшие несколько недель буду участвовать и в других рейтинговых развлекаловках — так, по мелочам, но это позволит мне появляться в ящике почти каждый день. И что же, теперь все это надо пустить псу под хвост?! Нет, я сейчас никак не могу ложиться в больницу!
Какое-то время Волкогонова сосредоточенно переваривала услышанное, нервно покусывая губы. Чувствовалось, она лихорадочно ищет выход из положения, она окунулась в свою родную стихию — доктора «неотложки» — и пытается немедленно оказать первую помощь пострадавшему.
— А что это будет за передача? — поинтересовалась она между прочим. — Ну, в которой вы хотите быть ведущим.
— Телевизионная игра. Предварительное ее название — «Волшебное колесо».
У Марины вырвался непочтительный смешок. Это было так бестактно, что она даже прикрыла рот узкой ладонью с ухоженными пальчиками.
— Что? — не понял он.
Ей бы промолчать, но бес тянул ее за язычок:
— Крутить колесо — это очень оригинально.
— Нет-нет, — решительно запротестовал Калачников, — в этой игре очень много нестандартных ходов, неожиданных поворотов, она очень необычная… хотя крутить колесо участникам программы все же придется. Но стрелка будет указывать не просто на цифру или там на букву, а на билет с вопросом. Тут придется поломать голову. Если же правильно отвечаешь на вопрос, то по специальной лестнице ты поднимаешься на ступеньку вверх, а она ведет в алмазный замок. Если не отвечаешь — опускаешься вниз. А когда выпадает билет «Сокровища Аладдина», то играющий перепрыгивает сразу через несколько ступенек…