— С другой стороны, какой бы я был мужик, если бы не умел решать такие задачки?! О'кей, детка, сделаем так, как ты скажешь. Но все-таки я прошу тебя подумать. Если я уступлю поле боя и мы уедем из страны, мне едва ли посчастливится ввинтиться обратно в российский бизнес. Допустим, мы с тобой осядем в Италии. Там мы, конечно, не пропадем: деньги и кое-какое дело имеется. Но наши доходы заметно упадут — пока-то я развернусь! А ты вообще не сможешь работать с малышом и тремя мужиками на руках. Конечно, там будет безопаснее, в этом ты права. Но все-таки подумай, девочка. Я на твое решение влиять никак не буду и найду выход, что бы ты мне ни преподнесла. Вот только какой будет этот выход? На этом сегодня поставим точку. Даю тебе на размышление три дня, до пятницы… А ребенка от тебя я, конечно, приму как подарок! В этом не сомневайся! А теперь пойдем спать, моя затейница!

Хотя Мел дал жене "на размышление" три дня, он абсолютно не сомневался в ее ответе. Когда у Даши появлялось такое непреклонное выражение лица, а голос звучал ровно и отчужденно, он знал, что она приняла твердое решение и к другому ее не склонить. За время их совместной жизни это случалось всего два-три раза и всегда касалось семьи или близнецов. В этом случае Мел считал нужным полагаться на женскую интуицию больше, чем на свои собственные логические выкладки. Значит, он должен уступить! В сущности, он ничего не имел против еще одного ребенка — даже веселее. А если будет девочка, веселее вдвойне! Он плохо представлял себе, как быть отцом ребенка женского пола: слезы и капризы… или нежность и ласка? Забавно, что-то будет…

Его назидания Даше касались только одного: для его самолюбия преуспевающего мужика и бизнесмена было мучительно больно уступить, быть вытесненным с "поля битвы" какими-то сволочами, точного адреса которых он так и не узнал. Но что, в конце концов, важнее: его самолюбие или спокойствие, безопасность семьи, его Даши, его сыновей?

Ответ был один — семья дороже. Отведенные Даше три дня он потратил на то, чтобы решение, безоговорочно принятое в пользу семьи, не оставило в сердце кровоточащую рану. Мел приезжал домой пораньше, с удовольствием поедал Дашину стряпню, не отпуская ее от себя и ведя с ней разговоры ни о чем. Потом шел в кабинет и вызывал туда сыновей.

Близнецы все это время старались обретаться на "детском" этаже около двери, с нетерпением прислушиваясь к тихим голосам отца и матери и, когда раздавался громкий клич Мела: "Жорж-Алекс! Я готов!", скатывались вниз, оседлав перила, а потом с визгом мчались в кабинет. И начиналась веселая возня: они лазили по нему, стоящему, лежащему и сидящему, он боролся с ними, учил их бороться друг с другом, показывал боксерские стойки, разные там "хуки" и "аперкотты". Навозившись вволю, Мел укладывался на квадратную тахту; сыновья приваливались к нему по бокам и слушали рассказы отца про диковинных зверей, про тунгусский метеорит, про межпланетные корабли и инопланетян. Мел и сам удивлялся, откуда он брал все эти выдумки? И как складно все получалось! Если же разохотившиеся до возни мальчики, не желающие укладываться спать, снова начинали игру, Мел звал на помощь жену:

— Дашенька, — кричал он громко из кабинета, — утихомирь этих домашних хулиганов! По-моему, они намерены терзать меня до утра!

Приходила Даша и уводила близнецов восвояси.

К исходу отпущенных им самим для принятия решения трех суток он привел свой внутренний мир в такое состояние, что Дашино предложение уехать уже не казалось началом делового конца, а всего-то временным отступлением, преодолимым вполне, если семья будет в покое и целости.

А что же Даша, его мудрая и желанная "половина"? Она-то всегда была уверена, что, если лишить Мела семьи, никакой бизнес не поставит его на ноги, а с крепкой семьей он подчинит себе любую ситуацию. Ее нынешний Мел совсем не был похож на того блестящего богатого ловеласа, который с ходу уложил ее в постель, не подозревая, что эта встреча заставит его переосмыслить, все жизненные ценности.

— Ну что же, малышка, поедем рожать дочку в Италию! У тебя есть возражения? — просто сказал он, когда третий день подошел к концу.

Они улетели в погожий день середины марта. Мел предпринял чудеса оперативности и распорядительности, устроив за два месяца свои дела и в Москве и на новом месте. Он перевел основную часть личных сбережений в банк своих партнеров в Италии; солидность и репутация Banco di Milano была гарантией надежности этого вклада. Он договорился о сдаче в аренду их коттеджа на пятилетний срок; он отдал распоряжения агентству по недвижимости в Стрезе подготовить к проживанию их дом Лаго Маджоре.

Но самым важным делом он считал передачу основных фондов "своего" банка в компанию, руководимую Николаем. Путем использования определенных юридических уловок они осуществили слияние де-факто двух банков в один, где руководство и управление находились в руках Николая. При этом часть фондов резервировалась за Мелом, так что он мог бы, вернувшись в Россию, вновь начать самостоятельный бизнес. Служащие, переходя под нового шефа, ничего не теряли в доходах. Мела эта операция, пока не оглашенная, особенно радовала: его противники, вытеснив его из российского бизнеса, не получили его банк, сам Мел сохранял за собой плацдарм, с которого он в будущем сможет начать наступление.

Он не афишировал приготовлений к отъезду, но и не набрасывал на них завесу тайны, понимая, что действия семьи совпадают в данном случае с планами гонителей. В то же время он не забывал о мерах предосторожности, поскольку не исключал хулиганских выходок беспричинной мести. Они не оформляли визу на постоянное место жительства, оставаясь российскими гражданами, имеющими недвижимую собственность за границей и выезжающими для ведения бизнеса.

Итак, Шереметьево, последняя пядь российской земли… Их провожали только Дашина мать, няня Ольга Васильевна и Николай.

Элегантный представительный мужчина с молодым лицом и седыми волосами; красивая грустная женщина в модном теплом костюме зеленовато-коричневого цвета с мехом русской лисицы-"огневки"; два славных одинаково одетых мальчика, не похожих друг на друга, но явно братья-близнецы… Эта группа привлекала всеобщее внимание бросающейся в глаза изысканностью, гармонией, связывающей взрослых и детей. Семья… красивая русская семья… Мел крепко держал жену под руку, близнецы держались за руки родителей.

Когда они прошли таможенный досмотр, няня тихонько заплакала и осенила крестным знамением своих питомцев, которых дорастила до пяти лет. Она любила их как внуков, они были такие славные, шкодливые и добрые. Мальчики беспрестанно оглядывались назад, не понимая, почему няню и бабушку не пускают вслед за ними.

Мел и Даша предлагали няне выехать вместе с семьей, но Ольга Васильевна, промучившись мыслями две беспокойные ночи, отказалась. Она была немолодой женщиной, прикипевшей к родной Москве; неизвестность ее пугала, да и боязнь оказаться лишней в новой жизни была не последним соображением в ее решении. Как-то там сложится жизнь у ее молодых хозяев? Даша просила, если Ольга Васильевна передумает, написать в Италию, они ее вызовут и будут все вместе. Няня согласно кивала и улыбалась сквозь слезы.

Пока Мел сдавал в багаж несколько больших чемоданов, Даша с сыновьями стояли в пространстве между таможенными постами и багажными стойками и, повернувшись лицом к провожающим, пытались сквозь замутненные стекла разглядеть родные лица.

— Мамочка, а почему няня не едет с нами? А бабушка и деда скоро к нам приедут? А когда мы вернемся в наш дом?

По Дашиному лицу текли тихие слезы:

— Они скоро к нам приедут, Жорж-Алекс, они приедут…

— А мы когда вернемся, скоро?

— И мы вернемся…

А вот и Мел подошел к своей плачущей и растерянной семье:

— Ну все, старушка. Сотворяй поклон остающимся и пошли на пограничный контроль. Успокойтесь все! Не на век уезжаем, мы еще вернемся…

Он обнял жену за плечи, решительно развернул ее и повел к пограничным кабинам; сыновья старались попасть в ногу с широким шагом отца.

…Когда самолет оторвался от земли, Мел откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Ну вот и закончился еще один круг его жизни, самый счастливый, самый бурный… Хотя почему же "самый"? Еще не вечер, они еще поборются! Они — все вместе, его Даша и сыновья; а через несколько месяцев появится и еще кто-то, совсем крошечный. Нет, они еще молоды, у них еще будут "самые-самые" времена. Рядом дремала Даша, тяжелее всех переживавшая отъезд, хотя и сама была инициатором перемен. Мел, бережно привалив голову жены к своему плечу, взглянул на сыновей, шепотом переговаривающихся около иллюминатора. Они вместе — значит, они обязательно вернутся! Жаль только, что его страна теряет самых нужных ей людей — молодых, энергичных, честных, тех, кто помог бы ей подняться с колен.