Женщина лет за пятьдесят, внешний вид и облик которой выдавал в ней человека опустошенного, словно придавленного бедой или тяжкой болезнью, смотрела измученным горем взглядом только на Дину, не замечая никого да, наверное, и ничего вокруг.
Дина медленно поднялась, сделала шаг навстречу женщине, как та вдруг тяжело, словно из нее вырвали удерживавший стержень опору, как-то грузно и обессиленно рухнула перед ней на колени, сложила жестом отчаявшегося просителя ладони на груди и, заглядывая снизу вверх в глаза, взмолилась:
– Помогите. Умоляю вас, помогите нам!
Инга Валерьевна с Антониной Борисовной вскочили с места, кинулись поднимать женщину, а та, не обращая внимания ни на требование встать, ни на руки, которые ее поднимали, все смотрела скорбным, умоляющим взглядом прямо Дине в глаза, как на самую распоследнюю надежду.
И завороженная этим взглядом, Дина не могла отвести своих глаз, так и продолжая стоять столбом и смотреть на замершую у ее ног просительницу.
Но повысивший децибелы общий гомон «курятника» вывел из ступора и Дину, и зарыдавшую вдруг внезапно женщину. Незнакомку подняли-таки с колен, усадили за стол, налили валериановых капель, а потом и крепкого сладкого чаю. Она все благодарила, растерянно и чуть заискивающе улыбаясь через льющиеся слезы, все извинялась и извинялась, и все кидала на Дину осторожные взгляды, полные ожидания и той самой крайней, самой распоследней надежды.
– Так чем я могу вам помочь? – спросила Дина, когда незнакомка немного успокоилась.
– Только вы и можете, Диночка, – поставив чашку с чаем на блюдце, сказала та неожиданно твердо. – Я увидела по телевизору репортаж о судьбе вашей подруги и передачу по Первому каналу, в которой вы рассказывали о том, как разваливают уголовное дело, возбужденное против ее мужа. Я стала искать материал об этом деле, и принимала участие в вашем пикете у здания суда, и ходила на все судебные заседания. Все мы понимали, что этого Дерюгина отпустят и обвинения с него снимут, но когда вдруг ему дали четырнадцать лет… – Она внезапно нервно, в два всхлипа, втянула в себя воздух: – Я поняла, что только вы сможете нам помочь. Только вы. – И зарыдала навзрыд: – Он убьет ее! Убьет мою дочь!
Ситуация у Вики, дочери Валентины Николаевны, так звали ту женщину, была еще более тяжелой и неразрешимой, чем у Катерины, хотя казалось бы, что может быть страшнее и тяжелее, чем та дикая, чудовищная смерть, которой она умерла.
Оказывается, может, да еще как!
Муж Вики был не просто милиционером, он был следователем одного из райотделов милиции, и именно того района, в котором и проживал с семьей. Мало того, ситуация усугублялась еще и тем, что Николай, как звали этого деятеля, был москвичом, и они жили в квартире, принадлежавшей ему.
Бить молодую жену Коля начал через три месяца после свадьбы, перед этим грамотно и целенаправленно ограничив все ее связи с миром. То есть Вике запрещалось общаться с подругами, друзьями и родственниками, потому что те на нее якобы плохо влияли и пытались вмешиваться в их жизнь. Ну, понятно: подруги такие-сякие, слишком вольные-свободные и чуть ли не проститутки, родственники хотят только одного – его помощи в своих делах, а маме родной (ну тут вообще банальная претензия) просто не нравится зять.
Вика практически сразу оказалась под его постоянным и неусыпным контролем – сотового у нее не было, звонить можно было только на домашний телефон. А вот с ним дела обстояли неоднозначно. Ее муж, пользуясь своим служебным положением, ежемесячно брал распечатки входящих-исходящих звонков их домашнего телефона и даже поставил жучок для прослушки разговоров. Однажды он до полусмерти избил Вику в наказание за то, что она пожаловалась маме, что он ее бьет.
Он контролировал каждый шаг молодой жены: какие планы на день, куда собралась идти, где была, что делала, требовал полный отчет и проверял, звоня по нескольку раз на день, дома ли она. И бил, понятное дело, в воспитательных целях за все – за мимолетный разговор с соседкой у подъезда, за то, что задержалась в магазине дольше отведенного времени, за то, что оделась на работу слишком фривольно, с его точки зрения, за то, что к ней на работу он никак не мог дозвониться, за то, что какой-то мужик проводил ее взглядом.
О, это отдельная статья для претензий – ревность.
Как большинство тиранов и неверных мужей, Николай страдал патологической ревностью и избивал жену за любой привидевшийся ему намек на ее интерес к другим мужчинам. По сути, как и любому тирану, ему, собственно, не нужна была причина для избиения как таковая, лишь повод распалить себя, а так, как говорится, «была бы спина – будет и вина».
Первый раз он избил ее совсем уж люто, по-настоящему страшно, когда узнал, что жена беременна.
Именно тогда первый раз Вика попала в больницу с переломами, гематомами, сотрясением мозга, и у нее случился выкидыш. После которого муж стал более осмотрительным и в следующую ее беременность ногами в живот уже жену не бил, и она умудрилась каким-то чудом выносить и родить сына при непрекращающихся «экзекуциях» мужа, а через год дочку, которой на тот момент, когда к Дине пришла Валентина Николаевна, исполнилось три месяца.
Она практически не общалась и не виделась с дочерью полтора года. И только совсем недавно Вике удалось позвонить маме из уличного телефона-автомата и умолять помочь ей.
– Мама, спаси меня! – рыдала Вика в трубку. – Спаси, мамочка! Я так больше не могу! Он меня убьет! Меня и детей! – и бросила трубку.
Несчастная женщина помчалась к дочери, дежурила у подъезда, дожидаясь, когда она выйдет с детьми на прогулку, а когда та наконец вышла, кинулась было к ней, но Вика, увидев мать, испугалась и показала жестом, чтобы она не подходила. И все поняв, Валентина Николаевна начала следить за дочерью день за днем, чтобы улучить момент, изыскать хоть малую возможность поговорить. И им таки удалось несколько раз коротко переговорить.
– У нас с Викой в Москве родных не осталось. Моя родная сестра с семьей живет в Сибири, и брат там же, недалеко от нее, – все рассказывала и рассказывала торопливо женщина, словно боялась, что ее остановят в любой момент и попросят уйти: – Я продала свою московскую квартиру и с помощью сестры купила две квартиры: одну в ее городе, а другую в областном центре, недалеко от брата.
– Но если Вике удастся все же сбежать, ее муж будет искать ее именно там в первую очередь, – указал на очевидный факт дед Боря.
– Я это понимаю, – кивнула Валентина Николаевна, – поэтому-то и прописалась там, а потом сменила фамилию, снова продала обе квартиры и купила другие, уже на новую фамилию. Вернулась сюда, живу у моей близкой подруги, и мы голову ломаем, как вырвать дочь из его лап. Я ведь понимаю, что мы ни сделай, он нас найдет, но и ничего не делать невозможно. Невозможно же! – обвела она больным, измученным взглядом сидевших за столом. – Однажды он просто убьет ее, и ему ничего за это не будет, а дети останутся с ним. И это настолько ужасно, что я каждый день умираю, думая о жуткой участи моей Виконьки.
Забросив лепку пельменей, все женщины зарыдали, и даже дед Боря пустил короткую, скупую слезу, сердечно сочувствуя горю матери. Дине пришлось сделать уколы Инге Валерьевне и ее маме, которым стало плохо с сердцем от воспоминаний о своей Катюшке.
– Но что я могу? – мягко и осторожно спросила женщину Дина.
– Но вы же смогли, вы добились справедливости, хотя вам противостояла целая система, – настаивала та.
– Мне помогали люди, одна бы я не справилась, – все так же мягко отказывалась Дина.
– Так попросите всех этих людей, чтобы они помогли моей Викуле! – прокричала в отчаянии мать. – Если надо, я на колени перед ними встану, умолять буду! Продам все, что есть, заплачу, только помогите! Помогите, иначе моя дочь и мои внуки погибнут!
– Хорошо, – не выдержала такого материнского крика о помощи Дина, – я постараюсь что-то придумать.
Оказалось, что придумать, как вывезти и спрятать Вику с детьми, было не так уж сложно – поиграли в детективов и шпионов. Узнав, к какой поликлинике приписаны дети Вики, используя связи начальницы своей подстанции, Дине удалось договориться с педиатром, которая вела Викиных детей, и врач вызвала ту якобы на необходимый профилактический прием. Поскольку в поликлинику следовало идти со всем пакетом документов: паспортом мамочки и свидетельствами о рождении детей, это не вызвало подозрений у ее мужа, не поленившегося позвонить в регистратуру и перепроверить, был ли на самом деле сделан вызов к врачу. Был, убедился Николай.