– Какая-то достоевщина в худшем смысле этого слова.
– Согласна, – тяжко вздохнула Дина. – Но самое страшное, что этому нет конца и, скорее всего, никогда не будет. По данным МВД, за прошлый год число насильственных преступлений, совершенных по отношению к подросткам их родными и опекунами, выросло больше, чем на сорок процентов. А ведь мы и подростков спасаем, хотя это очень непросто и классифицируется как похищение, если он один, без взрослых.
– А как вообще работает ваш центр, что конкретно вы делаете для пострадавших? Я читал на сайте, но мне интересно услышать от тебя.
– Как правило, женщина не заинтересована покидать свое жилье и куда-то бежать с детьми, а часто и с домашними животными, бросая все нажитое, вещи, пусть и адскую, но привычную жизнь, и ищет какое-то «универсальное» средство прекратить насилие или пути воздействия на партнера, чтобы он съехал сам. Обращаться к друзьям и родственникам, чтобы повлияли и помогли, или взывать к совести и читать нотации абьюзеру совершенно бесполезно, а чаще всего просто опасно. И если наши специалисты определяют степень угрозы ей и детям как высокую, они предлагают эвакуацию. В нашем центре женщина может проживать от нескольких недель до полугода, пока мы не поможем ей решить все сопутствующие проблемы и социализироваться заново. Мы берем на себя все юридические вопросы, все мороки с документами, если их надо восстанавливать или делать заново, адвокатское сопровождение на каждом этапе по разводам и имущественным вопросам. Обязательная бесплатная психологическая помощь, работают постоянные специалисты, медицинская помощь. Бесплатное проживание, питание, гуманитарная помощь, помощь в трудоустройстве, помощь, когда в результате насилия человек остался без жилья и средств к существованию. Если жертву вычисляет муж из первой группы, мы тайно перевозим ее в другой центр помощи, с которым сотрудничаем, иногда и в другой город.
– Ты занимаешься исключительно проблемами клиентов своего «Убежища» и как адвокат работаешь безвозмездно?
– Занимаюсь семейным правом и всем, что с ним связанно, в том числе и уголовными статьями, но у меня есть и клиенты, которые платят. Одна очень богатая женщина за то, что я помогла спасти ее дочь и внуков, подарила мне крутой внедорожник. Езжу на нем уже шесть лет.
– Устала? – заботливо спросил Гарандин, снова безошибочно почувствовав произошедшую в ней душевную перемену.
– Очень, – призналась Дина, – тяжело как-то это все рассказывать, снова окунаться в эти проблемы, вспоминать…
Хотела что-то еще добавить, но удержалась. Он видел, чувствовал это ее желание, даже стремление поделиться чем-то очень важным, секундное замешательство и отступление. Даже отвернулась от него, уйдя в свои мысли, и смотрела в боковое окно.
Ну пусть, решил Влад, пусть. И на самом деле тяжело. Она ведь не просто говорит, она очень эмоциональная девочка, в какой-то мере даже эмпат, и пропускает все через себя, глубоко переживая каждый момент. Так ведь можно и выгореть.
Они молчали, каждый погрузившись в свои размышления, ничуть не тяготясь затянувшимся молчанием, чутко ощущая душевный настрой друг друга. Дина, переживая неловкость от того, что так подробно и живо поделилась чем-то очень важным и значимым, и чувствуя некую опустошенность после такого откровения, вызвавшего сильный эмоциональный отклик в душе и вновь поднявшего всю горечь и досаду… Да ну, все, не будет, не хочет она про это больше.
Уже сколько можно, в конце-то концов!
«Надо обладать каким-то особым душевным устройством и складом характера, – думал Влад, прокручивая в голове все, что услышал от Дины, – чтобы настолько глубоко сопереживать человеческой беде, оставаясь при этом полной жизни, юмора, умения верить в лучшее, ежедневно соприкасаясь с человеческой трагедией и скотской стороной человеческой натуры».
Внезапно, как бывало всякий раз, когда Гарандин обдумывал какой-то вопрос, в памяти всплывала интересная информация. Так и сейчас вдруг неожиданно всплыл из глубин подсознания давний разговор с одним сибирским священником, уникальной, самоотверженной личностью, мудрецом, в каком-то смысле учителем.
Тогда, помнится, Гарандин был глубоко поражен тем, как этот человек восстанавливает величественную старинную, стоящую в отдалении от жилых мест церковь своими усилиями и при помощи сплотившихся вокруг него прихожан, налаживая службу в, казалось бы, невозможных условиях.
– Человеку нужна духовная подмога, опора, место, куда он может принести любую свою беду, найти утоление своей печали, обрести искреннюю поддержку и поделиться радостью. Каждому требуется некое духовное единение, чтобы не чувствовать себя в одиночку против жизни, и церковь для многих становится той самой духовной семьей. Людям живется тяжело. Им необходима эта церковь, – ответил священник на вопрос Влада, улыбаясь мудрой улыбкой. – Церковь призывает любить и умножать любовь в мире, а ведь практическая любовь к людям, когда не декларируют, а делают, это редкость. Потихоньку-полегоньку, каждый день по шажку, да и справится наше дело с Божьей помощью, и встанет, обретет былое величие и займет свой форпост наша красавица. Так, как и говорят нам святые апостолы: малыми усилиями, с молитвой да верой и вращается мир. – И вдруг улыбнулся с хитринкой: – А советский писатель Зощенко говаривал на эту тему просто: «Не надо бороться за чистоту – надо подметать». Вот мы и подметаем.
Гарандин тогда был поражен мощью и энергией необыкновенной личности этого батюшки, его спокойной, глубокой любовью к людям и состраданием к ним, и силой духовного подвига этого человека, который поставил себе целью служение людям и увеличение любви, как он выразился. Они тогда долго еще беседовали, много чего поразительного сказал ему тот священник.
Гарандин, понятное дело, предложил свою помощь в восстановлении церкви, причем очень конкретную: присылаю архитекторов, реставраторов, строителей, оплачиваю и поднимаем храм в кратчайшие сроки – все сделаем, по высшему разряду и как полагается. А святой человек отказался. Вот так.
– Если заблудшему душой ребенку дать все, что он пожелает, сразу и сколько хочешь, то душа его так и не вырастет и не найдет свой верный путь, поскольку ей не надо ни над чем трудиться. Пусть прихожане наши своим трудом, борьбой с зависимостью к алкоголю, преодолевая леность телесную и душевую, поднимают святыню. Она тогда во сто крат дороже и светлее для них будет. Но и от помощи твоей не откажусь.
Архитекторов и специалистов-реставраторов батюшка принял с благодарностью, а вот от строителей отказался, возложив эту миссию на местный народ, и денежку согласился принять, но малыми порциями, ежемесячно, по чуть-чуть, чтобы стройка не встала. И все.
Поразительно, но все то, что сказал ему тогда этот неординарный человек, в полной мере можно отнести и к Дине, к ее «малым усилиям, которые вращают мир». К ее личности, натуре, духовной направленности и умению сопереживать, жалеть и любить, хоть люди и очень странные существа – они делают все, чтобы любить их было невозможно.
Гарандин посмотрел на Дину и улыбнулся, увидев, что она задремала, прислонив голову к оконному стеклу, измученная дорогой, своим все еще болезненным состоянием после аварии и непростым разговором.
И такая вдруг на него снизошла нежность к этой женщине, что в груди потеплело, и так вдруг сильно захотелось, как тогда в больнице, обнять ее, прижать к себе, закрыть, «приголубить», как говаривала его бабуля. Какое замечательное слово: «приголубить», вот так именно. И почувствовать ее всю, рядом, своей, вдохнуть ее запах, околдовываясь навсегда его приворотом.
Он поймал себя на том, что непроизвольно высматривает удобное место на обочине, чтобы припарковаться и осуществить это свое желание. Усмехнулся, крутанул головой – как его пробрало-то!
И подивился внезапно пришедшей мысли, что так теперь с ним будет всегда. Надо же. И внезапно почувствовал какую-то молодую лихую радость в душе – здорово. Ведь как здорово-то, а.
«Пусть спит», – все с той же нежностью, к которой еще не привык, подумал Гарандин, откинул спинку пассажирского сиденья и придержал ей голову, укладывая поудобней.
– Просыпайся, – услышала Дина совсем тихий голос Влада и легкое прикосновение его пальцев к щеке.
Открыла глаза и обнаружила, что лежит на разложенном кресле, заботливо прикрытая легким пледом.