– Я не о приметах, а о чуйке своей, – настаивал Влад, – без которой мы тоже, согласись, не юбилей бы сейчас обсуждали, а уже давно на Троекуровском отдыхали.
Но Варгин не уговорился, как ни старался Влад, беспечно отмахиваясь, уже загоревшись какой-то своей идеей и обещая сюрприз. И Гарандин позволил себя уговорить, сдался, подумав: да и ладно, с тем уровнем безопасности, что у них обоих имеется, какие могут произойти неприятности, разве что в бизнесе в их отсутствие. Да и отсутствие весьма условное при современных системах связи и коммуникации.
Только когда Гарандин, уставший и злой после долгого перелета и езды на машине, поднялся на яхту Макса, пришвартованную в марине порта Омана, тот с заговорщицким, довольным видом сообщил ему конечный путь их вояжа – мавританский остров Родригес.
– Да на фига так сложно? Вот на кой тебе дался этот Родригес? – ворчал недовольно Гарандин. – Хрен знает сколько пилить, да еще и в Индийский океан.
– Не бурчи, Гаранд, – смеялся Макс. – Говорю же: будет сюрприз. Классно отдохнем! Это не в Средиземноморской луже плескаться.
А Влад ворчал, не мог никак унять свое недовольство и маялся: все ему было не в кайф, никакой сюрприз ни за каким хреном не сдался, и чуйка беспокойная просто измучила, но и портить другу день рождения и интригу тоже не хотелось, к тому же собралась хорошая компания, и барышень на яхту пригласили одна краше другой, и умненькие все, как на подбор, в общем… да что говорить. Ладно.
Как отплыли, мужики уединились и долго обсуждали дела свои насущные, решали важные проблемы весь день, появившись на палубе лишь к вечеру. Гарандин вроде отпустил себя, расслабился, выпил вина, ненапряжно пообщался с гостями, понаблюдал с ленцой за танцами на верхней палубе, присмотрелся к девочкам, выбрал одну, с которой и ушел в свои апартаменты, на минуточку, именные, ничем не уступавшие хозяину яхты.
И вроде скинул напряжение, и хороший секс его расслабил, а заснуть никак не мог. Маялся, маялся и вышел ночью на малую палубу на верхнем этаже, закрытую для всех, кроме них с Максом и капитана с помощниками, и застал там неспящего Варгина.
– А ты чего? – спросил он Макса.
– Да хрен чего, не знаю, – отозвался тот.
Сел рядом. Помолчали. Смотрели на бездонное звездное небо и зыбкую океанскую гладь.
– Что-то со мной не так, Макс. Ничего не радует, вообще ничего, – признался Влад тихим голосом, не тревожа высокого величия ночной красоты. – Все не то, не могу ни в чем найти, обрести наполненности, что ли. Словно потерял способность чувствовать. Ничего не вызывает сильных эмоций, радости нет никакой. Такая пустота внутри, словно серое все. А что такое испытывать счастье, я даже и не помню. Забыл.
Снова помолчали.
– Это потому, что все не твое, – сказал ему так же тихо Макс. – Это для меня кайф полный и мое призвание управлять финансовыми потоками, бизнесом, заниматься мировой экономикой и высокой политикой, это моя стихия. Я ею живу и дышу, для меня это родная среда обитания. Ты, Влад, стал охренительным предпринимателем и бизнесменом мирового уровня, но это все не твое. Ты прикладник, в тебе врожденный инженерный талант. Если бы мы не ринулись в бизнес, абсолютно уверен, ты бы стал выдающимся технарем, ученым и наизобретал бы всякого добра и сейчас был бы уже профессором. Потому как в тебе сочетаются нереальная целеустремленность, масштабность мышления и фарт, а такое добро, к чему ни приложи, даст высококлассные результаты.
– И куда это все теперь засунешь и приложишь? – нерадостно усмехнулся Гарандин.
– А ты возьми и приложи, – оживился вдруг Макс неожиданной идеей. – Брось все на хрен и займись тем, что тебя по-настоящему привлекает, в чем ты одарен сверх меры. Реализуй свой талант. Я же давно вижу, как тебя коробит, изматывает, и давно понял почему. – Он посмотрел в темноту на горизонт и продолжил свою мысль: – Мы с тобой поднялись на вершину, и я тебе бесконечно благодарен за это. Без тебя, без твоего таранного устремления вперед я бы никогда не забрался так высоко. – И, снова посмотрев на Влада, поделился сокровенным: – И мне тут охренительно нравится. А тебе нет. И знаешь что, Влад, из всех людей, которые достигли такого уровня, только ты один чокнутый небывалый человек, пожалуй, и сможешь отказаться от всего, что имеешь, и полностью переменить свою жизнь. Найди свой кайф, погрузись в то, к чему стремится твоя натура, твоя личность, в чем проявляется твой талант: в свою инженерию и в своих лошадей.
– Что бросить? – усмехнулся Влад.
– Не знаю, Влад. Сам видишь, как все сейчас жестко. Может, и реформировать бизнес стоит. Сам решай и смотри. – Помолчал и вдруг произнес задумчиво, с каким-то сожалением: – Жизнь, сука, такая быстрая. Мне хотя бы было постоянно здорово, я испытывал настоящий драйв и даже моментами небывалый восторг, а ты все эти годы тащил долг в душе. Сначала перед отцом, потом перед бизнесом, передо мной, перед заводами своими и людьми, работающими на тебя. И вот тащил и тащил, и ни разу не переживал, не ощущал того кайфа, который испытывал я. Так и на хрен тогда все это добро, все офигительное состояние, власть, возможности, если нет ни радости, ни вкуса жизни, ни драйва, а, Влад?
– Что это ты взялся подводить итоги? – недовольно пробурчал Гарандин.
– Да так, – легко рассмеялся Макс и, хлопнув его по плечу, предложил: – Пойдем накатим и закусим, что ли. Сна ни в одном глазу.
На следующий день его убили.
Так тупо, так нелепо, так безысходно.
Сомалийские пираты. Смешно. Гарандин с Варгиным ведь не туристы на маленькой яхте, а серьезные, значимые люди, более чем разумные, просчитывающие любые мелочи и детали: они в эти воды без сопровождения и не двинулись бы. И военный корабль шел рядом с ними, и своя охрана была еще та – чуть ли не целое воинское подразделение спецназа, и яхта из пуленепробиваемого материала сделана.
Да что те пиратики против них могли? Однако же кинулись к ним аж на шести лодках, серьезно так ребята подготовились. Вот сто пудов наводку имели. Только разогнали их из крупнокалиберных пулеметов, покрошив те лодочки, как шелуху, еще на подходе. Но сомалийские лихие хлопцы принялись стрелять в ответ, не жалея боезапаса, а на яхте, в закрытом, правда, салоне – не на палубах, продолжалось себе развеселое пати: танцы, музыка, шампанское. Смотрели в окна, посмеиваясь на отребье с «калашниковыми» в лодках.
И одна-единственная пуля. Одна! Единственная. Шальная пуля. Влетела в приоткрытое на щель окно.
Прямо в сердце Макса, остановившегося в танце в тот момент, чтобы отпить глоток вина из своего бокала.
Он умер мгновенно. Сразу.
Как сказал доктор, который входил в штат, даже ничего понять и почувствовать не успел. Мгновенная смерть.
Он так любил жизнь во всех ее проявлениях, он так любил рисковать, посмеиваясь, полной мерой беря от жизни все, он так заигрывал с опасностью.
«Если стучаться в дверь к дьяволу, то рано или поздно кто-нибудь обязательно откроет». Он не стучался и не ломился в ту дверь, лишь постукивал иногда шаловливо. Видимо, его все же услышали.
Весь обратный путь до Омана Влад сидел на диване в апартаментах Макса и чувствовал, что тот как будто сидит рядом с ним. Разговаривал с другом и слушал, что тот ему отвечает.
Прощался. Сутки так сидел.
Девчонок всех по каютам разогнали и гостям объяснили, что лучше оставаться в своих номерах, и на яхте стояла воистину мертвая тишина. Завернутое тело Макса лежало в холодильнике, а сам он, невидимый, сидел рядом с единственным близким ему человеком на всей Земле.
Так они и проговорили, молча, прощаясь, весь обратный путь.
Домой. В Москву.
Дина плакала. Вытирала рукавом трикотажной кофты слезы, хлюпала носом и рыдала, не могла остановиться.
– Ну ладно, – попенял ей Влад, грустно усмехнувшись над ее сентиментальностью. – Ну ты чего. – И позвал, протянув руку: – Иди ко мне.
– Какой-то прямо кошмар, – пристроившись у него на коленях, пожаловалась Дина. – Ну вот как так? – Она посмотрела на него мокрыми от слез глазами. – Никогда не привыкну к таким нелепым смертям. Да и к лепым смертям тоже. – И спросила: – Ты из-за него жизнь свою изменил? Да?
– Да как-то все сошлось вместе, – вернулся к воспоминаниям Гарандин, усадив Дину поудобней. – Я эти земли давно приобрел, специально под конюшни, так, для души, только для себя и своих людей, приезжал сюда на выездку – развеяться. Присмотрел и место под дом и, еще толком ничего не решив, запустил специалистов – проводить исследования. Думал еще взять земли рядом, под поля для кормовых, да застопорился этот вопрос. Дело в том, что государство мой бизнес уже несколько лет как «поджимало», мне-то совершенно очевидно, по какой причине. Но прихватить меня всерьез у них не было возможности, да и никто особо не стремился прихватывать-то, а вот, скажем, склонить к более тесному сотрудничеству старались. Я прекрасно понимал все их мотивы и даже где-то признавал, справедливости ради, невысказанные претензии.