– Скажи, – разбив продолжительную тишину, неожиданно спросил Влад, – ты на самом деле вот так в первый же момент почувствовала себя его матерью, как сказала Ирине Витальевне?
И очень внимательно посмотрел на нее. Дина не ответила сразу, прислушалась к себе, к своим ощущениям, обдумывая, как ответить.
– Я не знаю, как это объяснить, – призналась она.
– Я не прошу тебя объяснять, я спрашиваю, что ты почувствовала?
– Я услышала его смех, и со мной произошло что-то странное: я его узнала, совершенно четко узнала, – пыталась как-то объяснить Дина то, что сама еще до конца не понимала в полной мере, – словно какое-то дежавю, настолько родной хохоточек-звоночек. И меня реально что-то внутри совершенно неотвратимо тянуло к нему. А когда я увидела… – у нее перехватило дыхание, и слезы навернулись на глазах, – то… просто в одно мгновение пришло абсолютное понимание, что это мой ребенок. – И протянула бессильно: – Я не понимаю, не знаю, как передать, объяснить.
Посмотрела на него и спросила:
– А ты? – И только сейчас, в эту самую секунду сообразила, что до сих пор не спросила Влада о самом важном: – А ты почувствовал его родным? Я не знаю… пусть не сыном, а родным человечком?
– Ну, у меня нет такого сумасшедшего материнского инстинкта, как у тебя, но… – честно признался Гарандин. – Ты уже в курсе, что в этот детский дом Лешку перевели совсем недавно из другого, который расформировали, причем этот детский дом был хрен знает где, даже не в Ленинградской области. И у нас в зоопарке он появился с группой только перед самым моим отъездом в Москву. Тогда я его и увидел первый раз. И что-то такое щелкнуло, как ты говоришь, в голове, внутри, не потому что он без ножки, а что-то другое… непонятное. Вот почти как у тебя: словно родной малыш, родной человечек. Я тогда сразу решил, что парня не оставлю, возьму под свою опеку, не прямую, в том смысле, что не усыновлю, а буду плотно участвовать в его жизни, помогать, направлять. Конечно, первым делом протезик сделаю. А когда ты появилась… – Он замолчал, задумавшись над чем-то. – Ты появилась, и теперь все по-другому. Теперь можно и иные решения принимать.
– То есть ты не против его усыновления? – уточнила Дина. – А то я в такой прострации находилась, только о нем думала, из рук боялась выпустить, что даже не спросила тебя.
– Да ну тебя, – раздосадованно отмахнулся Гарандин, – херню всякую спрашиваешь.
– Кстати, – улыбнулась Дина и уведомила: – Его зовут не Алеша. Он теперь Лёшик. Наш Лёшик.
А мальчик с новым именем Лешик, который нашел наконец, своих маму с папой, спал на заднем сиденье летящего в Москву джипа, счастливо улыбаясь во сне, и все теперь в его жизни было правильно и замечательно.
В Москву приехали поздно, как ни торопились, мирно обсуждая в дороге, как супруги с большим стажем, самые обыденные вещи, что надо купить детское автомобильное кресло, вернее два – для ее машины. И надо бы приодеть ребенка, и в каком магазине это лучше сделать, а Дина звонила нужным людям, чтобы устроить Лешу в клинику протезирования, а Гарандин подсказывал ей вопросы, если она о чем-то забывала спросить. Последним Дина набрала отца, чтобы предупредить об их внезапном приезде. Они с Гарандиным, как-то не сговариваясь и не обсуждая, лишь понимающе переглянувшись, решили ехать к Нагорным и, уже набрав номер, Дина вдруг озадаченно спросила Влада:
– А как это сказать-то?
– Да прямо так и скажи, – посоветовал тот.
– Привет, дочь, – ответил на вызов отец.
– Привет, папуль. – Услышав родной бодрый голос, Дина неожиданно так сильно обрадовалась, что даже сама себе удивилась. – Семья там вся в сборе?
– Почти, – весело отвечал он, – Кирюха только с барышней где-то зависает.
– Ну пусть зависает, хотя жаль, – подумав, решила Дина. – Папуль, мы сейчас с Владом приедем.
– О как, – слегка насторожился Константин Павлович. – Что так спонтанно, что-то случилось?
– Случилось, пап, радостное, – ответила Дина и ошарашила новостью: – Мы не одни приедем. С маленьким мальчиком. Нашим с Владом ребенком.
Константин Павлович помолчал, переваривая информацию, и спросил:
– Насколько маленьким?
– Три с половиной года, – отрапортовала Дина.
– Тогда Кирюху от барышни придется оторвать, – хохотнул он, радуясь такой перспективе, – достанем детскую кровать и поставим в вашей комнате.
– А у нас есть комната? – заулыбалась Дина.
– А то, – хохотнул Нагорный, – ты надеялась, что наши дамы упустят это из своего внимания? Сейчас. Все уже устроили в большой спальне.
Понятное дело, что перевозбужденный Лешик не собирался спать, хоть ему и положено было по всем правилам.
Да вы что?! Какое спать! Никто бы не смог на его месте – день великого счастья всего его мира – сначала нашлись мама с папой, который сказали, что они теперь никогда-никогда с ним не расстанутся, а теперь выясняется, что у него еще есть настоящие бабушка и дедушка, и прабабушка даже, и брат с сестричкой, о которых рассказала ему Дина.
И пропустить такое событие, как встречу с нашедшимися наконец родными – не-е-ет, ни за что! Ни спать, ни успокоиться Лешик не мог, хоть ты что с ним делай. И прыгал от нетерпения на заднем сиденье, и задавал кучу вопросов, и хохотал от небывалого счастья и радости, и хлопал в ладошки.
Встречать гостей Нагорные вышли всей гурьбой, столпившись в большой прихожей. Первые суетливые приветствия, поцелуи Дины с родными, и как-то так получилось в суете и мельтешении, что ребенка и не разглядели, не заметили за спиной и ногами Дины.
– Ну а где же мальчик? – недоуменно спросила Антонина Борисовна.
– А вот и я! – Из-за ног Дины выскочил на своих костыликах сияющий от радости и полного бесконечного счастья пацан.
Семейство Нагорных мгновенно застыло, в полном шоке уставившись на ребенка, а тот переводил взгляд с одного на другого, не понимая, почему все молчат и как-то странно на него смотрят, и никто отчего-то не радуется такому небывалому счастливому событию.
– Я Лешик! – на всякий случай представился ребенок своим новым именем, которое ему ужасно, просто невероятно понравилось, которое он уже успел, наверное, раз сто повторить, вот и представился, ну а вдруг его просто не узнали.
– А я твой дедушка! – в тон ребенку громогласно и счастливо прокричал Константин Павлович.
Шагнул вперед, подхватил мальца на руки и, чуть подбросив вверх, так что прогрохотали костылики на ременной привязке, прижал к себе. И словно по команде «отомри», все разом заговорили, загомонили, облепив Константина Павловича со всех сторон, забирая и передавая хохочущего от счастья Лешика из рук в руки, который крутился волчком и обнимался-целовался с каждым – шум-гам, суета, звонкий голосок малыша и его необыкновенный заливистый смех, звучащий, как серебряный колокольчик.
Так всей гурьбой, с ребенком, «ходившим по рукам», и двинулись в кухню, позабыв о еще двоих виновниках переполоха, так и оставшихся стоять у двери.
Дина повернулась и, уткнувшись в грудь Гарандина, вдруг совершенно безудержно расплакалась не то от счастья, не то освобождаясь от напряжения, в котором находилась с того самого момента, как услышала смех этого необыкновенного мальчика. Своего мальчика. Родного.
Но поплакать от души Дине не дали, семья таки обнаружила ее отсутствие, в прихожую прибежала делегированная Сонечка и, ухватив мать за рукав, потащила на кухню.
И был чай-самовар, и вкуснейшие пирожки по особому бабушкиному рецепту, и всяческие иные вкусности. И тут вспомнили про фермерские дары, что успела загрузить в багажник их машины заботливая Алена Васильевна. И Кирилла с Соней отправили за теми самыми дарами, а потом понеслась новая волна восторженных ахов-охов, когда все это богатство разворачивали, быстро нарезали и дегустировали.
И все громко говорили, обсуждали возбужденно-восторженно-радостно грандиозное, небывалое событие, по случаю которого Константин Павлович извлек из серванта коллекционную бутылку коньяка, презентованную пациентом. Влад кивнул, мол, «а давайте», и дамы согласились, что такое событие можно и отметить парой рюмочек.
И в этой радостной суете, смехе и гомоне не сразу заметили, как обессиленная этим бесконечно растянувшимся днем заснула Дина, завалившись на бок и прижимая к себе уснувшего Лешика, который обнимал ее за шею. Они даже во сне не отпускали друг друга.