– Виктор Дерюгин, – кивнул тот и задумчиво протянул: – Как же он здесь оказался?
– Вот и я бы хотел это знать, – снова холодно-жестко произнес Гарандин.
– Разберемся, Владислав Олегович, – вздохнув, пообещал Гусаров.
– Надо вызвать полицию и «Скорую», – напомнила Дина. – «Скорую», желательно из районного центра.
– Да сами разберемся, – чуть скривившись, попробовал отбрехаться Гусаров.
– Нет, – решительно отмела такое предложение Дина, отдавая себе отчет, что подразумевает под этим начальник службы безопасности: – Вы, конечно, разберитесь, но до приезда полиции. А «Скорая» нужна, чтобы зафиксировать нанесенные травмы. – И объяснила свои требования: – Я эту мразь закатаю по полной!
– Без тебя найдется, кому закатать, – раздраженно-недовольно постановил Гарандин. Поднявшись на ноги, он подхватил жену на руки и приказал Гусарову: – Час тебе на все про все, Клим Викторович. Доложишь.
И понес Дину в их спальню на втором этаже, а в хвост им пристроилась молчаливая, но сосредоточенная и готовая к любым подвигам Алена Васильевна с большим оранжевым медицинским ящиком.
При тщательном осмотре рана и на самом деле оказалась не сказать что прямо царапина, но легкая: нож прошел между двумя ребрами, разрезав мышцы на боку. Приличный такой разрез, требовавший наложения швов. Это решили оставить до приезда «Скорой помощи» из райцентра, а не из родного фельдшерского пункта, как и рекомендовала Дина, думавшая про перспективу (адвокаты Дерюгина могли обвинить местных медиков в необъективности).
– Ты для этого в Питер ездила? – спросил Влад, когда домработница вышла из комнаты, унося с собой медицинский ящик, и он прилег рядом с женой и наконец смог осторожно ее обнять.
– Да, в женскую консультацию.
– Почему мне не сказала? Двенадцать недель – это уже сколько? Больше трех месяцев? – попенял он ей.
– Сначала вообще не поняла, что беременна, а потом решила, что надо убедиться наверняка. Я же себя прекрасно чувствовала, никаких симптомов вообще, кроме разве что повысившегося аппетита и задержки.
– Значит, двойня, – вдруг вздохнул и заулыбался Влад. – А кто? Мальчишки, девчонки?
– Пока не ясно. – И спросила, заглядывая ему в лицо: – Я так понимаю, что ты рад?
– Ты серьезно? – попенял он ей, чуть откинувшись, чтобы лучше ее видеть. – Я об этом думал. В том ключе, что хорошо бы было родить нашего с тобой общего малыша. Лешка уже большой парень, четыре года, а мне хочется, чтобы совсем маленький, чтобы ты его выносила, родила, наблюдать, как растет.
– Видимо, сильно думал-загадывал, – усмехнулась Дина, – на целую двойню надумал. – И спросила: – Слушай, у нас и так как-то слишком бодро от народа, а тут еще и два малыша. Ты от этой толпы не офигеваешь?
– Да нет, – усмехнулся Гарандин и признался: – Мне хорошо. Я вдруг понял, что мне нравятся большие семьи. Никогда за собой такого не замечал и не чувствовал, а теперь вот балдею. – Помолчал и усмехнулся: – Хотя порой и офигеваю, конечно.
«Скорая» с полицией прибыли одновременно, и потянулись протокольные мероприятия, правда, управляемые жесткой рукой Гусарова. Полицейские достаточно быстро управились и увезли задержанного, да и «Скорой» особо незачем было задерживаться: рану зашили и обработали, все травмы зафиксировали, выписали направление в родной фельдшерский пункт и укатили.
И Дина тут же выбралась из кровати, на которую ее старательно укладывали все подряд, начиная с мужа родного и заканчивая Аленой Васильевной, страшно испугавшейся за Дину.
– Не собираюсь я лежать, – категорически отказалась она. – Подумаешь, порез какой-то…
– Двенадцать сантиметров, глубиной два с половиной, – недовольно перебил ее Гарандин.
– Ни хрена тому порезу не сделается, – сердилась Динка. – Так, все, я хочу есть. Вот прямо сейчас. И услышать, как этот урод попал к нам прямо в дом.
– Ладно, – тяжко вздохнув, сдался Влад. – Идем уж, что с тобой делать.
– Мой прокол и косяк, Владислав Олегович, – повинился Гусаров, предваряя повествование о противозаконных деяниях Виктора. – Расслабились мы тут на природе, на выселках своих. Не просчитал я эту падаль до конца. Когда он выходит с зоны, мы знали. Встретили его, вели до Москвы. Своего интереса к Дине Константиновне он никак не выказал, просто начал новую жизнь, устроился работать, нервозности никакой не проявлял. Мои ребята подержали его плотно пару месяцев, и я принял решение, что при любых раскладах он до Дины Константиновны не дотянется. Виноват, пропустили мы момент, как он сюда попал. Надо все-таки будет опознавание лиц на въезде ставить. Надо. Народу все больше и больше.
– Надо – ставь, – оборвал его покаянную речь Гарандин. – Ты лучше поведай, как он вообще сюда попал.
Как попал, как попал. А так и попал Виктор Дерюгин в дом Гарандиных – хитро, с выдумкой, путем преступных деяний.
Как любой подонок и мразь, Дерюгин обвинял всех вокруг в том, что он стал мразью, и в том, что он совершил: «Это не я ее избивал, она сама напрашивалась и провоцировала меня. Это не я виноват в том, что сел за убийство жены в тюрьму, это ее подруга виновата в том, что я попал в тюрьму. Аж на четырнадцать лет!»
Все эти годы, проведенные в заключении, его поддерживала и питала не теряющая градуса накала жажда мести. Он мечтал, тысячи раз прокручивая в голове картины одна другой краше и слаще, до дрожи в паху, как осуществит свою месть Дине. Больше всего ему нравился вариант с похищением; убить – это что, это легко и просто, а вот растянуть удовольствие, смакуя каждое мгновение ее мучений, страхов, унижений и агонии – вот именно то, что грезилось ему ночами, доводя почти до оргазмического удовольствия. Это то, что полностью удовлетворит его потребность в мести.
Но на пути к сладкому наслаждению встали труднопреодолимые препятствия. Понятное дело, что Интернет есть и на зоне, как его ни запрещай, но есть. И из него Дерюгин узнал, что Дина стала человеком достаточно известным и даже влиятельным в определенных кругах, это во-первых. А во-вторых, настолько странно и почти невозможно, но ни сама Дина, ни члены ее семьи, даже дети – что вообще уже за гранью понимания – не состояли в соцсетях, и накопать какую-нибудь полезную информацию, что-нибудь, за что можно было бы зацепиться, чтобы разработать какой-то первичный план, было весьма непросто.
Значит, требовался иной путь и иной план. И изощренный ум бывшего мента этот план придумал и начал приводить в действие поэтапно, задолго до окончания срока заключения. «Зацепил» письмом так называемую невесту. Это когда зэки пишут настоящие бумажные письма женщинам, для чего на зоне существуют особые специалисты – «писатели», обладающие психологическим талантом и безошибочно вычислявшие, что какой женщине требуется писать, чтобы ее «ухватить», главное пусть та ответит хотя бы просьбой больше не писать, а дальше начинается тонкая игра – конкретно подцепить ее на крючок.
Нашлась такая и для Виктора. И, что интересно, благополучная, вполне обеспеченная москвичка. Одинокая, разумеется, с излишним весом и кучей комплексов неполноценности, которые очень быстро «излечил» романтический Витенька.
И излечил настолько, что они поженились на зоне, где он сидел и куда девушка начала регулярно ездить в качестве жены. Через два года она родила ему сына. Повезло женщине. По крайней мере, она в своем везении была абсолютно уверена.
Виктор вышел из колонии и зажил с молодой женой и сыном в ее квартире полгода назад. Съездив на родину, продал свою квартиру и все, что осталось после родителей, умерших за годы его заключения, вернулся в Москву, купил дешевенький автомобиль и устроился на работу у знакомого в автосервисе слесарем. Проработал честным гражданином два месяца, зарекомендовал себя спокойным и работящим и решил, что пора потихоньку наводить справки о Дине.
Но столкнулся с первой неожиданной неприятной новостью – Дины нигде не было. То есть вообще нигде. Ни в ее Центре, ни в адвокатской конторе. Единственное, что ему удалось узнать, она уволилась и уехала из Москвы. Найти родственников Дины ему тоже не посчастливилось – он попытался обратиться за помощью к бывшим знакомым-коллегам, но оказалось, что большая часть из них давно уволилась из органов, а те, кто остался на службе, шарахались от него, как от черта, и даже пригрозили отправить обратно за решетку, если он проявится еще раз.