— Сестра моя! Какой великий день! Я только что виделась с господином Венсаном. Он вне себя от радости. Ему в эти дни было видение, что у вас будет ребенок!
Последним явился тот, кого ждали меньше всего. Франсуа, герцог де Бофор, также зашел поздравить королеву, но его внешний вид заставил Сильви вздрогнуть, а у Марии с лица сползла сияющая улыбка. Несмотря на высокий рост и светлые волосы, молодой человек казался тенью, элегантно одетой в серый бархат, затканный серебром, с невероятно белоснежным воротником. Над роскошным одеянием все увидели напряженное, посеревшее лицо. В одной руке шляпа, а пальцы другой настойчиво теребят атласный бант на шпаге. Он пошел напрямик вызывающей походкой. И при его появлении окружавшие королеву придворные разошлись в стороны.
— Господи, — молилась про себя Сильви, — сделай так, чтобы он не совершил никакой глупости! Его лицо не предвещает ничего хорошего…
— Ах, герцог де Бофор! — произнесла королева с ясной улыбкой. — Мы вас так давно не видели у нас. Вы тоже хотите нас поздравить?
— Разумеется, мадам! Я с огромной радостью узнал, что король наконец вспомнил, что его супруга — прекраснейшая из женщин. И так как счастье написано на лице королевы, я могу считать себя самым счастливым из людей!
— Какой вы замечательный подданный, мой дорогой герцог!
— Не лучше остальных, мадам! Я просто поступаю, как и все… Могу ли я также поздравить ваше величество с приобретением этого очаровательного веера, что так изысканно смотрится в вашей руке? Очень красивая вещица!
— Она прибыла издалека. Из Рима. Я не хочу ничего скрывать.
— Неужели его прислал вашему величеству наш посол в Риме, мой дядя, маршал д'Эстре?
— Нет, вы ошибаетесь. Это подарок монсеньора Мазарини. Об этом человеке все здесь вспоминают с большим удовольствием, — добавила она чуть громче. — Эта безделушка прибыла к нам позавчера с тысячью других забавных вещиц… Не правда ли, этот веер очарователен?
Бофор был серым, стал кирпично-красным. Его синие глаза засверкали от ярости.
— Какая наглость со стороны этого лакейского отродья! Он осмелился прислать подарки королеве Франции! Разве у нас мало дворян, которые могут подарить нашей королеве все, что ей понравится?
Теперь покраснела и Анна Австрийская.
— Вы забываетесь, герцог! Вы забыли, кто вы и с кем говорите! Вы оскорбляете того, кого здесь нет. Это очень серьезно, потому что человек не может вам ответить. И, что еще хуже, вы позволяете себе критиковать наших друзей!
— Друзей? Этот Мазарини очень тесно связан с господином кардиналом. Я не знал, что ваше величество разделяет его вкусы.
— Довольно, герцог! Уходите. Ваше присутствие не доставляет нам удовольствия!
Появление запоздавшей пары, губернатора Парижа с женой, очаровательной герцогиней де Монбазон, несколько разрядило обстановку. Франсуа, чувствуя себя очень несчастным, отошел. Правда, несколько дальше, чем ему бы хотелось. Потому что Мария де Отфор потянула его сзади за пояс и тянула до тех пор, пока они не оказались в укромном уголке. Там к ним присоединилась и Сильви.
Местечко между кариатидой, поддерживающей балкон для музыкантов, и углом галереи несколько в стороне от общего шума и гама было выбрано отлично. Когда подошла Сильви, Мария как раз бросилась в атаку:
— Вы что, с ума сошли? Явились сюда с вытянутым лицом и набросились на ее величество, как будто она вам чем-то обязана! Честно говоря, мой дорогой герцог, я уже начинаю жалеть, что выступила на вашей стороне. Вы не годитесь ни на что путное, только совершать глупости!
И тут же Сильви выступила в его защиту:
— Не будьте так суровы, Мария! Вы разве не видите, как он мучается!
— И с какой это стати, скажите, пожалуйста? Все из-за того, что нам удалось спасти королеву от неминуемого развода? Вы являетесь сюда с видом собственника. Хорошо еще, что вы не устроили сцену ревности по всем правилам!
— Когда ревнуешь, так трудно рассуждать разумно… Надо пожалеть герцога и как-то успокоить его!
Франсуа с живостью схватил Сильви за руку, прижался к ее пальчикам благоговейным поцелуем и так и не отпустил больше.
— Откуда вам знать, что я пережил этой ночью при одной только мысли о том, что здесь происходит? Я представлял их в объятиях друг друга, я…
— У вас слишком пылкое воображение, герцог! — бросила Мария. — А мозгов явно недостаточно! Когда же вы наконец поймете, что эта ночь была необходима, чтобы над вашей возлюбленной не висела угроза быть изгнанной за измену мужу?
— Вы совершенно правы, но с тех пор как она принадлежит мне, я не могу вынести одной мысли о том, что кто-то другой разделит с ней ложе.
— Другой? Это король другой? — выдохнула возмущенная Мария. — Нет, мой друг, вы совершенно явно сошли с ума!
— Все возможно, но больше всего я сожалею о том, что послушался вас тогда в Шантильи. Я бы увез ее, и сейчас она управляла бы Нидерландами…
— Прежде всего она стала бы опороченной, опозоренной, брошенной женщиной, какой теперь является королева-мать…
— Никогда! Я бы завоевал для нее королевство…
— Вздор, пустая болтовня! Вы забываете об инквизиции! Неужели вы полагаете, что, очутившись в Нидерландах, она бы согласилась, чтобы ваша связь стала достоянием гласности? Кардинала-инфанта это бы тоже не устроило, и в этот самый час, как вы говорите, вас бы уже передали в руки палачей нашего кардинала, если бы не перерезали просто-напросто горло в каком-нибудь темном углу!
— Вы безжалостны! Скажите мне, по крайней мере, как все прошло? Я полагаю, что вы шпионили за королевской четой всю ночь?
— Это правда, я не спала всю ночь, но я вам ничего не скажу. Речь идет о наших монархах, а я верная их подданная!
— А вы? Вы мне скажете? — взмолился Франсуа и почти прижал Сильви к себе. — Вы ведь тоже, должно быть, были там?
— За кого вы меня принимаете? — резко бросила Мария. — Альковные секреты не предназначены для таких юных ушей. Мадемуазель де Лиль отправилась спать по моему приказанию. Я полагаю, она единственная, кто хорошо спал этой ночью!
— Когда я снова увижу королеву?
— Боюсь, что не так скоро. Во всяком случае, мне бы так хотелось. С одной стороны, наступает предрождественский пост, и потом, если будет так угодно господу, за королевой будут очень внимательно следить. Вы должны держаться подальше!
— Не требуйте от меня невозможного!
— Я требую от вас только то, что необходимо для ее безопасности… и для вашей! В любом случае, до получения новых распоряжений вы не должны больше на меня рассчитывать… И разумеется, на Сильви тоже. Постарайтесь развлечься, поезжайте путешествовать, отправляйтесь на войну под чужим именем или женитесь!
В глазах Франсуа вспыхнули опасные гневные огоньки:
— Благодарю вас, сударыня! Я полагаю последовать вашему последнему совету и позаботиться о продолжении моего собственного рода!
Он поднес ручку Сильви к губам, поцеловал и отпустил.
Потом герцог немедленно отправился к группе, окружившей принцессу Конде. Сильви и Мария смотрели ему вслед.
— Уф! — с облегчением выдохнула мадемуазель де Отфор и со странной интонацией добавила:
— Да не допустит господь, чтобы будущий ребенок, если он родится, слишком походил на своего отца!…
Так как она направилась решительной походкой к королеве, Сильви оставалось только последовать за ней, не прося объяснить последние слова. Да она и не получит скорее всего никаких объяснений. Тайна королевской ночи будет сохранена Марией, и она не станет говорить об этом ни с кем. Особенно если верная камер-фрау подсыпала королю, как подозревала Сильви, во время ужина в еду или в вино какое-нибудь сильное снотворное…
Начиная с этого дня двор и весь город затаили дыхание. Все только что на цыпочках не ходили, чтобы не потревожить и не рассердить таинственные силы, отвечающие за зачатие. Королева проводила в молитвах больше времени, чем обычно. Король же тем временем сменил исповедника. На следующее утро после памятной ночи отец Коссен, духовник короля, бывший к тому же и духовником Луизы, неверно истолковал рекомендации, данные юной монахиней. Поэтому он счел возможным обратиться к королю с просьбой вернуть из ссылки королеву-мать, а заодно разорвать союз с голландцами и протестантскими принцами Германии, снизить налоги и договориться о мире с Испанией. И в заключение он попросил отправить Ришелье обратно в Люсон. Пусть посмотрит, вдруг там трава зеленее? Для иезуита этот человек оказался очень недальновидным. Людовик XIII отослал его, не без юмора, обсудить свои прожекты с кардиналом. После чего последовал королевский указ об изгнании неосторожного в Ренн, где с ним, впрочем, обошлись с большим уважением.Его место занял другой иезуит — отец Сирмон. Этот духовник оказался почти библейским старцем, несколько туговатым на ухо, поэтому Людовику XIII приходилось кричать во время исповеди. Но этот монах по меньшей мере не вмешивался в дела государства.