Эмма Марс - Спальня, в которой мы вместе

– Почему она этого не сделала? Ее поступок все бы изменил в моей жизни! Она же знала, что я был без ума от Авроры!

Отчаянный крик Луи перевернул все внутри меня от сочувствия и ревности.

– По той же причине, которая помешала ей уйти от своего мужа: ей нужно было защитить тебя от Дэвида.

Арман, невидимый отец, не переставал оберегать сына и по мере возможностей облегчать ему жизнь. В конце концов братья уничтожили друг друга, Арман не выполнил свою миссию. По-видимому, старый мажордом чувствовал себя ответственным за это несчастье.

– Вы думаете, что Дэвид смог бы совершить покушение на жизнь Луи? – перебила его я.

– Нет, не думаю…

– А несчастный случай с «Ривой»? – воскликнула я. – И все Барле уничтожены! Не говорите мне, что вы не подозревали Дэвида!

Он заломил руки, пристально посмотрел на нас, на того и другого, а затем заговорил, и его глаза наполнили слезы:

– Я знал, что Дэвид не имел никакого отношения к этой катастрофе.

– Как ты можешь быть так уверен? – бросил с вызовом Луи.

– Потому что… – сказал он, шумно закашлявшись. – Потому что это я подпилил перо руля «Ривы».

Луи потерял дар речи. На мгновение я подумала, что он сейчас бросится на него, град ударов трости обрушится на сморщенное тело его отца. Но мой муж остался неподвижен, не в силах отреагировать на услышанное.

– Вы пытались убить вашего сына и мать вашего ребенка? – запинаясь, спросила я.

– Никогда в жизни! – горячо воскликнул он. – Гортензия и Луи никогда не поднимались на борт этой посудины. В противном случае я не совершил бы ничего подобного!

Действительно, все свидетельские показания сходились на том, что «Рива» была игрушкой исключительно Андре и Дэвида. Только они ею управляли. Только они стояли у штурвала и плавали на ней. За исключением того дня в июле 1990‑го…

– Вы надеялись устранить Дэвида и Андре, так?

Он кивнул, а затем добавил:

– Жажда власти Андре, жажда мести Дэвида… Все несчастья в семье шли от них. Знаю, это может показаться безумием, но я вообразил, что без них…

Он прервал свою исповедь, крупные слезы катились по его покрытым красными прожилками щекам…

– Вы надеялись на долгую и счастливую жизнь втроем? – предположила я.

– Счастливая жизнь, да… Это было ужасно наивно, я знаю.

Он, Гортензия и их ребенок. Не так уж наивно и необоснованно, если задуматься над этим хорошенько.

Но все случилось так, как случилось. Арман покалечил Луи и окончательно потерял Гортензию. С тех пор он всячески старался все исправить. Держать Дэвида как можно дальше от его брата. И исправить бесчисленные промахи собственного сына.

Потому, когда два брата заключили между собой это ужасное соглашение, он поступил на службу к Луи и его сумасбродным желаниям с виноватой услужливостью. Он составлял записки и приглашения на наши ночные свидания, доставлял серебристые конверты, подслушивал слова, которые я бормотала в полусне. Он был готов на все, чтобы украсть меня у Дэвида и способствовать нашему соединению с Луи.

– Та жизнь, которую вы так и не смогли построить с Гортензией, вы хотели подарить ее нам с Луи, – осмелилась предположить я.

– По мере моих возможностей… Да.

Рассказав Авроре о моем существовании, он сделал все, чтобы развязать войну между Дэвидом и Луи, руководя процессом из-за кулис так, чтобы лагерь сына победил наверняка. Луи завоюет меня, похитит у Дэвида, сделает то, что не удалось сделать его отцу.

Но меня мучила еще одна, последняя загадка.

– Это вы соединили видеопульт в Особняке Мадемуазель Марс с комнатами в «Шарме». Вы заново запустили систему наблюдения, установленную Андре… Я не ошибаюсь?

– На самом деле да… когда Дэвид начал развлекаться с девочками, которых он заставлял сниматься в порнофильмах собственного производства, я понял, что однажды это может оказаться полезно для нас. Я и не представлял тогда до какой степени… Не знал, что именно ты будешь той, кто нажмет на кнопку записи в нужный момент.

Его стремление освободить Луи от ярма брата, без сомнения, с одной стороны, стоило жизни Андре и Гортензии, но также, с другой стороны, благодаря этому Дэвид и Аврора, покончив жизнь самоубийством, больше не могли никому навредить.

Арман подключил пульт, я нажала на кнопку записи – мы оба были убийцами из-за любви. И более того, мы были связаны в этом преступлении общей страстью, имя которой – Луи.

Луи, похоже, оценил всю силу связи, которая объединяла нас троих, потому что поднял на отца взгляд, полный сочувствия и, может, даже вины. Конечно, ему нужно было еще время, чтобы выразить старику свою признательность и любовь. Я надеялась, что ему это удастся сделать прежде, чем Арман покинет нас. Отныне у них было все, чтобы стать наконец настоящей семьей.

По мере того как мы заново узнаем друг друга, у Луи появляются некоторые новые привычки. Я не знаю, почему нам с недавних пор так стала нравиться поза 69. В ней есть что-то нежное, медленное, в ней нет проникновения, это тот способ позаботиться о партнере, который хорошо подходит нам. Устроившись таким образом, мы ласкаем друг друга без устали долгое время. С недавних пор Луи нашел для себя удовольствие брать мой клитор в рот полностью. Он посасывает мой маленький возбужденный пенис, словно леденец, который незаметно проскальзывает между губ. Через несколько долгих минут мой бугорок становится настолько чувствительным, что малейшего прикосновения достаточно, чтобы меня пронзило словно током. Иногда мой маленький орган сохраняет это возбуждение и на следующий день, реагируя даже на трение трусиков.

Мы не стали медлить с переездом в Особняк Мадемуазель Марс, ведь там официально был наш дом. Но на самом деле большую часть вечеров мы проводили в «Шарме», в комнатах два и три, переходя из одной в другую, как нам того хотелось.

Луи мечтал жить в своем дворце на улице Тур де Дам. Я безропотно подчинилась его желанию, оценив все, что он совершил ради меня в прошлые годы. Посудите сами, он отказался от Авроры, предал соглашение с Дэвидом, был готов принести в жертву скорее своего брата, чем любовь ко мне.

Тем не менее многие вопросы по-прежнему вызывали споры. Стоит ли сохранить систему видеонаблюдения, придуманную Андре, но запущенную в реальную жизнь, как известно, Арманом? Посовещавшись, мы решили, что оставим кое-что, в частности, налаженную связь между пультом управления и комнатами в «Шарме». Спустя годы можно будет устроить несколько отличных сеансов вуаейризма за счет «Хотелок» Сони. Со временем, знаете ли, в супружеские ночи нужно добавлять немного остроты и фантазии. Но зато мы отключили камеры, которые были установлены в комнатах Дюшенуа. Джанфранко, итальянский миллионер, выкупивший дом Дэвида, стал нашим другом. Мы бы не опустились до того, чтобы подглядывать за его похождениями без его ведома.

Что касается камеры в комнате два, она стала лучшим инструментом нашего супружеского влечения, увековечивая самые горячие моменты нашей близости.

С того времени, как возвратился Луи, у меня появилось странное и довольно пьянящее чувство, что наша совместная жизнь – это всего лишь длительные сексуальные отношения, иногда прерываемые краткими эпизодами повседневности. Наша жизнь – только наслаждение, и бытовые заботы, которые порой неизбежно возникают, вдохновляют нас на новые сладострастные фантазии. Когда мы не занимаемся любовью, мы о ней думаем, мы говорим о ней, мы о ней пишем или снова ласкаем друг друга, нами постоянно движет неутолимое желание. Я раньше заявляла, что секс становится по-настоящему эротичным лишь тогда, когда перестает быть просто актом физической близости и превращается в объект исследования. Сейчас же я думаю, он настолько неотделим от нашей жизни, что практика и анализ объединяются, как слившиеся в одном порыве тела любовников.

Самая сложная ситуация была у нас с Арманом. Со дня продажи особняка Дюшенуа он ютился то здесь, то там где-нибудь у друзей. Не могло быть и речи о том, чтобы взять его на работу в Особняк Мадемуазель Марс, как предлагал он сам. В конце концов мы нашли выход, предложив ему занять должность консьержа в «Шарме», которая освободилась после того, как уволился месье Жак, не перенеся того факта, что он находится в подчинении бывшего коридорного. Арман чудесно вписался в эту роль, словно специально созданную для него, и природное добродушие старика радовало всех гостей отеля. Он, в свою очередь, был занят целыми днями, что давало ему ощущение независимости от нас. Мы могли видеться с ним каждый раз, когда приходили ночью в отель. Мало-помалу отец и сын приглядывались друг к другу и с каждой встречей становились все ближе, что не могло не радовать их обоих.