Эмма Марс - Спальня, в которой ты есть

Под свитерами, которые были скиданы в беспорядке в одну кучу, я вдруг заметила твердый уголок книжного переплета.

Я вздрогнула.

Обложка серебряного цвета.

– Вот урод! – прошипела я сквозь зубы.

Это он здесь был все это время. Дэвид взял его у нас, наш «Сто раз на дню». Он украл его содержание и надругался над нашей личной жизнью. Секунду я думала, стоит ли забрать вещь, которая принадлежала мне, но потом, вздохнув, отказалась от этой идеи. Все, что можно было сделать, уже сделано, и теперь дневник больше бы послужил моим интересам, если бы остался в руках моего врага. Если я совершу ошибку и заберу сейчас его с собой, Дэвид сразу поймет, что я приходила сюда. Знать, что он спрятан здесь, но оставить его – это будет моим маленьким преимуществом. И я решила не трогать дневник. Может быть, я даже смогу получить от этого еще большую выгоду.

У мужчины, которого все предали, у поверженного мужчины, есть только два выхода. Либо он ломается, либо поднимается и берет в руки оружие, чтобы устранить причину всех своих бед. К счастью для меня, Франсуа Маршадо оказался вторым типом мужчины и решил сражаться со мной до конца, на сей раз не ставя никаких условий. Он не только согласился помогать мне в поисках истины о семье Барле, но и в моем желании реабилитировать Луи… потому что в этом деле теперь был замешан его младший брат, которого мы хотели сокрушить.

Так как мы сейчас находились в одном лагере и у нас были общие интересы, он нашел время выслушать всю информацию, которой я владела, я ничего не скрывала от него… ну почти.

Меньше чем через час после того как я вышла из особняка Дюшенуа, я оказалась как раз в том самом месте, где вчера мы укрывались от застигнувшей нас грозы, на площади Шатле. Я сидела за столиком в кафе напротив «Марко Поло» – я еще издалека узнала его восьмиугольную желто-черную эмблему – и листала книгу, которую дал мне Маршадо.

– Он все пользовался этой бедной девочкой, как тряпичной куклой, – ворчал Франсуа, когда я говорила ему об отношении Дэвида к Алисе как к вещи личного пользования. – Вся эта свадьба такая же ложь, как и назначение Алисы правой рукой Дэвида. Нужно было успокоить корейцев! – говорил он, потрясая книгой в воздухе так сильно, словно от этого зависело, сможет ли оттуда выйти вооруженная армия азиатов. – Нужно было успокоить рынки. А опыт показывает, что неженатый начальник не очень надежная вещь.

– Что же вы предлагаете сделать для Луи? Для Дэвида?

Он тряхнул головой, шумно сглотнул и слегка нравоучительно сказал:

– Ничего пока.

– Ничего?

– Еще слишком рано, чтобы дергаться.

– Но у нас есть все, чтобы прямо сейчас свалить Дэвида! – возмутилась я.

– Мы можем сейчас его только пошатнуть, – поправил он меня. – Но не свалить. Если мы сейчас покажем ему то, что у нас уже есть, у него будет время хорошенечко подготовиться к защите во время слушания дела Делакруа.

– А когда оно состоится?

– Точная дата еще не назначена, но, должно быть, это вопрос всего нескольких недель, а может, даже и дней.

Он попытался мне объяснить, что с юридической точки зрения дела Барле-Соважа и Делакруа отныне не связаны между собой. Если нам удастся отвлечь повышенное внимание публики от дела Луи, мы сможем подорвать авторитет Дэвида во время слушания дела его бывшего финансиста.

Я на коленях была готова благодарить провидение за то, что оно послало нам Антуана Гобэра.

Спелый фрукт с дерева падал нам прямо в руки, нам даже не пришлось нагибаться для того, чтобы поднять его с земли. Но я все еще немного сомневалась в успехе и тогда почувствовала рядом с собой поддержку дружеского крепкого плеча:

– Верьте мне. Его адвокат один из самых лучших. Если мы пойдем сейчас туда, вооруженные только несколькими видео, у которых нет никакой юридической ценности, уверяю вас, мы проиграем.

– Кто эта знаменитость?

– Жак Боффор. Уже тридцать лет как является одним из ведущих адвокатов. Выступал на самых громких процессах, экономических и уголовных, за последние двадцать лет.

– Вы считаете, Зерки сможет ему противостоять, если у него на руках будут наши доказательства?

Это значит – очевидные доказательства грязных махинаций Дэвида, компрометирующего брата. Информационное пиратство, если называть вещи своими именами.

– Зерки проходил у него первую практику. Боффор его всему научил. Хитрость первого выглядит просто бледной тенью перед талантами другого. Я это знаю, я их видел на одном из старых процессов Дэвида, еще в то время, когда Зерки был лишь ассистентом своего учителя.

– Что ж, если я все правильно понимаю, мы ждем суда и оттачиваем свои доказательства и аргументы?

Мое лицо искривилось в недовольной гримасе, мне не терпелось скорее броситься в бой, но я понимала, что он прав и что разумнее подождать. Несколько секунд Маршадо внимательно смотрел на меня, а потом его лицо осветилось благосклонной улыбкой:

– Не будьте ребенком. Вы же прекрасно понимаете, что моя стратегия – единственно возможная в этом случае.

Так как большая атака была отложена на неопределенный срок, у меня появилось время снова вернуться к расследованию жизни Авроры, соперничества между братьями Барле и той многочисленной лжи и тайнам, которые окутывали всех троих.

– Не хотел бы, конечно, говорить неприятные вещи, но, что касается юридического прошлого Луи и тех нескольких столкновений с законом, которые были у него в юности… Мы можем сделать еще одно прекрасное открытие. И чтобы не ставить Зерки перед фактом в день заседания суда, нужно позаботиться об этом заранее, постараться предоставить ему насколько возможно полную картину прошлого Луи. И желательно верную.

– Вы хорошо знаете Луи?

– Нет, не очень. Мы пересекались с ним на нескольких вечеринках. Я… я был одним из близких друзей Дэвида. Не самая выгодная позиция, чтобы заводить знакомство с его братом. Вы понимаете, о чем я говорю. Я бы никогда не позволил втоптать в грязь репутацию человека, которого любил.

– Почему вы так говорите о нем?

Он наклонился ко мне и взял меня за руку.

– Давайте проясним ситуацию: я обманутый муж, а вы женщина, влюбленная в своего мужчину.

Рыжая женщина, которую мы видели в объятиях Дэвида, была женой Маршадо. Вот и нашлось объяснение тому, почему он так резко развернулся в мою сторону.

– Говоря другими словами, – продолжил Маршадо, – у меня есть горячее желание взглянуть на самые грязные и темные стороны этой семьи. Вы же должны желать прямо противоположного. Вы не хотите разочаровываться в том образе Луи, что создали себе, и я могу это понять. Но у нас с вами одна цель. И вполне возможно, что по дороге к ней нам придется увидеть такие вещи, о которых мы предпочли бы не знать.

Было очевидно, что он имеет в виду компрометирующие фотографии своей жены.

– Да, Эль… Надо с этим согласиться или отказаться от всего прямо сейчас, предоставив суду самому принимать решение, и тогда нам останется только молиться.

Маршадо нервно кашлянул.

– Но вы все это и так знали, – продолжил он. – Иначе бы не пришли ко мне просить помощи.

Он был прав. Я принципиально защищала Луи, но была готова посмотреть в лицо его настоящей сущности.

Маршадо оказалось достаточно увидеть в ответ едва уловимую улыбку на моем лице. Один за другим мы перебирали с ним документы, собранные мною в Динаре и Сен-Мало. За этим занятием мы провели все обеденное время и несколько часов после полудня. Самым удивительным стало для меня то, что Дэвид очень многое из своего прошлого не рассказывал Франсуа, замалчивал какие-то детали, факты, о чем-то просто лгал все двадцать лет их знакомства.

Как и у большинства из нас, у Дэвида было несколько жизней, между которыми он лавировал с поразительной ловкостью и изобретательностью. Но желание покрыть свою жизнь ореолом таинственности стало его навязчивой идеей. Также Франсуа ничего не знал о детских годах Дэвида, проведенных в приюте. До настоящего момента Маршадо считал, что соперничество между братьями было вызвано просто какой-то беспочвенной ревностью, но на самом деле, возможно, это случилось оттого, что они находились на разном положении у родителей. Маршадо считал, что в этом вопросе Аврора играла лишь второстепенную роль.

Я пыталась рассказать ему о той лжи, которая была между братьями, как она тесно переплеталась и каким образом они поменялись местами в череде драматических событий 89-го и 90-го годов. Я пыталась доказать ему, что, наоборот, весь источник их бед заключался в любовном треугольнике Аврора-Дэвид-Луи и все это тянется из самого глубокого детства. Возможно даже, с того времени, когда Гортензия и Андре Барле еще не усыновили Дэвида.