Эмма Марс - Спальня, в которой ты, он и я

С этого момента продолжение истории легко можно было предугадать.

– Предполагаю, что после этого он продолжил политику поглощения?

– Так и есть. В 1956 году умер Пьер. А Андре продолжал скупать все, что мог позволить ему его кошелек: газеты, журналы, но также и радиостанции, а в восьмидесятых, вы знаете, наверное, прошел всплеск вещания на FM-диапазоне. В девяностых он покупал уже телевидение… В середине семидесятых группа покинула Нант и переехала в Париж. До того, как Дэвид построил башню, группа располагалась на улице Миромесниль в здании Арт-Нуово. Журналисты прозвали его «Судно» из-за круглых окошек, похожих на иллюминаторы в борту корабля.

Сага по-французски знает немало примеров взлета таких семей: семья Эрсан, семьи Арно, Пино и Лагардер… захватывающая история династии Барле тоже стоит в этом ряду. Но мне не терпелось узнать больше о последнем поколении.

– А братья Барле, что с ними?

– Тут я как раз к этому и подхожу, Анабель. Андре с детства вбил им в голову тот факт, что один из них должен унаследовать его дело. Он вел себя с сыновьями не как отец, он был их арбитром.

– Арбитр? Вы хотите сказать, что…?

– Когда немного подрос младший, Дэвид, отец объявил им, что с этих пор между ними начинается соревнование, и тот, кто окажется сильнее и лучше, унаследует его империю. В расчет принималось все: школьные оценки – в первую очередь, разумеется, но также и спортивные результаты, количество друзей, популярность и тем более успех среди девушек. Словно он на доске записывал очки на счет каждого из братьев. А возможно, так и было. В детстве и юности они только и знали, что тесты, экзамены, другие проверки, чтобы выяснить, кто из них более другого достоин взять скипетр из рук отца.

Вот что я думаю: а если, желая сравниться в довольно специфической сфере завоевания успеха у женского пола, Дэвид и Луи в те времена пробовали мериться силами в одной постели? Может, они занимались любовью втроем или устраивали оргии?

А вдруг два брата, договорившись между собой, занимались сексом одновременно с одной женщиной? Я представила себе, как один погружает свой член в ее лоно, тогда как другой в ту же минуту использует ее рот, потом они меняются, пробуя все новые позы, и доводят ее до оргазма, какого она раньше никогда не испытывала. Эта мысль вызывает у меня отвращение вплоть до тошноты.

(Написано незнакомым почерком 07/06/2009.)

С этими словами Арман опустил голову и замолчал. Похоже, он сам был сильно опечален историей, которую с такой искренностью мне рассказывал.

– Это ужасно, – согласилась я, не сдерживая эмоций.

– Гортензия всегда стремилась сгладить последствия их открытого соперничества. Бывали случаи, когда по этому поводу она ругалась со своим мужем. Но ничего не менялось. Андре их натравливал друг на друга, как двух глупых щенят.

– Но ведь должен был наступить момент, когда они успокоятся. Отец, в конце концов, сделал свой выбор, разве нет?

Он кивнул, но по его печальной усмешке я поняла, что то, что могло бы положить конец дуэли между братьями, так ничего и не решило.

– Да, как раз незадолго до своей смерти. Возможно, это был действительно несчастный случай, но Андре, мне кажется, предчувствовал что-то ужасное.

Сомнения Армана в обстоятельствах смерти Андре Барле не ускользнули от моего внимания, но я решила воздержаться от лишних расспросов.

– Так они продолжали соперничать?

– Еще как! Приняв руководство группой, Дэвид занял прочное положение, но они продолжали выпендриваться друг перед другом: у кого самая симпатичная девушка, у кого самые дорогие часы, кто успешнее сыграл на бирже, удачнее вложил деньги и тому подобное. Андре так скоропостижно скончался, что не успел дать финальный свисток к завершению поединка. Судья умер, не дав сигнал об окончании матча, который затянулся на годы, да и сейчас продолжается при каждом удобном случае. Бедняги, они доведут себя до изнеможения в вечном споре.

– Ни один из них никогда не признает себя побежденным, а соперника – победителем, не так ли?

– Боюсь, что так, – согласился он хмуро.

Однако теперь, объявив о своей скорой свадьбе, Дэвид, похоже, был готов окончательно отправить Луи в нокаут. Если в скором времени у нас родится ребенок, то победа окажется у Дэвида в кармане, что бы там ни говорил его конкурент. Именно потомство Дэвида со временем составит основу семьи Барле. И это станет окончательным подтверждением преимущества младшего брата.

Тот факт, что Луи, проигравший в затянувшемся противостоянии, любезно согласился принять жалованное ему место директора по коммуникациям, несолидную должность по всем показателям, довольно странен. Как он мог смириться с таким ничтожным положением? Или он лишь делает вид, что всем доволен? Может быть, его коварный план ради того, чтобы взять наконец реванш, и заключается в том, чтобы меня подставить? Думая об этом, я вспомнила исходящую от его долговязой фигуры энергетическую ауру, которая обволакивает и поглощает, стоит только постоять с ним рядом.

– Вот так история …

Арман, вскинув черные брови домиком, посмотрел на меня в ожидании, видимо, он рассчитывал на другую реакцию с моей стороны. А что я могла ему сказать? Что я теперь чувствую себя как обычный трофей, уготованный победителю состязания? Как веревка, которую тянут на себя участники игры в перетяжки? Как футбольный мяч в момент штрафного удара?

Я постаралась избавиться от страшных картин, невольно возникших в моем сознании, и вместо них воскресить в памяти самые яркие воспоминания наших с Дэвидом отношений, знаки искренней любви с его стороны, вплоть до того сказочного путешествия на барже по Сене. Хоть жениха не было рядом со мной в эту минуту, я знала, что он желает мне только добра.

– Дэвид по-настоящему меня любит, – сказала я дрожащим голосом и, кажется, невпопад. – И я его тоже.

– Что ж, искренне рад за вас обоих.

Надо же… я только что откровенно призналась в своей любви к Дэвиду почти незнакомому человеку и при этом не нашла в себе смелости рассказать собственной матери о предстоящем замужестве… Пытаясь оправдаться перед самой собой, я уговаривала себя, что только внезапное появление Фреда помешало мне сделать признание, что как раз сегодня вечером я была готова все ей сказать. Но мне так и не удалось убедить себя окончательно. Я чувствовала себя посторонней на этом празднике под названием «лучший день моей жизни», в подготовке которого мне не пришлось даже принять участия.

Ход моих мыслей прервал звонок мобильника. Я посмотрела на экранчик и дрожащими пальцами открыла присланное сообщение. Две фотографии были вложены в приложение: на первой меня сфотографировали, когда я входила в «Отель де Шарм», на второй, сделанной несколькими часами позже, судя по наступившим сумеркам, когда я оттуда выходила. Снимали меня с одной и той же точки. Тот, кто нажимал на кнопку фотоаппарата, выслеживал меня. Я была одета так же, как в тот вечер, когда впервые встретила Дэвида, я в этом нисколько не сомневалась. Тот, с кем я провела время в гостинице, был его старый приятель Маршадо. Меня бросило в дрожь.

Кроме фотографий в послании не обнаружилось ничего, ни строчки. Однако намек был ясен без слов: меня ждали на том же месте. И не через пару часов, а прямо сейчас.

В этот вечер гостиница «Отель де Шарм» показалась мне тихой, романтической и элегантной.

Есть еще одна литературная игра, которую часто предлагал нам усатый профессор в университете. Поглаживая свой лысый череп, он нас поучал: когда описываешь любую вещь, место, человеческий тип, ситуацию, да что угодно, надо стараться использовать не больше трех качественных прилагательных. «Этого вполне достаточно, – уверял профессор. – Ваш текст не должен быть перегружен изобразительными элементами. Лучше три тщательно продуманных прилагательных, чем долгие туманные метафоры».

Отель располагался совсем близко от моего нового места жительства, буквально в трехстах метрах, не больше. Пришлось подниматься вверх по улице Ларошфуко, но, несмотря на крутой склон, мне понадобилось совсем немного времени, чтобы прийти куда нужно. По дороге попадались яркие витрины многочисленных в этом районе музыкальных лавок, но я на них даже не взглянула.

В месте соединения крутого спуска с улицей Пигаль образовывался острый угол, выходящий на небольшую треугольную площадь. На обращенном к югу холме, высшей точке пространства, располагался, зажатый другими зданиями, «Отель де Шарм». Что поражало с первого взгляда, так это очень узкий фасад гостиницы – всего по два окошка на этаж, на пяти уровнях. Каждое окно, огражденное перилами, украшали контейнеры с кроваво-красными цветами.