Интересно, спала ли эта девица с Дэвидом? Вполне возможно… Почему бы ему не соблазниться ее чувственным ртом, глазами цвета морской волны, хорошо очерченной грудью, настолько правильной формы, будто она сделала себе силиконовую коррекцию, аппетитной попкой, изящно подчеркнутой узким платьем, декольте которого целомудренно выставляет напоказ привлекательную ложбинку? Быть не может, чтобы нормальный мужик не запал на столь восхитительное создание… Алиса и Дэвид. Дэвид и Алиса. Звучит неплохо. Может быть, даже слишком благозвучно, чтобы сработало. А что, если предложить ему как-нибудь, пока он не пресытился мною, заняться любовью втроем? Можно ли представить себе более подходящий экземпляр для подобных забав? Я тогда открыла бы для себя ощущения, которые возникают, когда целуешь прекрасную женщину. Интересно, ее волосики на лобке такие же густые и шелковистые, как в прическе? Не думаю, что у нее, как у юной девушки, между ног все бледно-розовое и деликатное. Напротив, я представляю, как открыты и привлекательны ее мясистые рыхлые губы с длинными складками. Гениталии амазонки, завоевательницы, с острым запахом мускуса. Как бы повел себя мой милый, если б увидел, что я ласкаю ее и копаюсь пальцами в ее вагине? Смогла бы я своими ласками довести эту красотку до оргазма?

(Написано незнакомым почерком 08/06/2009.)


Прием затянулся допоздна. Но наступил момент, и Дэвид, как капитан корабля, вежливо попросил компанию освободить помещение, пообещав назавтра встретить всех на капитанском мостике своего предприятия. Он только посоветовал на прощание быть осторожными, так как восхитительные кушанья, приготовленные Арманом, гости обильно запивали вином. Мы оба так устали за день, что Дэвид едва поинтересовался, как прошла прогулка с Луи. Я ответила кратко, не вдаваясь в подробности. Он слушал вполуха и откровенно зевал, но в конце спросил:

– А брошка тебе понравилась?

– Брошка? Ты имеешь в виду, наверное, гребень для волос?

– Ну да, гребень.

– Да, просто прелесть! Спасибо тебе.

Полусонный, он подставил щеку для поцелуя.

К счастью, как раз перед приходом гостей я постаралась спрятать английскую плетку в гардеробной, среди одежды, хотя и понимала, что укрытие не слишком надежно. Поэтому надо было постараться избавиться от компрометирующего подарка как можно скорее.


Дэвид стоял посереди спальни с белым полотенцем, завязанным вокруг талии. Плоский живот, четкий рисунок выпуклой мускулатуры на груди, широкие плечи – все в его фигуре свидетельствовало о регулярных занятиях спортом: ежедневно он полчаса проводил в спортивной комнате, оборудованной в подземном этаже дома. Недолго по времени, но зато очень интенсивно. Кроме того, Дэвид дважды в неделю играл в теннис с Франсуа Маршадо. Каждый раз во время этих сеансов я содрогалась от страха, представляя себе, какие темы они могут обсуждать между собой.

Лицо его сияло, никаких следов вчерашней усталости и в помине не было, Дэвид весело скомандовал:

– Поторапливайся, лентяйка! А то мы опоздаем!

– Как? Разве мне на работу уже сегодня?

Я точно помню, как пару дней назад Хлоя сообщила по телефону, оставив голосовое сообщение, что мне нужно быть на работе во вторник, в 8.30 утра.

– Нет, конечно, но я и не обещал везти тебя туда.

Его улыбка источала доброжелательность и безмятежность. Он обладал редким талантом вселять уверенность, успокаивать, заставлять душу вибрировать в унисон с его настроением. По сравнению с ним Луи был просто бесчувственным камнем, жестким и непроницаемым.

– Тогда куда же?

– Одевайся, пойдем, и все станет ясно!

Ясно, действительно, стало, лишь только мы вышли на улицу, но потом опять надолго наступила темнота, так как двумя часами позже мы въехали в туннель. Но перед этим был Северный вокзал. Потом эскалатор, таможенный контроль, проводницы, одетые в униформу, как стюардессы, электропоезд Евростар…

Мои зеленые глаза переполнились ребяческим восторгом:

– Мы едем в Лондон?

– Yes, madam, разве это не здорово? Ты больше не будешь плакаться, что я тебя бросаю в одиночестве на всю неделю.

– И ты проведешь со мной целый день?

Я готова была плясать от радости, настолько неожиданным оказалось его предложение.

– Не совсем так, – смутился он. – На самом деле у меня несколько рабочих встреч с полудня до вечера, но я подумал, тебе будет приятно прокатиться со мной… Это так мило… И потом, у тебя будет целый день, чтобы побегать по магазинам.

– Гениально придумано! А когда мы возвращаемся? Вечером?

– Ты – да. А у меня еще безумно скучный ужин сегодня и завтра – последняя конференция. Не хотелось бы тебя впутывать в эти проблемы. Разве что вопросы слияния-поглощения с ТНТ тебя привлекают сильнее, чем меня.

– Да, уж… – поморщилась я.

Мне в самом деле не хотелось торчать рядом с ним безо всякой надобности, а если я идеально подгадаю с расписанием электричек, то смогу провести вечер в Нантерре у мамы. Я уже стала придумывать, какой сувенир made in Britain ей привезти.

Утонув в обтянутом мягким серым чехлом кресле с кожаным подголовником, я решила поспать, а Дэвид открыл ноут и погрузился в какие-то только ему понятные срочные дела. Свернувшись калачиком у него под боком, я согрелась и погрузилась в свои думы, проигнорировав вкуснейший завтрак, который нам предлагали.

Очень быстро природный пейзаж за окном сменился серыми, зелеными и синими полосами, а мои мысли приняли более конкретный характер… Играя с кольцом Гортензии, сжимавшим безымянный палец, – кольцо мне оказалось маловато, несмотря на то, что Дэвид просил сделать его по моему размеру, – я, в конце концов, остановила взгляд на шелковой повязке, что чуть торчала из-под рукава рубашки Дэвида.

– Кто такая Аврора Дельбар? Что она значит для тебя?

Нет, этот сакраментальный вопрос так и не сорвался с моих губ. Поезд слегка раскачивался, и я, убаюканная шумом колес, в конце концов передумала и не стала втягивать Дэвида в жестокую игру, которую изобрел для меня коварный Луи Барле. Если эта девушка никогда не существовала или существовала, но не играла в его жизни особой роли, зачем мне пересказывать всякие басни? А если все наоборот, то нужно ли слишком рано выдавать себя и выступать в жалкой роли собирательницы сплетен?

Соня всегда настаивала, чтобы я откровенно рассказала ему о своем прошлом, но я для себя решила раз и навсегда: ни за что на свете не стану посвящать Дэвида в этот секрет. За десять дней до нашей свадьбы такой шаг был равносилен самоубийству. Дэвид никогда бы не понял меня, он никогда бы не простил. И дело не в винтажных часах, как бы хороши они ни были, и даже не в цене, которую пришлось бы за них заплатить, принеся себя в жертву и пройдя через унижение. В его глазах я была, безусловно, чиста и непорочна настолько, насколько он хотел меня видеть. Я была такой, как в первый день нашего знакомства, в том самом зале, опустевшем вдруг по его приказу ради того, чтобы поразить мое воображение.

Я знала, что в тот роковой вечер, когда я в очередной раз переступила порог «Отеля де Шарм», я вручила свою судьбу в руки его брата. К моей анкете в каталоге «Ночных Красавиц» теперь добавились непристойные фотографии в обнаженном виде, которые в любой момент могли попасть Дэвиду на глаза. Одна из них, кстати, наверняка завалялась на дне сумочки, лежащей у моих ног.

Но меня пробирала дрожь, стоило подумать что то, что невозможно ни увидеть, ни услышать, то, что клокочет во мне, зарождаясь прямо сейчас где-то внизу живота, заставляя невольно трепетать мое женское нутро, изобличает меня больше, чем любые материальные доказательства.

– Эль, что с тобой?

Должно быть, я ворочалась в кресле помимо воли.

– Да… Наверное, я задремала.

– Спи, душа моя… Спи, я так хочу.

Чтобы усилить чарующий эффект своего голоса, он стал подражать тембру другого волшебника, покорившего многие поколения юных слушателей, и начал рассказывать мне сказку, имитируя Жерара Филипа.

– Перестань, пожалуйста, – рассмеялась я. – Когда ты так делаешь, мне в самом деле кажется, что передо мной не ты, а он.


Чтобы скоротать время и заглушить мрачные мысли, я откинула столик, крепившийся к спинке переднего сиденья, и стала чертить план маршрута пешей прогулки по Парижу, которую накануне мы совершили с Луи: начиная от улицы Тур-де-Дам, потом улица Ларошфуко, затем налево, на улицу Шапталь, потом улица Бланш и, наконец, церковь Святой Троицы невдалеке…