30
Автомобиль мчался по почти пустым улицам с приличной скоростью. Время от времени мы обгоняли только редкие большегрузы, которые, пренебрегая запретом на въезд в город по воскресеньям, встречались по пути. Их водители провожали нас похотливыми взглядами. Солнце стояло уже высоко и палило вовсю, давая нам передышку только тогда, когда мы въезжали в туннель, что случалось довольно часто на этом участке дороги, предшествующей пункту оплаты дорожной пошлины. Соня чуть притормаживала лишь перед стационарными радарами, о наличии которых оповещали большие панно на обочине дороги. После отъезда из Тур-де-Дам мы пока не обменялись ни словом. Но если бы нам и захотелось поговорить, ничего бы не вышло, так как стремительный ветер, насквозь пронизывающий открытый кабриолет, уносил все с собой, попутно элегантно развевая распущенные кудри Софии.
– Так у тебя теперь есть машина? – ледяным тоном поинтересовалась я, когда позвонила ей по телефону и нарвалась на приглашение прокатиться по Парижу.
– Это не моя. Я могу взять ее у Пегги. Она всегда говорила, что если мне понадобится…
Ах, Пегги, ее лучшая подруга. После меня, конечно. Та самая, с которой Соня была знакома с детства и которую в порыве благородства привела в агентство «Ночных Красавиц» еще до меня.
– Ну вот и понадобилась! Сейчас или никогда, короче говоря.
По мнению Ребекки, «Пегги – девушка с историей, но зануда, каких мало». Она, в конце концов, была вынуждена покинуть агентство после неприятного происшествия. Дело в том, что Пегги подала в суд жалобу на одного из своих клиентов после того, как тот заставил ее провести с ним ночь не в «Отеле де Шарм», как у нас было принято, а в другом месте, полагая, что у месье Жака слишком шумно. Никто не знает точно, что там произошло, но потом говорили, что мужчина заставил ее воспроизвести самые непристойные эпизоды, описанные в некоем эротическом бестселлере, ей же, девушке хрупкой и утонченной, все это пришлось не по вкусу. В итоге она обвинила его в насилии. Полицейское расследование, судебный процесс… Дело закончилось штрафом. Молодая женщина сумела поправить свои финансовые дела, но репутация хотелок мадам Сибони в результате немного поблекла.
Фольксваген «Жук» с откидным верхом, не сбавляя скорости, свернул на боковое шоссе и вскоре вырулил на широкую трассу, ведущую строго на запад, подальше от столицы, подальше от сногсшибательных разоблачений последних часов, чтобы позже вернуться к ним во всеоружии. Именно поэтому мне пришлось срочно прибегнуть к помощи Сони, злодейки и предательницы.
За два часа до этого мы встретились с Маршадо на открытой веранде кафе «Марли». Там было полно туристов, вокруг нас говорили на всех языках, кроме французского. Тут можно не беспокоиться о сохранении тайны. Я не сомневалась, что мой собеседник по этой причине назначил место встречи именно здесь.
Франсуа Маршадо пришел на десять минут позже и не подумал извиниться за опоздание. Присаживаясь напротив меня на кованый стульчик, он бросил как бы невзначай, указывая на стеклянные пирамиды в квадратном дворе перед дворцом:
– А вы знаете, что именно Андре Барле подсказал Миттерану идею об этих пирамидах?
– Нет, – ответила я с недоверием.
Чья это выдумка? Я бы легко поверила в то, что Андре, как и Пьер до него, и Дэвид – после, искал в кулуарах республиканской власти поддержку и покровительство. На определенном уровне все стремятся в политику. Всё в конечном итоге: и взлеты, и падения – решается в покрытых позолоченной лепниной стенах министерских кабинетов. Но утверждать, что он шепнул на ушко самому Президенту… на ушко Сфинксу…[14]
– Миттеран не мог придумать достойный повод покинуть Елисейский дворец и перебраться в Лувр. Но в узком кругу друзей он не раз упоминал о том, что хотел бы сделать это, используя некий знак.
– Какого рода знак?
– Символический. Но достаточно ясный. Иначе говоря, он желал присвоить себе королевские атрибуты, не претендуя, впрочем, на сам титул. Тогда Андре и пришла в голову гениальная идея. Он воспользовался именем мифического персонажа, которым президента прозвали клеветники. Что можно увидеть за спиной знаменитого Сфинкса в Фивах? Конечно, пирамиды!
Я потягивала «Монако», идеальный по соотношению сахара и алкоголя, рассеянно слушая заумную болтовню собеседника. Меня в данный момент совершенно не интересовали легенды, которыми семейство Барле окружало свое имя. Не я была их биографом, не мне приукрашивать их жизнеописание. Я всего лишь журналистка. И просто хочу докопаться до правды.
– Вас интересует то, что я хочу рассказать… или займем очередь и посмотрим музей? – я кивнула в сторону вытянувшейся от стеклянного входа в подземелье Лувра до Триумфальной арки у Карусели длинной цепочки любопытных. Небрежно одетый, в полотняных брюках и рубашке поло с крокодилом на кармашке, он бы легко затерялся в толпе зевак, увешанных фотоаппаратами, с рюкзачками за спиной.
– Вы все так же очаровательны, как в моих воспоминаниях, – сказал Маршадо, не ответив на вопрос, лишь таинственно улыбнувшись.
– Видимо, все-таки недостаточно, чтобы удостоиться чести мелькнуть на телеэкране в прямом эфире…
Я не перестаю удивляться тому, насколько разнятся между собой мужчины и женщины в плане секса. Мы, женщины, готовы с легкостью забыть тех, кто нами обладал, целовал нас, обнимал, но многое зависит от того, сколько стараний мужчина прикладывал к тому, чтобы добиться нашего расположения. В этом смысле я готова разделить точку зрения автора одной статьи в каком-то журнале. Я лично никогда не забываю чувства, которые мужчины возбудили во мне, тогда как их страстные объятия, их член во мне, все удовольствия, которые они расточали для меня, очень быстро стираются из памяти. Вот почему я не склонна домогаться их вновь, мне от них больше ничего не нужно. Мужчины, напротив, долго хранят к своим прошлым сексуальным победам, как бы давно они ни случились, отношение собственника. Воспоминание о теле, которое когда-то они сжимали в объятиях, которым обладали, живет в них долго-долго, пусть в скрытой форме, пусть даже они его больше не вожделеют. Но именно так можно объяснить мужское поведение в отношении своих бывших: все мужчины, без исключения, испытывают к ним влечение и хотят вновь переспать с ними. Мужчина хочет опять вложить свой член в знакомое влагалище, тогда как женщине этого не нужно, она считает это неприличным, нелепым или даже неуместным анахронизмом.
(Рукописные заметки от 14/06/2009, написано моей рукой.)
Так я перешла к краткому рассказу о том, что со мной произошло, окрасив повествование интонацией, полной горечи и обиды. Я в двух словах описала, как в рекордные сроки мы подготовили передачу, как ее вписали в программу раньше запланированного, как не выпустили в эфир, заменив втайне от меня каким-то избитым блокбастером. Конечно, я умолчала о Луи и его репортаже, в известной мере касающемся меня лично.
Я лишь слегка обобщила происшедшее со мной с возможными другими подобными случаями, в том числе и с фальсификацией результатов собеседования, намекнув, что так происходит с теми претендентками на роль телеведущих, с которыми он переспал… или которых только собирается уложить с собой в постель.
Маршадо задержал взгляд на моем декольте, как будто этим хотел оправдать поведение своего приятеля. Потом поднял на меня глаза, полные равнодушия к рассказанной истории, и скептически заметил:
– Если я не ошибаюсь, вы преуспели в этом больше, чем другие претендентки. Дэвид не из тех, кто предлагает руку и сердце первой встречной.
– Глава телеканала вводит в заблуждение своих подчиненных. Он разбазаривает средства предприятия в личных целях… разве это вас не шокирует?
– Если бы я стал переживать по поводу каждого случая злоупотребления общественным имуществом воротилами фондовой биржи, Эль, у меня не осталось бы времени ни на что другое, поверьте!
Он сказал об этом без цинизма, как о банальном и очевидном факте, дескать, что ж, такова реальность. Никто и ничто не может привести сложившееся положение дел в соответствие с моральными принципами.
– Поверьте мне, – продолжал оправдываться он, – я не хочу выгораживать крупных бизнесменов и не стараюсь покрывать их грязные делишки. На сей счет мы много спорили с Дэвидом, но он не на моей стороне, то ли потому что сам занимается этим, то ли оттого, что выгораживает своих дружков.