— Нет, ты не должна этого бояться, — попыталась успокоить ее Красавица и, забравшись рядом с Инанной на постель, ласково перевернула ее лицом вверх. Грудь ее была на редкость соблазнительной — даже Елена не могла похвалиться такими пышными персями, невольно отметила принцесса.
Она подпихнула Инанне под голову одну из подушек и, забравшись на ее тело сверху, снова принялась целовать туземку. Их бедра опять стали плотно тереться друг о друга. Наконец лицо Инанны зарделось еще сильнее, она глубоко, протяжно вздохнула.
— Вот, так уже лучше, моя милая, моя душечка… — произнесла Красавица. Она подхватила пальцами левую грудь туземки, зажала меж большим и указательным пальцами маленький сосок. Какой же он нежный! Красавица склонилась ниже и легонько прихватила его зубами, чувствуя, как он заметно оживает, вытягиваясь и твердея, и слыша негромкие, мучительные стоны Инанны. Тогда принцесса уже припала ртом к ее груди и принялась посасывать ее, настойчиво, со страстной нежностью втягивая сосок. Левая рука скользнула под телом туземки, чуть приподнимая ее, в то время как правая цепко удерживала руку Инанны, которой та словно пыталась защититься от ласк.
В безотчетном порыве Инанна приподняла бедра над постелью, резко дернувшись под Красавицей, но та все равно не выпустила из уст ее груди, словно упиваясь ею, целуя и лаская языком.
Но внезапно Инанна оттолкнула ее обеими руками и перевернулась ничком, яростными жестами давая понять, что надо прекратить эти нежности, что так не может продолжаться.
— Но почему? — горячо зашептала Красавица. — Или, по-твоему, это нехорошо? Послушай…
Она энергично взяла Инанну за плечи и развернула к себе. Огромные глаза туземки влажно блестели, на длинных черных ресницах повисли слезинки. На лице ее застыла боль, глубокое, неподдельное страдание.
— В этом нет ничего дурного, — молвила Красавица и наклонилась поцеловать Инанну, но та не позволила ей это сделать.
Тогда девушка отстранилась назад, села на пятки и, положив ладони на бедра, выжидающе посмотрела на хозяйку. Она помнила, как яростно и властно вел себя ее первый господин, кронпринц, когда впервые покорил ее себе. Вспомнила, как ею неистово овладевали в замке, как ее безжалостно пороли, заставляя забыть о собственных чувствах. Красавице же не было позволено подобное, да ей и вовсе не хотелось прибегать к таким вещам в отношении этого прелестного, чувственного создания.
Но что-то здесь было совсем не так… От Инанны исходила такая безысходность, такая неизбывная печаль…
Наконец, словно собираясь что-то объяснить Красавице, женщина тоже поднялась, усевшись на постели, откинула волосы с мокрого от слез лица. Потом, горестно покачав головой, раздвинула колени и, опустив руки, прикрыла промежность ладонями. Весь ее облик был исполнен такого стыда, что Красавице было больно это видеть.
Принцесса взяла Инанну за руки, мягко оторвав их от лобка.
— Там нечего стыдиться, — уверила она, остро сожалея, что та не может понять ее слова.
Она развела руки туземки в стороны и быстро, так что та не успела и опомниться, развела ей пошире ноги. И чтобы удержать равновесие, Инанна вынуждена была упереться руками в кровать.
— Божественное лоно, — прошептала Красавица и благоговейно погладила Инанну по нежной развилке. Та жалобно вскрикнула, словно убитая горем.
Тогда Красавица развела ей ноги пошире, посмотрела на лобок… И увидела нечто такое, что не сразу смогла оправиться от шока и не в силах была произнести слова, которые хотела сказать Инанне, чтобы в чем-то ее убедить.
Она попыталась скрыть свое потрясение. Может, это просто злополучная игра тени и света?
Инанна вновь зарыдала, явно не в силах взять себя в руки.
Но когда Красавица склонилась к ней ближе и с силой раздвинула пошире ее точеные бедра, то поняла, что нисколько не ошиблась… Инанну подвергли обрезанию. Чудовищному женскому обрезанию. Ее клитор был начисто удален, на его месте остался лишь небольшой, уже загладившийся шрам. Губы лобка были урезаны наполовину, на них тоже слегка бугрились заросшие рубцы.
Красавица на какое-то время настолько остолбенела от ужаса, что никак не могла скрыть своих чувств, лишь глядела не отрываясь на эту леденящую кровь картину. Но потом она все же преодолела в себе отвращение к этому жуткому зрелищу и посмотрела на замершее перед ней в испуге, прелестное, соблазнительное создание.
В порыве чувств она снова стала целовать трепещущие груди Инанны, потом ее губы, не давая той спрятать заплаканное лицо. Быстро слизнув катившиеся по щекам туземки слезы, Красавица впилась в нее долгим поцелуем, окончательно покорившим женщину.
— Ну что ты, моя чудесная, — прошептала принцесса, оторвавшись наконец от ее губ. — Ты моя милая…
И когда Инанна немного приуспокоилась в ее объятиях, Красавица снова обратилась к ее обрезанным гениталиям, присмотревшись повнимательнее. Крохотное ядрышко наслаждения было удалено, это так. И лонные губы тоже. Не осталось, по сути, ничего, кроме собственно врат наслаждения для мужчины. Что за гадкое, себялюбивое чудовище! Омерзительная скотина!
Инанна настороженно следила за девушкой. Красавица снова села на пятки и подняла ладони, чтобы жестами расспросить туземку. Она сперва показала на себя, свои волосы, тело, подразумевая понятие «женщина», затем сделала широкий жест, словно обводя все кругом — что означало «все женщины здесь», — и потом вопрошающе указала на изувеченный шрамами лобок.
Инанна кивнула. Потом подтвердила свой ответ таким же всеохватывающим жестом и на языке Красавицы неловко произнесла:
— Да… Все… все…
— Все женщины?! — недоуменно переспросила принцесса.
— Да.
Красавица оцепенела. Теперь она поняла, почему вызывала столько любопытства у жен гарема, почему они с таким восторгом наблюдали, как похотливо и страстно реагирует она на все их ласки. И она лютой ненавистью возненавидела султана, да и все дворцовые вельможи сделались в ее глазах черными источниками страданий.
Инанна между тем утерла слезы тыльной стороной ладони и устремила взгляд Красавице между ног. Выражение горести на ее лице сменилось спокойным, даже несколько детским любопытством.
— Что-то странное здесь все-таки творится! — прошептала себе под нос Красавица.
«Эта женщина вовсе не бесчувственное существо, она такая же страстная, как я», — подумала она. Вспомнив про их поцелуи, принцесса тронула пальцами губы туземки. «Не что иное, как желание, плотское желание потянуло ее ко мне, заставило избавить меня от пут и привести сюда. Но неужели это желание так и останется неутоленным?»
Она окинула взглядом прелестную грудь Инанны, ее изящно округлые руки, длинные темно-каштановые волосы, красивыми завитками окутавшие плечи.
«Нет, ее точно можно довести до сумасшедшего оргазма, — подумала Красавица. — Отнюдь не все зависит от этих наружных деталей. Непременно надо это сделать».
Она снова заключила Инанну в объятия, жарким поцелуем заставив открыть рот.
Сначала туземка как будто растерялась, приглушенными стонами выражая свое непонимание. Но Красавица сжала ладонями груди Инанны, скользнула меж губ языком. Медленно и уверенно она возбуждала в женщине страсть, пока наконец не почувствовала, что сердце Инанны снова отчаянно заколотилось.
Туземка свела ноги и одновременно с Красавицей поднялась на колени, и их тела опять соединились, губы слились в поцелуе. Вся плоть принцессы пробуждалась столь близким жаром Инанны. Она чуть покачивалась, прильнув к туземке, и внизу живота у нее разливалось сладкое томление. Красавица снова подхватила губами грудь Инанны, вобрав ее жадно и страстно, еще теснее вжимаясь в объятия женщины и не выпуская ее, доводя ласками почти до исступления экстаза.
Наконец Красавица почувствовала, что Инанна достигла нужного состояния и, резко опрокинув ее назад на подушки, раздвинула ей ноги и пальцами развела так жестоко изрубцованное, маленькое лоно. Оно было уже достаточно влажным, истекая восхитительными, дымно пахнущими, терпкими соками, которые Красавица стала пробовать языком, в то время как Инанна, словно охваченная спазмами, резко вскидывала бедра. «Давай, моя хорошая», — мысленно подбодрила ее принцесса, еще глубже проникая языком в ее лоно, лаская доступную ему верхушку вагины, пока Инанна не зашлась хриплыми, безотчетными криками. «Да, давай, милая!» — И Красавица припала ртом к ее донельзя усеченной вульве, все глубже и настойчивее внедряясь языком в тесную упругую пещерку.