Поздний вечер, почти ночь. Недремлющая охрана бурно запротестовала, увидев Веткину, но вдруг смилостивилась и пропустила в здание бизнес-центра. Это хорошо, значит, она не похожа на профессиональную бомбометательницу. Восточный разрез глаз еще не вышел за пределы физиологических возможностей девичьего организма. Пустой коридор поражал размерами. Днем он не выглядит таким глобальным, кажется значительно уже и ниже. Это из-за освещения. Ночью основные лампы потушены. Светятся всего две, в начале и конце коридора. Если посередине спрячется человек, его сразу не увидишь, он может наброситься и задушить. Или обнять, обвив тонкую шею руками. Лучше бы обнял. Инесса поежилась от страха. И тут же послышались чьи-то шаги. Она низко пригнула голову, как страус, словно от наваждения можно было укрыться.
– Инесса, ты почему здесь так поздно? – спросила мрачная тень голосом Бобылева.
– Я-а, а-а, э-э, о-о, у-у, – Инессин язык безнадежно заплетался, ее попытки выдавить из себя хотя бы одно приличное слово оказались безуспешными.
– Инесса, ты что – пьяная? – Бобылев вышел из тени и превратился в самого себя. Сергей схватил девушку за плечо и приблизил ее лицо к своему – близко-близко. Так близко, что Инесса едва не потеряла сознание.
– О-о-о, а-а-а, я-а-а, – непослушный язык превратился в нечто мягкое, склизкое и тягучее.
У бездушных всегда так бывает, их в нужный момент не собрать в один мешок.
– Инесса, что случилось, что с тобой? – Бобылев потащил Инессу по коридору.
Ноги у Веткиной стали мягкими, превратившись в податливые, гибкие прутья, они подгибались, волочились, не желая подчиняться жесткому приказу. Коридор растянулся на целую вечность. Они шли по коридору, преодолевая огромное расстояние, и вдруг все кончилось. Бобылев втолкнул Инессу в приемную. Унылая секретарша удивленно взглянула на Сергея, обезжиренный взгляд не зацепил Инессу, словно секретарша не видела, не понимала, кого это приволок в приемную Сергей Викторович. Она не хотела видеть в Веткиной человека. Инесса была слишком незначительной фигурой для секретарши.
– Принесите чаю, что-нибудь поесть, ну там плюшки какие-нибудь, – сказал Бобылев и открыл дверь в святая святых.
Инесса поворочала во рту языком. Бесполезное занятие. Она свалилась на стул, заблаговременно придвинутый Бобылевым. Сергей Викторович присел на край стола, покачивая ногой. Инесса посмотрела на мелькающий перед глазами ботинок. Хороший такой ботинок, из кожи питона. В «Планете» питоновые шузы носит один Бобылев. Еще один элемент социального неравенства. Туфли стоят не меньше полутора тысяч зеленых. Инесса молчала, изредка проводя бесчувственным языком по шершавому нёбу, сухому, как черствая корка. Язык шумно царапал полость. Секретарша принесла поднос с чашками и тарелками. Инесса оживилась. Горячий чай пробудит ее к жизни, поможет обрести способность к общению.
– Сахар есть? – хриплым голосом спросила Инесса.
– Сахар? Есть, наверное, – удивился Бобылев. – Давай я положу.
Он насыпал сахар в чашку, рассыпав по пути добрую порцию. Сергей тоже волнуется. Его волнение подействовало на Веткину как успокоительная пилюля.
– Я испугалась вас, Сергей Викторович, – пробормотала Инесса, размешивая сахар мельхиоровой ложечкой.
– В коридоре темно, – рассеянно ответил Бобылев.
О чем он думал? Ему НЕ хотелось разговаривать. А Инесса НЕ могла говорить. Любое слово прозвучало бы в эту минуту кощунственно, словно они решились нарушить тайну исповеди. Исполнилась заветная мечта Инессы – они вместе молчали, словно находились на острове вдвоем. Здесь никого не было. Только молчание. Оба все понимали без слов. Бобылев смотрел на Инессу, а она на него. Они видели и не видели друг друга. Инесса вдруг осознала – они загнали отношения в тупик. Им не суждено быть вместе. Иногда, редко, как сегодня, сейчас, случай сведет их на один короткий миг. И все. Конец. Они не могут быть рядом. Это приговор, жесткий, суровый, апелляции не подлежит. У них разные судьбы. Иногда они будут встречаться на незримом острове, но эти встречи станут виртуальными.
– Инесса, съешь плюшку, – так и случилось, его слова прозвучали, как ругательство в церкви. Как бранное слово в библиотеке. Любовь Инессы и какие-то там плюшки – разве могут соединиться эти понятия в одно целое? Никогда.
– Обязательно, я сегодня ничего не ела, – глухо откликнулась Веткина и вгрызлась в мякоть булочки, будто это был крепкий орех, а не сочная, мастерски пропеченная ванильная булочка.
– Там еще бисквит есть, хочешь? – Бобылев сидел на столе, раскачивая ногой в питоновом ботинке.
– И бисквит съем, как скажете, Сергей Викторович, – она проглотила кусок вместе со слезами. Сладкая булочка слегка просолилась и стала гораздо вкуснее. Теперь Веткина может предложить эксклюзивный рецепт всем нуждающимся – сладкий бисквит под соленым соусом. Наверное, его купят самые дорогие рестораны Питера.
– Соку хочешь? Есть апельсиновый, грейпфрутовый, налить? – Бобылев вскочил со стола, как попрыгунчик, и налил в высокий бокал оранжевого сока.
Бросил в стакан трубочку, подвинул, дескать, угощайся, Инесса.
– Сергей Викторович, я... – Веткина запнулась, не зная, что сказать. Ведь он ни разу не поправил Инессу, не сказал, мол, не называй меня на «вы», значит, ему нравится, как она к нему обращается. Бобылев замахал руками, Инессе даже показалось, что он затопал своими змеиными ботинками.
– Ничего не говори, Инесса, молчи. – Бобылев застыл на мгновение и добавил: – Ты все испортишь. Слова – это аэрозоль, дуст. Пустое. Нельзя говорить. Надо молчать.
– Но это невозможно, – почти простонала Инесса, зажимая бисквитом рот, чтобы не разрыдаться. Блинова умрет от зависти, она так рыдать не умеет. Сноровки маловато у Катьки, слезы Инессы невозможно сравнить со слезами Блиновой. Инессины были соленее, горше и слаще, чем все остальные слезы на свете.
– Возможно-возможно, – пробормотал Бобылев, склоняясь к ней и вдыхая запах ее волос, будто он хотел вобрать в себя всю Инессу целиком, без остатка. Со всеми ее недостатками и достоинствами. Он что-то пробормотал, что-то невнятное и бессвязное, низко наклоняясь над ней, а она все сидела в кресле, прижимая бисквит ко рту, боясь нарушить единение, случившееся неожиданно как для нее, так и для Бобылева. Сергей Викторович прижался губами к Инессиному затылку и замер, будто застыл. И она застыла. Оба превратились в целостное изваяние, став каменным постаментом один для другого. Инесса любила его. Она чувствовала его дыхание, слышала стук дорогого сердца. Теперь она точно знала, что такое счастье. Она ощутила его, как мягкую сдобную плюшку на зубах, почувствовала вкус, узнала содержание. Со счастьем в душе легко жить и еще легче умереть. С ним не страшно. И главное, не чувствуешь боли, как под наркозом. Инесса медленно наливалась счастьем, умиротворением, покоем.
– Сергей, а я тебя повсюду ищу, – раздался в тишине голос Слащева.
Веткина вздрогнула. Сердце испуганно замолотило что-то враждебное. Злая музыка вмешалась в состояние покоя, счастье испарилось, в мир пришел злодей. Он возник неожиданно, как в сказке, наверное, материализовался из небытия. Это был злой дух, настоящий дьявол во плоти. Бобылев отпрянул от Инессы, смешался, но быстро нашелся.
– Алексей, а мы с Инессой обсуждаем новый проект. Присоединяйся.
Слащев присел на стол, покачивая ногой в точно таком же ботинке, как у Бобылева. Алексею хочется стать значительным, важным, солидным, но он слишком суетлив и мелок душой, даже туфли подбирает такие, как у босса. Вроде и комплексовать ему незачем, Слащев – красивый, обаятельный, любимец женщин. Такому мужчине готова принадлежать любая. И начинающая семилетняя кокетка, и семнадцатилетняя юная барышня, и тридцатилетняя зрелая дама – в общем, все женщины планеты от мала до велика, заканчивая престарелой матроной на седьмом десятке, готовы отдать ему свое сердце, лишь бы он взял его. У Слащева явный комплекс неполноценности. Алексей испытывает любовь-ревность по отношению к Бобылеву. Слащев любит Сергея собственнической любовью и ревнует к боссу всех женщин. Но он не гей, Алексей обычный рядовой собственник, он уверен, что сердце начальника может принадлежать только ему и больше никому. Инесса скромно присела на краешек стула, мысленно проклиная очаровательного злодея. Она еще ни разу не сталкивалась с живым дьяволом, все думала, что ее минует чаша сия. И все-таки Веткиной пришлось вдоволь насладиться общением с черным магом.