Ольга Резниченко - Спиною к будущему

Хмыкнула болезненно я, понимая свою обреченность.

— И что? Просто уйти?…отпустить? Простить все его грехи, закрыв глаза… и… забыть как звали. Отпустить прошлое?

Закачал отрицательно головой. Шумный вздох.

— Тебе решать, как его уничтожить. Но его жизнь… уже точно не будет прежней. Так что не просто уйти, а верно определить будущее. И его, и своё.

Тяжелые мгновения…

Шаг назад, криво, сама себе под нос, жестоко улыбнулась.

Живо передернуть затвор, и, не особо прицеливаясь, быстро снять с предохранителя пистолет да пустить пулю в лоб мерзавцу.

Звонким, болезненным, адским криком раздался выстрел, оглушив всех и всё, пробирая до холода. Тотчас образовалось пятно на уровне головы ублюдка, расползаясь громадной паутиной с крупной воронкой в центре по бронированному стеклу.

Дрогнул, словно что-то почувствовал, но… не встал, не кинулся бежать. Не помер.

Скривилась я, признавая свою слабость… и поражение. И свою победу вместе с тем.

Опускаю руки долой.

Еще один вдох — и протянуть пушку ошарашенному Клёмину. Не сразу отреагировал, но мгновения покорного моего ожидания — и наконец-то взял.

— Забери у него всё. Всё, что сможешь… и отдай детскому дому или фонду больных детей — мне всё равно, лишь бы во благо. Да отпусти его…

Пусть мучается, как и я, отбывая эту гребанную жизнь.

Несмелый разворот — и пошагала я долой, на выход, лицом к будущему, спиною к прошлому…. не прощаясь. И хороня навек.

И вновь разошлись, как в море корабли.

Ни телефонных разговоров, ни встреч.

Как и обещала, полностью подготовила все документы к (фиктивной) купле-продажи своей квартиры в пользу Клёмина (остались нюансы: его паспортные данные, прописка, подпись), однако… сколько бы не пыталась к нему дозвониться, чтобы завершить сей процесс, — на том "конце провода" было глухо. Полный игнор. Что ж, другого способа с ним связаться я пока так и не нашла, не придумала, а потому лишь обреченно развести руки в стороны да мирно ждать, когда хозяин явится за своим трофеем, а, вернее, заслуженной платой за безумное одолжение… Когда упертый Клёмин вновь захочет меня видеть, и окончательно завершит бесшабашную сделку.

Что же конкретно потом случилось с Кандыбой, честно говоря…. я не знала. И… не жаждала узнать. Даже если просто отпустил. Плевать. Для себя я сделала всё, что хотелось. А если не судьба "завершить начатое" — то… так тому и быть.

Однако, я верю Клёмину. Что он сотворил всё, что смог. И это был не цирк, не фарс, и не попытка развести меня на деньги (особенно, с учетом того, что так и не явился за ними, за квартирой). Это было настоящее, искреннее рвение и, в итоге, помощь. А то, что… если ничего не вышло, то что уж тут? Просто, кто-то оказался сильнее. И оборона, и связи, и все то окружение-болото, в котором он погряз.

Одно только тревожило меня (иногда даже доводя до безумия) — лишь бы сам Вова не получил проблем из-за всего этого, и не вляпался в еще большую историю, чем я…

Мысли накаленной вольфрамовой нитью, доводя до исступления и отчаяния.

А затем… устала. Безумно от всего устала. Схожу с ума. Нервы на пределе. Апатия (к окружающему меня миру и людям в нем). Ночью — бессонница, днем — вечный дурман и адское желание уснуть. Да только… тщетно. Едва смыкаю веки — как перед глазами водоворот событий прошлого, настоящего. Клёмин, Клёмин, всюду Клёмин… и нигде его нет.

Еще чуть-чуть — и я сорвусь. Натворю чего-нибудь непоправимого и страшного. Но нельзя.

Я — как тот раненный пациент, что уже готов от собственной боли и агонии сам отгрызть себе проблемную конечность, лишь бы прекратить эти страдания и безумные мучения.

… не могу больше.

Не могу.

Надо выдохнуть.

… когда-то давно мы мечтали с батей, моим родным отцом, Чижовым…. съездить в Питер.

Проведать "улицу разбитых фонарей"…

85 отделение. Я еще шутила, что пойду туда работать.

Санкт-Петербург.

То, что мне сейчас так нужно: просто переключить канал. Канал… собственной жизни.

Другой мир, другие люди. И безумно далеко отсюда… — не дотянуться ни рукой, ни сердцем.

Взять отпуск за свой счет, если так можно выразиться, учитывая интернатуру — и, получив, одобрение Котова…. купить билет и отправиться в Храброво.

Стрелки отбивают считанные минуты между настоящим… и будущим.

И… даже не знаю, вернусь или нет. Время покажет.

Хочу… и не следует бы.

Не знаю…

Пройти все необходимые проверки — и наконец-то податься в конечный зал ожидания.

Остался шаг — и я… буду свободна.

Достать книгу из сумки. Взгляд на желтые от времени страницы.

Поэзия… я так противилась тебе, гневаясь, ненавидя, за то, что ты — символ моего вранья, вынужденных перемен. Символ… отрицания моего собственного я.

Но… и уже привыкла, к тебе, к этому вечному внутреннему бою, что даже сейчас из всех возможных вариантов… выбираю именно тебя.

И неважен автор строк, и даже смысл… написанного.

Просто… впитывать, произносить едва слышно вслух и листать страницы. Так я делаю с тобой всегда. Так я делаю со своей жизнью.

Так я делаю и теперь… с настоящим, чтобы на следующем развороте — отыскать его. Будущее. Неверное, лживое, неприятное… но моё.

Моё будущее.

Выдох.

Кто-то присел сзади, невольно качнув и ряд моих сидений. Не реагирую.

И снова взгляд в книгу — и вновь, превозмогая себя, затеять бессмысленное.

— А говорила, что не любишь поэзию, — от его голоса даже подкинуло на месте.

Живо обернулась назад.

Глаза встретились.

— Клёмин? — похолодело всё внутри, предательски сжались мышцы.

— А ждала кого-то еще?

— Я и тебя не ждала, — пристыжено опускаю взгляд.

— Неужто? — встал, обошел сбоку и присел рядом, вальяжно раскинувшись. Руку закинул за меня, на спинку скамейки. Взор куда-то вдаль.

— Зачем ты здесь? — решаюсь на главное.

Ухмыльнулся.

— Погода хорошая. Решил полетать. А ты?

Не ответила. Вместо этого выплевываю давно терзающее меня:

— Все же надумал, да? Документы давно уже готовы купли-продажи. Остались только твои данные и подписи. Родители палки в колеса не станут совать, хоть пока и не знают.

— Ты шутишь, да?

Глаза в глаза. Обмерла на мгновение от удивления. Поежилась.

— Нет, ни капли, — неуверенно шепчу.

— Не надо мне твоя квартира. А если опять глупости с чувством долга, то успокойся. Я ценю свою жизнь гораздо больше, чем пару попыток помочь… решить кое-какие проблемы.

— Не пару, и не попыток…

— Кому как. Но, сейчас, не об этом. Верно?

Чувствую неладное, леденеет всё внутри. Перехватывает дыхание.

— Я тут прослышал… о твоем решении… променять наш горячо любимый безумный Калининград на какой-то там… культурный Питер.

Скривилась невольно в лживой улыбке.

— Все равно никто не заметит мою пропажу.

Пытаюсь сжать в кулак переживания.

— А как же жизни спасать? Или… наши жители не достойны, не настолько хороши, как те, к которым ты теперь рвешься?

Молчу, застыв в серьезности. Тяжелый вздох. Подбираю слова.

Выжидает…

(бешенное сердцебиение: его, мое).

— А я, может, профессию сменю.

Хмыкнул вдруг.

— На какую? Только не говори, что на какого-нить там… литератора, — ткнул, кивнул головой в сторону книги.

Рассмеялась я невольно, хоть и чувствую притворность его игривого, располагающего к диалогу, к пониманию, настроения.

— Какой из меня критик? Я даже свою судьбу не могу довести до толкового, надлежащего вида, а, не говоря уже…. чтобы начать судить, поучать других.

— Вик… — обмерла я от услышанного, кольнуло сердце.