— А меня вот, — встаю, прошлась к столу, достала с полки баночку. — Вполне устраивает… эта твоя какаха.

Насыпаю чайной ложкой порошок в чашку.

— Фу, — поморщилась, ржет.

Поддерживаю, смеюсь, косой взгляд на подругу.

— Согласно, жутко звучит. Но ты поняла.

Хохочет.

— Нет. Ладно, я так понимаю, не идешь?

— Не, — качаю головой.

— Там круасаны свежие.

Кривляюсь, лживо щурю от злости и коварства глаза.

— С малиновым джемом, — не отступает.

Качаю головой в негодовании, сжимая губы.

— И вишневым, — замигала та бровями.

— Мои килограммы меня не простят, — смеюсь.

— Ох, ох, кто бы говорил! Тебе еще можно немало туда докинуть. За последнее время он как…

Смолчала.

— Ну что? Договаривай, — коварно ухмыляюсь.

Поддается на мое настроение — смеется.

— Постарела, — и живо высунула язык, паясничая.

Резкий разворот и, хватая свой плащ, с вешалки живо выскакивает за порог.

— Если что, знаешь, где мы! — кидает мне на ходу, не оборачиваясь.

Вышла невольно я в коридор, провожу ее взглядом.

Тяжелый вздох.

Идиотка.

Постарела я. Ишь, какая… сволочь.

Ладно, говоришь, надо подкрепиться?

Иду обратно в ординаторскую. Снимаю халат, переобуться, движение за курткой, зонтиком — и пошаркать за своими товарищами.

* * *

— Слушай, Лин, — вдруг отозвался Петя и нагло, как раз под шумок, потянулся за последним круассаном. — А че ты все время одна? Нашла бы уже кого-то. Вместе бы гуляли, на природу ездили.

Раздраженно закатила я глаза под лоб. Отвернулась.

— Придурок, отстань от нее, — рявкнула Наташа и тут же ляскнула по его наглой руке. Едва тот осекся, как сама ухватила трофей и быстро стала жевать.

— Ном-ном-ном, — кривляет ее Жмурко. — Жадина. Смотри, не подавись.

Смеется девушка.

— Это ты шмотри, тебе же меня шпашать.

Хохочет с напханным ртом.

— Не, я пас, — ржет и Петя.

Обмерла, округлив глаза, девушка. Пристальный, угрожающий взгляд.

— Он пусть Лина тебе искусственное дыхание делает, а я… погляжу со стороны.

Смеемся все. Взгляды на наших любимых клоунов.

Крутит у виска Наталья пальцем.

— Идиот, штоль? Какое ишкуштвенное, — прожевала, видимо, устав шепелявить и веселить нас лишний раз. Проглотила. — Какое искусственное дыхание, когда поперхнулась? А еще врач… Или ты хочешь, чтоб по принципу пылесоса она из меня крошки высосала?

Ржем.

— Нет, ну, — продолжает Петр с серьезным видом знатока. — Отсосать крошку — это же всегда приятно, особенно крошке!

Взорвались звонким смехом, уже не сдерживаясь в рамках приличия…

Закачала девушка головой в негодовании.

— Господи, и с кем я встречаюсь?! Ты, кстати, когда последний раз психиатра проходил?

Сгримасничал тот, высунув язык.

— Как и все, на профосмотре….

— Опять, наверно, взяткой откупился.

Смеемся.

— Ага, ага. И за тебя проплатил, сумасшедшая моя, — схватил вдруг ее за шею и потянул на себя, уложив голову на грудь.

Помрачнела я невольно. Отвернулась, закусив губу.

И не знаю, что именно во всем этом напомнило мне о Клёмине.

— Ладно, мне пора, всем спасибо за компанию…

Оплатить свой счет.

Встать, попрощаться, расцеловаться… и отправиться долой.

Странные были у нас отношения с Клёминым. И ни особой ласки, и ни томных взглядов, и ни свиданий, и ни прогулок по ночному городу. Ни даже объятий, всматриваясь куда-то вдаль. Не обсудили никогда ничего ветряного, даже какую-то сверх наивную глупость. Не поссорились из-за этого потом…

Даже трепетного, волнующего первого поцелуя (в чистом, отдельном его понимании). Сразу страсть… и несколько попыток, неудачных попыток… совокупиться.

Всё как-то резко, тупо, отрывками, вперемешку.

…но и глубоко.

Достаточно, чтоб с головой ухватить и утащить на дно, чтобы сойти с ума…

…и теперь вот так глупо терзаться.

Пройтись вдоль набережной, утопая вновь в воспоминаниях.

Неужто я всегда так и буду жить… не здесь, а там — в прошлом?… рядом с ним.

— Девушка! Девушка! — неожиданно раздался назойливый, пронзительный крик.

Замерла я. Обернулась, ища источник звука.

Внезапно подскакивает ко мне молоденький паренек (судя по одежде — спортсмен, бегун). Мило улыбается и вдруг протягивает розу.

— Вот, держите! И не грустите больше! Лето ведь! Тепло! Наконец-то солнце выглянуло из-за туч! Ну же! Улыбнитесь!

Поддаюсь — неуверенно беру цветок, заливаясь смущенной улыбкой.

— Ну, вот! Отлично! Смотрите, какой красивой сразу стали! И не смейте больше печалиться! А мне пора — приятного дня! — разворот и помчал в обратном направлении.

Невольно провести взглядом до поворота…

Вдох. Сладкий аромат нежной красавицы вмиг заполнил каждую клетку моего организма. Оглянуться по сторонам, наслаждаясь осознанием произошедшего и вбирая в себя краски окружающего мира…

Игривые лучи солнца (которого здесь редко можно дождаться); переливающаяся сотнями искр гладь реки; чайки (что кричат, трепыхаются, кидаются к воде, в поисках пищи); влюбленные, томно целующиеся и радующиеся, тонущие в обществе друг друга; туристы, бегуны-спортсмены и любители (подобно этому прекрасному молодому человеку), женщина-торговка цветами, щедро поделившаяся с бездомным щенком своим обедом…

Взгляд на чистое небо…

Жизнь… жизнь вновь стала врываться в меня, воскрешенная и опьяненная сим странным, внезапным, бескорыстным чудом.

Хватить ныть. Хватить хандрить. Я всегда была сильной. Всегда справлялась со своим страхом и болью…. а теперь, теперь, словно тряпка мерзкая… Слякоть, которой и так здесь полным-полно, хоть отбавляй.

Однако, если природа, вопреки прогнозам и ожиданиям, смогла найти в себе силы прогнать тучи и вновь нам, благодарным жителям, явить тепло и нежность солнца, тогда… почему я не могу сделать нечто подобное? Взять в кулак свою судьбу и перестать плыть по течению. Да, мы не сделали, не пережили многое с Клёминым, но… дело же ведь не в желании, а вернее, нежелании, а — во времени, в недостатке его. Тупо, не успели… И пусть даже эта нелепость длилась не один… год. Для нас, видимо, этого было недостаточно, слишком мало, чтобы найти смелость на нечто большее, на то, что у других получается так легко и просто. Так… естественно.

Так что…

— Билет на Калининград. В один конец.

Глава 16. Чувства

* * *

И кто бы думал, что я снова буду добровольно идти по этому переулку, в прежнем направлении. Зайду в казенное помещение, вновь отыщу злосчастный кабинет Колмыкина… и стану требовать (не назначенной, без толкового объяснения причин) встречи со следователем.

— Да что тут за крик?! — не выдерживает и, резко распахнув дверь, рявкает на нас (на нас, с молодым человеком в форме). Обмер от внезапности полицейский, подбирая нужные слова.

А вот и на меня перевел взгляд мой (прежний) кат. Глаза округлились, тяжело сглотнул. И снова ужас распял его лицо, словно он увидел жуткое привидение. Немотствует. Не дышит.

(но и не крестится)

— Привет, можно… по частному вопросу? — несмело, робко улыбаюсь.

Неуверенно кивает, секунды — и наконец-то шаг назад, давая ход.

Поддаюсь. Провел взглядом.

Еще немного и, ожив, торопливо закрывает за нами дверь. Шаги по кабинету.

— Присаживайся, — махнул рукой в сторону свободного стула.

Улыбаюсь. Подчиняюсь.

— Может, чай, кофе? — задергался, замельтешился, не зная где себя деть.

— Да и ты присядь, — радушно ухмыляюсь, стучу ладонью по его крессу. — Не бойся. Я больше не кусаюсь.

Коротко рассмеялся. Выдох.

А на лице сразу проступила краска, залив его щеки румянцем от смущения из-за воспоминаний.