— Нет, имеет, — сказала Констанция. — Я бы не хотела огорчать тебя, папа, чем бы то ни было. Никто из нас не хочет тебя огорчать.

Он внимательно посмотрел на нее, потом улыбнулся. Похоже, он уже немного успокоился.

— Да, полагаю, это правда. Совсем как ваша мать… все вы. Но я буду доволен, если вы найдете себе мужей. Присмотрись к этому Энсору, Констанция. Мне он нравится.

— О, полагаю, мне следует подождать предложения руки и сердца, прежде чем начинать свадебные приготовления, — весело сказала Констанция. — А теперь пора бежать переодеваться.

Глава 14

Когда в шесть часов Констанция подъехала к Кенсингтонской ратуше, там еше никого не было. Она пересекла зал и вошла в маленькую контору, расположенную в дальнем конце здания. Эммелина Панкхерст и ее дочь Кристабель вполголоса беседовали с несколькими женщинами.

— Констанция, а вот и ты, — с радушной улыбкой обратилась к ней Эммелина. — Там есть кофе, если хочешь.

Она жестом указала на кофейник, но Констанция, зная по опыту, какой жидкий и невкусный напиток он содержит, отказалась.

— Мы говорили о петиции, — сказала Эммелина. — Той, которую хотим направить в Вестминстер. Если нам удастся собрать большую группу женщин, которые отправятся подавать петицию, это будет прекрасной пропагандистской акцией. Мы думаем, что стоит обсудить это на сегодняшнем собрании.

— Безусловно, это привлечет к себе внимание, — ответила Констанция. — Но не уверена, что это пойдет нам на пользу.

— На самом деле это не важно. Главное — привлечь к себе внимание, если мы хотим пробудить в женщинах политическое сознание, — с воинственным видом объявила Кристабель.

Ее мать, которая придерживалась более умеренных взглядов, слегка нахмурилась, но сочла за лучшее промолчать, чтобы не настраивать дочь против себя.

— Я пригласила гостя сегодня, — сообщила Констанция, стряхивая крошки с металлического стула, прежде чем усесться на него. — Члена парламента.

— Он поддерживает нас? — с интересом спросила Эммелина, подавшись вперед.

— Пока нет. Честно говоря, он настроен против движения суфражисток, но сказал, что готов проявить терпимость и выслушать противоположную точку зрения, — иронически приподняв брови, сказала Констанция.

— Надутый осел! — объявила Кристабель.

— Отчасти, — признала Констанция, удивляясь тому, что ее возмутили слова Кристабель, хотя она сама спровоцировала это заявление. Более того, она частенько и сама высказывалась в том же духе. — Тем не менее разве просвещение и обучение не являются одной из наших целей?

— А его можно чему-нибудь обучить? — все с таким же презрением спросила младшая Панкхерст.

— Он вовсе не человекообразная обезьяна, Кристабель, — резко осадила ее Констанция.

Девушка слегка покраснела и замолчала.

— Мы и сами сможем что-нибудь узнать от него, — более мягким тоном продолжила Констанция. — Он уже упоминал, что правительство готовится рассмотреть вопрос о правах женщин-налогоплательщиц. Может быть, он расскажет нам больше.

— А кто он?

— Макс Энсор. Член парламента от Саутуолда. Он победил на дополнительных выборах сравнительно недавно, но, насколько я знаю, премьер-министр очень прислушивается к его мнению.

— Ну что ж, будем рады встретиться с ним. Любой интерес, проявляемый членом парламента к нашему движению, ценен для нас. Даже если он нас еще пока не поддерживает. — Эммелина сложила в стопку лежавшие на столе листовки. — Ты не могла бы встать в дверях и раздавать их, Констанция? Это информация о готовящейся петиции.

Констанция взяла листовки.

— А кто сегодня отмечает пришедших?

— Джеральдина, ты не возьмешь это на себя? — обратилась Эммелина к высокой, стройной, элегантно одетой женщине, стоявшей у окна.

— Да, конечно, — мягким голосом ответила та.

— Тогда, полагаю, все готово. Сегодня будет выступать Кристабель, а потом мы обсудим вопросы из зала. — Эммелина поднялась со стула. — Пойдемте открывать двери.

Констанция встала у дверей и стала вручать листовки женщинам, поспешно поднимавшимся по ступенькам. Это были представительницы всех слоев общества, некоторые хорошо одетые, некоторые почти в лохмотьях, некоторые измученные тяжелым физическим трудом, некоторые никогда не державшие в руках тряпку. Но у всех на лицах читалась преданность общему делу, их глаза горели надеждой и воодушевлением, они словно излучали энергию. Они разбирали листовки, некоторые приветствовали Констанцию по имени. Она смотрела на лестницу, ожидая появления Макса. Среди пришедших было несколько мужчин; кто-то был один, кто-то — со спутницей. Констанция вздохнула с облегчением, увидев, что собралась довольно внушительная аудитория. Было бы очень неловко, даже губительно для их дела, если бы Макс пришел на собрание, на котором присутствовало бы лишь несколько человек.

Так случилось, что она заговорилась со старой знакомой и не заметила, как он появился.

— Мне полагается взять листовку?

Она вздрогнула, услышав звук его голоса у себя за спиной, и быстро повернулась.

— О, я всё время высматривала тебя, но потом меня отвлекли. — Она протянула ему листовку. — Если хочешь, конечно же, можешь взять.

— Спасибо. — Он взял листовку и пробежал ее глазами. — Поход на Вестминстер?

— Мы будем сегодня обсуждать эту петицию, — сказала она. — Ты сам все услышишь, если войдешь внутрь. Мы сейчас начнем.

Он кивнул и последовал за ней в зал. Констанция остановилась возле маленького столика, где одна из ее сподвижниц записывала в блокнот имена собравшихся.

— Джеральдина, это достопочтенный Макс Энсор. Макс, познакомьтесь с высокородной миссис Джордж Бранд.

Джеральдина протянула руку:

— Добрый вечер, мистер Энсор. Добро пожаловать.

— Вы запишете свое имя или предпочитаете, чтобы ваше присутствие не было официально зарегистрировано? — спросила Констанция, стараясь, чтобы этот вопрос не прозвучал как вызов. — Мы не настаиваем, чтобы все давали свои имена.

— Я не против. — Он вписал свое имя в блокнот. — С какой стати я должен возражать?

— На мой взгляд, причин нет, — сказала Констанция. — Я сяду с вами. Обычно я сижу в президиуме, но сегодня останусь с вами в зале.

— Я польщен, мадам, — с улыбкой ответил он.

— И совершенно напрасно, — возразила Констанция. — Просто я хочу убедиться, что вы досидите до конца.

Он с притворным укором покачал головой и последовал за ней в зал.

Собрание проходило очень живо. Кристабель в отличие от своей матери умела зажечь публику. Она выступала с воинственным пылом, и аудитория часто прерывала ее речь возгласами одобрения. Когда она закончила, из зала посыпались вопросы. Констанция не участвовала в обсуждении, тихо сидя рядом с Максом и всем своим существом ощущая его присутствие. Он тоже ничего не говорил, но и не выказывал неодобрения или нетерпимости. Констанция несколько раз украдкой бросала на него взгляд, но выражение его лица было совершенно непроницаемым. Собрание закончилось ровно в четверть девятого, потому что среди присутствовавших было много, работающих женщин, которые должны были вовремя вернуться в те дома, где они находились в услужении. Их выходной вечер состоял из двух часов — между вечерним чаем и ужином.

Поднявшись со своего места, Констанция оглянулась и увидела в дальнем конце зала Амелию. Должно быть, она пришла одной из последних. Она говорила, как ей трудно бывает вырваться на собрание. Макс тоже поднялся с места, и Констанции показалось, что он притягивает всеобщее внимание своим ростом и исходящей от него мужской силой. Она поспешно протиснулась мимо него и вышла в проход между сиденьями, стараясь поймать взгляд Амелии. Но Амелия уже увидела брата своей хозяйки. Она бросила испуганный и вопросительный взгляд на Констанцию, потом повернулась и поспешно вышла из зала на улицу, где уже начинало смеркаться.

«Еще одна неловкая ситуация, которую придется объяснять», — подумала Констанция. Они решили пока не говорить Амелии, что хотят устроить Генри на работу к Максу. Лучше пусть она узнает об этом, когда их план увенчается успехом.

— Куда ты так спешишь? — спросил Макс, с трудом пробравшись между рядами и выходя в проход.

— Прости, я не хотела тебя бросать. Просто мне показалось, что я увидела кое-кого, с кем мне нужно было переговорить. Я хотела поймать ее прежде, чем она уйдет, но это оказалась вовсе не она. — Девушка улыбнулась ему. — Ну, и каково твое мнение?