Да и Алина – хотелось сходить в кино. К тому же идею о том, чтобы жить вместе, Артём не отметал. Ему лишь казалось, что нельзя торопить события, как бы этого не хотелось. Все должно идти своим чередом.
– Детский сад, – Жанна, как бригадир, часто повторяла это. – Только такие матерые и прожженные жизнью анаконды, как я, могут навести здесь какой-то порядок.
Василич, несмотря на статус начальника, побаивался Жанны. Она всегда была спокойна, но могла сказать такое, что не укладывалось ни в какие рамки. Спорить с ней было совершенно бесполезно, как и возражать или призывать к порядку.
– Ты помолчала бы – решился произнести Василич. Приходилось кричать: оборудование шумело нестерпимо, Артём довольно долго привыкал к полному отсутствию тишины в цеху.
Жанна притихла и принялась перекладывать контейнеры и крышки к ним поближе к Артёму. А Артём снова замечтался и даже не заметил, как Василич ушел, Жанна засуетилась у оборудования, а через какое-то время мороженое из раструба перестало идти в контейнер.
– Все, Тёма, приехали, смесь закончилась, – как ни в чем не бывало орала Жанна. – Сейчас помоем линию, и отдыхать пойдешь.
Артём отнесся к этой новости спокойно. У соседней линии работа продолжала кипеть: там мороженое упаковывали в огромные пластиковые мешки по десять килограммов и перевязывали веревкой. Некоторые пакеты попадались бракованные: стоило набрать в них мороженое и завязать, собираясь положить в ящик, как мешок лопался по шву. Масса мороженого почти мгновенно стекала на ноги упаковщицы, повизгивающей от негодования.
Часто случалось и другое. Пакет в ящике отправляли в морозильную камеру, а спустя несколько минут из-за деревянной дверцы, прикрывавшей приемное окно, слышалась ругань: пакет разрывало прямо в руках у грузчика. Мороженое падало на пол камеры и мгновенно к ней примерзало, образуя небольшой холмик, который приходилось отколачивать с помощью железного лома.
Для Артёма все здесь было по-новому: сама атмосфера, работа, люди, суета и одновременно спокойствие, способное навести тоску. Но наряду с этим Артём понимал и самое главное – это была свобода. Он ни от кого не зависел, действовал на свое усмотрение, думал о своем личном заработке и мало заботился о том, что делают остальные. А еще он отдыхал от учебы, монотонных дней, проводимых за занятиями и книгами.
Из трубы вместо мороженого текла вода. Артём спешно отодвинул стол, на котором лежали коробки.
– Не зевай – крикнула Жанна. – А то оболью как надо. Лучше эти коробки унеси обратно на склад, все равно не будем сегодня ничего делать на этой линии, а они только под контейнеры.
– Уже несу – ответил Артём.
Впервые за ночь ему захотелось спать.
«Прилечь бы – подумал он. – Представить, что все это уже закончилось, что рядом Алина и вокруг тихо-тихо».
Словно противясь этим мыслям, на другом конце склада загрохотало что-то металлическое – Аня, укладчица со второй линии, пыталась ручным погрузчиком сдвинуть с места поддон с коробками.
– Ну, кто так делает? – спросил Артём. Аня от неожиданности вздрогнула. Это была невысокая девчушка лет восемнадцати. На ее тонких руках виднелись темные следы и длинные царапины.
«Кошка» – догадался Артём.
– Я так делаю, ясно? – невозмутимо пропищала Аня. – Коробки-то все равно нужны, надо как-то вытащить. Может, поможешь, а? Или только языком чесать?
Артём задумался, подошел ближе, оттолкнул Аню и, кряхтя, налег на ручку подъемника. Поддон заскрипел. Артём оставил погрузчик и с трудом, но подвинул соседний поддон. Аня отошла к выходу и сложив руки на груди, молча наблюдала за происходящим. Наконец, Артём сдвинул с помощью погрузчика нужный поддон с места и откатил к выходу. Аня зааплодировала.
– Лучше толкать помоги – заметил Артём. – Я же не железный, а тут явно килограмм двести.
Коробки то и дело норовили сползти с поддона и рассыпаться по проходу, хоть и были связаны вместе липкой лентой, заменявшей веревку. Пол коридора был неровным. У входа на склад начинался скат вниз. Артём и Аня толкали погрузчик с поддоном вперед как на горку. Колеса погрузчика поскрипывали.
– Слушай, сейчас рухнет все – испугалась Аня. – Давай позовем кого-то?
– Кого? – удивился Артём. – Василия вряд ли согласится прийти и подтолкнуть.
За сложенными у стены коридора коробками что-то зашуршало.
– Чего там с вами? Надеюсь, добрым словом меня поминаете? – голос Василича звучал как будто из ведра. Наконец из-за огромной горы коробок показался и он сам, отряхивая с себя обрывки бумаги и пыль, – Вот, пересчитываю тут, пока есть время и возможность. А как затеют переучет, так совсем некогда будет. Ну что, моя сладкая парочка, помочь вам?
– Вообще-то мы обсуждали как раз именно это – заулыбалась Аня. – Вы ведь подтолкнете поддон? А я буду держать, чтобы не рухнуло все. Идет?
Василия уперся в коробки плечом.
– Как будто у меня есть выбор – прокряхтел он. – А ну, поднажми!
В конце концов, поддон с коробками поддался и вкатился на погрузчике в цех. Аня спешно собрала и втиснула обратно коробки, упавшие с горы стоявших вдоль коридора в то время, как Артём и Василия проталкивали погрузчик по узкому проходу.
– Ну что, Тёма, иди, отдыхай часик или полтора, грузовик еще не пришел, застрял где-то, – Василич покопался в кармане и достал телефон. – Так и есть, не звонили пока. Короче говоря, набирайся сил, нам предстоят великие дела!
Василич потирал руки в нетерпении. Артём ко всему этому относился скептически. Он считал, что раз линия неисправна, значит работает он в минус и в итоге не получит того, что мог бы получить.
Неожиданно в дальнем углу цеха послышалась ругань Жанны. Этому Артём уже не удивлялся, да и Василич почти не обратил внимания. Но вслед за руганью последовал визг – долгий, пронзительный и, несомненно, это был визг отчаяния. Жанна держалась руками за трубу, по которой к оборудованию поступал хладоноситель, стащив с головы неизменную панаму и закрывая ею нос. Почти сразу и Василич, и Артём поморщились от удушливого и неприятного запаха аммиака.
– Вот женщины! – кричал на бегу Василич. – Просишь их вентиль не трогать, а они все равно трогают. Теперь будем нюхать всю смену вонь эту! Чтоб ее, а!
Жанна выглядела жалко, как маленький нашкодивший котенок, которого начинало подташнивать. Она уже не ругалась, не говорила ничего – просто одной рукой, комкая панаму, закрывала нос и лицо, а другой показывала на вентиль на толстой ржавой трубе.
– Чего мычишь? Просил же не трогать вентиль, даже не прикасаться к нему! Ну, Жанка, достала ты меня со своей инициативой, слышишь? – Василич не спеша заворачивал вентиль.
Сделав пару оборотов, он отошел и стал стирать с рук налипшую грязь. Артём стоял за спиной и молча наблюдал.
– Я просто решила его помыть, – Жанна, наконец, решилась сделать глубокий вдох.
Почувствовав, что дышать стало возможно, она нацепила изрядно помятую панаму обратно и снова стала похожа на Жанну – бригадиршу, матершинницу, наводившую ужас на всех новеньких, таких, как Артём.
– Дура ты – заключил Василич, которому так и не удалось очистить руки от чего-то липкого и ржавого. – А еще пытаешься казаться умной. Там же иней намерзает, не дает вентилю раскручиваться. А ты на него, небось, горячей водой. Так?
Он посмотрел на Жанну по-доброму, но строго, от чего ей стало не по себе.
– Да можешь не отвечать, все и так понятно, – Василич взглянул на часы и ткнул в Артёма пальцем. – Ты иди, отдыхай. Можешь пройти на второй ярус, там дверь на крышу открыта. Здесь воняет и будет вонять еще долго, так что можешь побыть там. А как машина придет, я тебя свистну. Идет?
Артём кивнул и быстро побежал к выходу и лестнице наверх, в раздевалку. Находиться в цеху было действительно неприятно. Пробегая мимо двух работавших линий, он слышал, как укладчицы, не имевшие возможность отойти от конвейера, на все лады проклинали Жанну. Артём улыбнулся – вся эта история начинала его забавлять.
В шкафчике на перекладине висели шорты, в кармане которых остался плеер. «Жаль, нет телефона – подумал Артём. – А ведь Алинка наверняка написала что-нибудь». Быстро достав плеер и закрыв шкафчик, Артём снова отправился в цех, по дороге нацепляя на себя наушники.
Пройдя по коридору, там, где они с Аней везли поддон с коробками, Артём дернул тяжелую дверь справа и попал в камеру. От холодного воздуха, ледяного, неестественного, пронзительного, мгновенно стали слезиться глаза.