И мы печатали.
А потом снова полоскание, печатанье, «отстань, я в туалет иду!»
Потом ужин. Ужин вообще достоин отдельной саги. В смысле, ужин приготовленный любой мало-мальски нормальной женщиной для Георгия Аслановича Возникова. После этого я зареклась вообще когда-нибудь готовить, если шеф находится в помещении. Оказывается, я не умею пассеровать овощи (без ГМО, консервантов и пальмового масла, оф кос), не умею их резать, да что там. Я даже их держать не умею правильно.
После такого самоуверенного заявления с трудом удержалась, чтобы не послать Гошу. готовить самому, но снова пожалела больного и пригрозила, что сделаю куриное филе в пароварке. Гоша слегка призадумался и притих. Видно, понял, что без меня умрёт с голода. Да и факс перевести будет некому.
Факс, кстати, я перевела.
Предложение дополнительного соглашения к договору об издании некой книги китайского автора, которая недавно была переведена на русский язык. Какой-то Чуан Чжен написал сагу о становлении юного мага. Слава богу, что книга уже переведена, а то Гоша подкинул бы мне, а я бы уснула на второй странице.
Когда мой больной шеф выпил последнюю таблетку за день, а на улицу за окном, оказывается, уже опустился вечер, я осмотрела гостиную и сказала:
— Ну, поеду-ка я домой, рабочий день закончился.
— Кто сказал такую гадость? — удивился Гоша. — Ты договор подписала? Ты видела там пункт про рабочий день?
— Я всё понимаю, но на коврике в прихожей ночевать не буду!
— Яна, ты не выглядишь собакой. Я поднимусь в спальню, а ты займёшь диван.
Гоша с кряхтением поднялся на ноги. Покачнулся от слабости, и пришлось метнуться поддержать. Ведь если упадёт, я снова не повторю вчерашний подвиг.
— Я сам, — буркнул Гоша. Подтолкнув его к лестнице, поддерживая за талию, я ответила:
— Угу, сам, конечно! Сами вы, Георгий Асланович, разве что ползком туда вползёте, да и то не уверена.
Восхождение было тяжёлым и долгим. На каждой второй ступеньке мы останавливались и отдыхали. Через пятнадцать минут лестница была покорена бесповоротно, и я подумала, что в спальне Гоша и останется до полного выздоровления. Или мне придётся срочно подкачивать мышцы.
Нет, нафиг, нафиг. Пусть лежит в мягкой кроватке и смотрит телик. И мешать не будет, придираться, как готовлю. А я по лесенке побегаю, мне не трудно.
Войдя в спальню, Гоша покрутил головой и выдохнул:
— Что ты тут натворила?
— Что, прости? — я подвела его к кровати и отпустила. Гоша упал на покрывало и застонал:
— Чем так пахнет?
Я принюхалась. Лимончиком пахнет. Средство для мытья окон. Зеркало протирала. Кстати, тоже очень большое, как в примерочной...
Поделилась этим секретом с Гошей. Он фыркнул, растянувшись звездой на кровати:
— Где ты нашла это средство с лимоном?
— Под раковиной.
— И там не было написано что-то вроде «природные компоненты»? Натуральный продукт?
— Не-а! Я даже обрадовалась, потому что эти ваши природные и натуральные — полное гэ! И нифига не моют и не чистят.
— Кого мне убить. — простонал он. — Наверное, предыдущую домработницу. Никогда больше не используй эту дрянь! У меня сейчас лёгкие порвёт от запаха!
— Господи, да я вам окно открою, — вздохнула я. — Под одеяло, живо!
— Яна, перестань командовать здесь! — возмутился Гоша, но одеялом накрылся. Пробурчал: — Ты мне не жена!
— Да? — съязвила я, распахнув раму. — А мне уже кажется, что да.
— Принеси мне ноутбук, я поработаю, — строгим голосом велел шеф. Видимо, решил утвердиться в роли начальника, чтобы я случайно чего не подумала. Я нашла пульт от небольшого телевизора, стоявшего в затейливом стеллаже, нажала на кнопку «пуск» и бросила аппарат на покрывало:
— Никакой работы! Смотреть телик, спать, выздоравливать!
— Яна, у меня через десять дней книжный салон в Париже, встречи с писателями, с издателями! Я не могу туда ехать, не подготовившись!
— Прежде чем куда-то ехать и болтать с издателями и писателями, нужно постараться их не заразить, — сказала я, с отвращением чувствуя, как превращаюсь в собственную маму. Она бы точно так же меня отчитала, если бы я собралась больная ехать на работу.
— По-моему, я поторопился, принимая тебя на работу.
— По-моему, вы вообще не осознаёте последствий этого преждевременного решения, — подколола его и прикрыла окно шторкой. — Через десять минут вернусь и закрою. Отдыхайте, Георгий Асланович.
За десять минут я успела прибраться в гостиной, помыть посуду и попробовать суфле. Когда поднялась в спальню, Гоша спал с открытым ртом и зажатым в руке пультом. Телевизор показывал музканал. На экране пела Лерочка.
Я застыла, глядя на эту неземную красоту с микрофоном. Нельзя не отметить, что она хороша. Клон, конечно, губы эти, волосы, завязанные в какой-то невообразимый узел на макушке... Сиськи торчком, ноги от ушей! Кривляется только слишком. Ну вот зря так... Не надо так. Впрочем, сейчас все кривляются более или менее. Кроме рокеров. Те на гитаре фигачат, им некогда по сцене скакать.
Господи, и почему мужики сохнут вот по таким девам? Их же, одинаковых таких, на каждом углу по десятку! Разве что у Гоши тяга к искусству. Да, скорее всего. Певица для властного миллионэра. Прямо название для любовного романа.
Тьфу!
Я выключила телевизор и глянула на шефа. Спит, как ребёнок. Температура, может, поднялась? Градусник надо поставить. Не, разбужу. Я аккуратно, будто с младенцем, поднесла ладонь к Г ошиному лбу, подождала. Жара нет, может, тридцать семь. Ну и слава богу.
— Бр, бр, — пробормотал Гоша и повернулся на бок, даже губами зачмокал. Прикрыв смешок ладонью, я попятилась. Какой он властный миллионер? Няшка он.
На цыпочках я спустилась в гостиную и огляделась. Вроде всё в порядке, поели, можно и поспать. Нет, до того, как я лягу спать, почитаю немного. У меня роман не дочитан, между прочим, французский.
Диван у Гоши оказался очень удобный. Устроившись на подушке и закутавшись в пушистый плед, я открыла приложение на телефоне и погрузилась в волшебный по своей простоте мир руральной Франции начала двадцатого века и мальчика Люсьена, младшего сына из семьи учителей.
Потом неожиданно для себя я оказалась в маленьком домике у реки, в маленькой спальне на втором этаже, где стоял огромный ручной работы шкаф, подаренный матушке Люсьена на свадьбу. С удивлением подумала — а что я тут делаю? Ведь читаю ж на диване у Гоши! Мать моя бухгалтер, я ж уснула!
Сев на диване, я поймала падающий мобильник уже в полёте и выдохнула. Ну нафиг такие сны. Я вообще скоро буду видеть их на разных языках. Встану и поем чего-нибудь лучше. Чего-нибудь жирного, вкуснючего и жутко калорийного.
Но ничего такого в холодильнике Гоши, конечно, не было. Ухватив пожевать кусочек сыра, я прикинула — сколько у меня денег в кошельке — и решила сходить в магазин на проспекте. Время ещё есть, он до полуночи работает.
Лёгким прогулочным шагом я пробежалась до ближайшего супермаркета. Глянула на цены и подумала, что у меня в глазах двоится. Вот сколько времени уже живу в Москве, а к ценам никак не привыкну. Мужественно выложив за тортик с чёрной смородиной чуть меньше тысячи рублей, я потопала обратно. Спать уже не хотелось — город затягивал меня. Огнями бесконечной подсветки, фонарями, фарами машин. Людей я не замечала. Люди мне были неинтересны. Вот дома, церковь, вывески — это да! А людей я и у себя в посёлке городского типа видела. И пьяных, как вот этот вот... Сидит на спинке лавочки, качается. Чего сидит, шёл бы домой уже. И ведь молодой какой, ну как так можно? Ещё немного — и упадёт, расшибётся. Может, вызвать скорую? Или кого надо вызывать? Полицию? Жалко, увезут в обезьянник.
Женщина, спешившая впереди меня, свернула к мужчине и потрясла его за плечо:
— Эй, парень, ты в порядке? Может, тебе скорую вызвать?
— Parlez-vous français, madame? — не поднимая головы, протянул он пьяным голосом. *Говорите ли вы по-французски, мадам?
— Понаехали тут, — покачала головой тётка и ушла дальше по улице. А мне стало смешно. В центре Москвы сидит пьяный француз, судя по произношению, парижанин, и пытается поговорить с кем-нибудь. Смех и грех. Как его угораздило приехать сюда без знания хотя бы зачатков русского и без переводчика?