И именно это предрешило все.
Он вновь намеревался приняться за старое.
Утром он будет себя презирать, но сейчас это не имело значения.
— Нельзя делать это здесь, — потупив взор, пробормотал он. — Стены между покоями толщиной с лист бумаги.
— Идем со мной, — откликнулся Балфор. — Я знаю место.
На улице слабо моросил ледяной дождь. Дэвид поплотнее завернулся в пальто. Ночь была темной и безлунной, звезды на небе заволокло облаками.
— Сюда, — прошептал Балфор и, потянув за рукав, потащил Дэвида к соседней аллее.
Дэвид подумывал начать сопротивляться, его нервировали прямолинейность Балфора и явное пренебрежение опасностью. Но Дэвид все-таки позволил себя завести, можно даже сказать, грубо затащить в узкий тупик, настолько темный, что он больше не видел лица Балфора.
Балфор потянул Дэвида вглубь тупика, где остановился и вжал его в холодную влажную стену, а Дэвид, приветствуя уверенность Балфора, позволил себя пихнуть.
В тупике пахло мочой и гнившими отходами, но прильнувший к Дэвиду Балфор прогнал все запахи. Он благоухал чистотой и здоровьем, и мужчиной. Как только их щеки соприкоснулись, Дэвид глубоко вдохнул. Аромат Балфора, сила и тепло, едва заметная шероховатость подбородка — все это его будоражило. И тем не менее, когда Балфор попытался припасть губами к его губам, Дэвид отвернул голову и потянулся к застежке на брюках.
Балфор ласково хохотнул.
— Ты против поцелуев? — жарко прошептал он Дэвиду на ухо, отчего по телу побежали мурашки. — Какая жалость. Твои губы были созданы для поцелуев.
В ответ на абсурдное заявление Дэвид издал выдавший нетерпение звук. Комплименту почти удалось сбить его с панталыку. Но согласившись прийти сюда и оставив все отговорки в стороне, он настроился сделать все возможное, чтоб оно того стоило, и отказывался отвлекаться. Дэвид расстегнул пуговицы на брюках Балфора и, стянув кальсоны, обхватил толстое набухшее достоинство. От удовольствия Балфор глубоко вздохнул и приник к щеке Дэвида.
Дэвид без усилий ласкал напряженную плоть, пальцами спустился чуть ниже, к яйцам. Член был будто бархатным, а колючие волоски на мошонке спровоцировали контраст, от которого пульс загрохотал, а дыхание стало судорожным. Дэвид вновь стиснул член и потянул. Под большим пальцем растекалась клейкая бусинка выступившей на кончике влаги, а Балфор бессвязно бубнил слова поддержки.
Стена была холодной, но Балфор излучал тепло и силу. На несколько кратких мгновений Дэвид безо всякого стыда позволил себе насладиться ощущением тепла и защищенности, но долго потворствовать этой слабости не стал. Вместо этого он опустился на колени, обхватил вздувшуюся головку губами и быстро заглотил член до самого основания.
Булыжники были жесткими и мокрыми, но Дэвида это не волновало. Он принял достоинство Балфора до задней стенки горла, ему пришлась по душе пульсация мускусной плоти, упорно прижатой к мягкому нёбу. Балфор, простонав, запустил пальцы Дэвиду в волосы и сильно потянул за короткие шелковистые пряди. Шляпа исчезла, наверно, валялась в луже. Дэвиду было плевать. Все, что его беспокоило, — это довести Балфора до финала своими губами. Даже если сейчас Дэвид не достигнет кульминации, он сможет сделать это позже при помощи воспоминаний.
Его собственный член болезненно набряк в брюках, но был зажат плотной тканью и коленопреклоненной позой. Странным образом он наслаждался неуютным ощущением. Оно необыкновенно усилило восторг от ублажения Балфора. А он его именно ублажал, если стоны Балфора чего-то стоили. Балфор сильнее ухватил Дэвида за волосы, он достигал переломного момента, член еще чуточку налился и взбух. Дэвид сознательно замер, приоткрыл рот и, насколько смог, расслабил горло.
— Боже, — застонал Балфор. — Да, вот так хорошо.
Балфор двигался резкими, умелыми толчками. Дэвид делал все возможное, чтоб не шевелиться, приспособиться к терзавшей его плоти. Он пытался не оцарапать Балфора зубами, но невозможно было избежать случайного прикосновения и, как следствие, потери ритма. Еще невозможно было не давиться, не задыхаться и не пускать слюну. Но это не имело значения. Каким-то образом именно недостатки превратили все это в блаженство.
Балфор одеревенел и застыл, головка уткнулась в заднюю стенку горла. Все, что Дэвиду нужно было вынести, — это долгий бездыханный момент, и Балфор содрогнулся и излился в жаждавшее горло. Голова у Дэвида закружилась, зрение помутилось. Благодаря физическому дискомфорту он почувствовал странную разновидность экстаза, перемешавшую подлинное поклонение телу Балфора с глубоко укоренившейся верой, что ничего большего он не достоин. Удовольствие и мука.
Балфор наконец-то отстранился, а Дэвид остался на месте, ожидая, что он застегнет брюки и уйдет. Такое случилось бы не впервые. Но не успел Дэвид осознать, где находился, как Балфор поднял его на ноги и, вновь прижав к стене, приник к нему губами, языком проник в рот и жадно смаковал.
Все еще пребывая в полубессознательном состоянии, а теперь еще и ослабнув от страстного желания, Дэвид не отвернулся, а позволил Балфору насиловать свой рот.
Вскоре Балфор слегка отодвинулся. Дэвид почти сожалел, что допустил поцелуй. Он знал, что однажды вспомнит этот момент и пожалеет, что ему не хватило сил отвернуться. Но сейчас он отмахнулся от этой мысли и ответил на поцелуй Балфора, наслаждался противоречивыми ощущениями, вызванными теплыми мягкими губами и грубым колючим подбородком.
В конечном итоге Балфор разорвал поцелуй, сделал шаг назад и улыбнулся, сверкнув зубами, что Дэвид смог углядеть даже в темноте.
— Думаю, это был лучший минет в моей жизни, — сказал он. Бесцеремонность слов смягчили игривый тон и призрачная пиратская улыбка. Балфор, прослеживая форму спины, скользил ладонями все ниже и ниже. — Жаль, нет возможности тебя трахнуть.
Дэвид, вздрогнув, промолчал. Этого он никогда не допустит. К счастью, опасность миновала. Он отвлекся от неуютной мысли, откинув голову назад, в то время как Балфор расстегнул его брюки и освободил изнывавший член.
Лаская достоинство одной рукой, второй Балфор сдернул платок и принялся покрывать обнаженную шею жаркими поцелуями, которые превратились в покусывания, а потом вновь в поцелуи.
— Да, да. Боже, пожалуйста… — пробормотал Дэвид, дернув бедрами, наслаждение и потребность невыносимо нарастали.
Мощная кульминация уже была на подходе, губами Балфор снова терзал шею, а огромной рукой обрабатывал. Он напористо пихнул Дэвида и вжал сильнее в стену. Требовательно и заманчиво. Безжалостная сила сразила Дэвида наповал. Вконец разгромила.
Балфор осыпал поцелуями линию шеи и прохрипел Дэвиду на ухо:
— Боже, я хочу сделать с тобой все. Хочу тебя в руке. Хочу взять тебя в рот. Хочу погрузиться в тебя языком и овладевать целую вечность.
«Господи».
Наступивший оргазм стал для Дэвида самым мощным из всех, что он сумел припомнить. И все это время Балфор находился рядом, окутывал теплом и силой.
Несколько мгновений они просто стояли, Дэвид прислонился головой к плечу Балфора и силился прийти в себя. Блаженный афтершок постепенно угас, и он опять осознал, что прижимался к холодной стене, и моросил угрюмый дождь.
Балфор достал носовой платок, вытер Дэвида и вновь сверкнул улыбкой. Внимание смутило, но когда Балфор убрал платок и переключился на свои брюки, Дэвид испытал странное чувство потери. После того как они привели себя в подобающий вид, и Дэвид небрежно поправил шейный платок, Балфор наклонился и выпрямился со шляпой в руке.
— На твоем месте я не стал бы ее надевать, — произнес он и протянул шляпу Дэвиду.
— Да уж, — согласился Дэвид и, безжизненно улыбнувшись, ее принял. Одному Господу известно, что творилось на земле у них под ногами.
Вместе они выбрались из тупика и остановились возле выхода на улицу.
— Пропускаю тебя вперед, — изрек Балфор.
Дэвид кивнул, скрыв хандру, что внезапно его окутала, как старое знакомое пальто.
— Тогда доброй ночи, — сказал он.
— Лористон…
Сорвавшееся с губ Балфора имя вынудило замереть и оглянуться через плечо. В темноте он разглядел лишь громоздкие очертания Балфора, но даже не лицезря выражения, каким-то образом Дэвид почувствовал его нерешительность.
— Да?
— Было… хорошо. Надеюсь, тебе тоже?
Дэвид сглотнул и поразился, почему вдруг из-за простого вопроса так заболело в груди.