Стокер не мог в это поверить.
Джеймсу понравилась идея с графством, до которого оставались считанные дни. Да, это выглядело почему-то комичным, если не сказать бредовым, — ввести его в круг аристократов, но ему тем не менее нравилась эта идея. Он позволял себе помечтать, как это будет выглядеть. Небольшое поместье где-нибудь, не особенно большое, зеленое и холмистое, как земли вокруг Кембриджа, или маленький коттедж. И лакей. Да, лакей — это было бы отлично.
На самом деле лакей — не такая уж необходимость и глупо даже об этом мечтать. И повесить на видном месте в спальне весло с надписями — тоже абсурдная мысль. Но он получил его на одной из гонок и очень им гордился.
На следующий день он получил удовольствие от нахлынувшего на него чувства собственной значимости, когда его агент по недвижимости обратился к нему:
— Сэр Арманд, госпожа Эдит надолго задержится?
— Нет-нет! Я думаю, что она скоро будет.
Он постукивал шляпой по ноге, вышагивая по гравиевой дорожке в ожидании непонятно почему замешкавшейся Николь.
Они договорились встретиться в большом доме, сдававшемся в аренду, который агент по недвижимости хотел им показать, — Николь настояла на том, что они больше никогда не будут встречаться в ее пансионе. Было нежелательно вовлекать в это Дэвида.
У Джеймса в кармане лежал браслет для нее. Торжественный подарок. Он не мог дождаться, чтобы подарить его ей — так ему хотелось увидеть его на ее руке. Он проверил свои часы. Да, она была непунктуальна. Уже двадцать пять минут он ждал ее. Ребенок, сущий ребенок. Он обхаживал агента еще немного, затем сказал:
— Знаете, я думаю, мне стоит посмотреть, что так задержало ее. Мы с вами можем встретиться в другое время. Когда будет удобно?
— Я мог бы подождать, если хотите.
Владельцы дома, лорд и леди такие-то, путешествовали по Греции и решили пожить там. Агенту было поручено подыскать арендаторов.
— Прекрасно, — сказал Джеймс, — я вернусь через полчаса. Надеюсь, что-то просто задержало ее дома.
Как только Джеймс выехал на главную дорогу, начался дождь. Однако он не счел серьезным препятствием для своего небольшого экипажа размытую дождем дорогу. Возможно, ему следовало позаботиться и закрыть верх экипажа, когда тучи сгустились, но он не сделал этого. И поплатился. Его гордость и веселье поблекли и съежились.
Когда он наконец остановился перед пансионом Николь, вода скопилась на дне экипажа, заливая ему ноги.
Когда-нибудь он будет рассказывать потомкам, как, насквозь промокший, он захлопнул зонт, прежде чем выпрыгнуть из коляски, и пошел к дому, прокладывая дорогу сквозь ливень. Джеймс спросил молодого человека в передней гостиной, на месте ли миссис Уайлд.
— Ее нет, и уже давно. Она уехала... — он взглянул на часы, — около двух часов назад.
Джеймс застыл в недоумении; он почесал затылок и подумал, где же еще ее искать.
Поразмыслив, он решил сделать крюк в милю или две, чтобы заехать в Кембридж и поменять мокрую одежду, взять плащ от дождя, а также подсушить коляску. Если бы он мог хоть немного отвлечься от своих мыслей, то он мог бы спросить себя, почему случилось так, что он проехал свои комнаты в колледже Всех Святых и направился к дому, где Николь однажды останавливалась.
Это было только легкое подозрение, укол ревности, которую, как он себя уговаривал, нужно отбросить в сторону, чувство, которое вело его через весь город, затем заставило свернуть за угол Честертон-роуд на Блэйней-стрит, где жил Филипп.
Это была просто интуиция, и только. Но то, что он увидел, заставило его дернуть поводья. Его лошадь протестующе зафыркала, а колеса покрылись грязью. Вода плеснулась по полу экипажа, затем все успокоилось. Все, кроме шлепанья дождинок по сиденью и по луже, разлитой на полу экипажа, и стука капель о булыжники мостовой.
Дождь везде. Везде, за исключением козырька над входом в дом Филиппа, под которым стояла сухая Николь Уайлд с поднятой головой. Она окликала кеб, который стоял у обочины дороги как раз напротив дома.
Когда Джеймс увидел, как она села в кеб, он яростно ударил поводьями. Ему почему-то захотелось разгромить экипаж. Свой собственный. Но надо было улучить момент, когда Николь прибежит, опоздавшая, явно заплатив кучеру за то, что заставила его так долго ждать. Кеб тронулся с места и помчался с такой скоростью, словно за ним гнались духи.
Джеймс преследовал ее всю дорогу до пригорода. Он понимал, что если бы постарался, то мог бы перехватить ее, проехав бок о бок. Но в конце что-то удержало его от этого, заставило просто последовать за ней — чтобы приготовить гневную речь. Что она решила? А Филипп? Почему Филипп, а не кто-то другой?
Дождь немного утих, пока Джеймс преследовал кеб Николь по дороге к выбранному дому — на целый час и десять минут позже назначенного срока. Агент как раз закрывал за собой входную дверь.
Как только Николь заплатила извозчику, Джеймс внезапно подъехал в своей коляске и, с трудом сдерживая себя, вскричал:
— Вы говорили о чем-то очень важном с Филиппом, не так ли? Настолько важном, что ты заставила меня ждать, беспокоиться и гоняться за тобой?
Вздрогнув от испуга, она обернулась в тот момент, когда наемный кеб отъехал. Она осталась стоять на дороге одна.
Джеймс продолжал, направляясь к ней по мокрому гравию, скрипевшему у него под ногами.
— Что, черт побери, ты делала у Филиппа? Или ты решила принять его предложение сегодня после всего, что произошло?
— Я... я не была у Филиппа...
— Я видел тебя. Николь... — Он замолчал, подбирая слова, затем бросил это занятие и разразился гневной речью: — Николь, я не обвиняю тебя в неразборчивости, но ты... что же... тебе не хватает сдержанности. Меня это всегда в тебе беспокоило. Но это — ты не могла ускользнуть, чтобы тайно встретиться с Филиппом, чтобы это не задевало меня...
Сгораемый от ревности, Джеймс был вне себя от ярости, ему хотелось кого-нибудь ударить или что-нибудь разбить.
Она скривила рот так, что в уголках залегли складки.
— Ты меня обвиняешь в...
— Я ни в чем тебя не обвиняю. Я только говорю, что ты могла бы помочь мне с моей... Это моя проблема. Мне не по себе от того, что ты можешь знать.
С каким количеством мужчин она ухитряется одновременно иметь дело? Скольких она может надувать? А сейчас она обманывает его?
Филипп. Кто угодно, но не Филипп. Филипп, который забрал его журнал и угрожал передать его в руки Азерсу и следственной комиссии. О, ужасные мысли, которые одолели Джеймса, так же как этот нескончаемый дождь, пронизывавший насквозь и его, и Николь, и подъездную аллею.
Он смотрел на намокшие от дождя перья на ее шляпе, смотрел на ее лицо, на котором отразилась совершенно необычная гамма эмоций: ярости и уныния одновременно. Поля шляпы защищали ее глаза: упорный взгляд, разъяренный взгляд, — а дождь намочил щеки и подбородок, словно кто-то плеснул ей в лицо воду.
Она почувствовала, как напряглась спина. Она стояла очень прямо, встречая его внимание, смущая его взглядом.
Знаменитая — мистически знаменитая — Николь Уайлд в модной шляпе и платье от Уорса, миниатюрное изображение женщины с прошлым — прошлым, которое способно вырасти перед ним в одно мгновение: Филипп, епископ, не говоря уже об адмирале, императорах и королях. И бог знает, кто еще. У нее был легион любовников: люди более высокопоставленные, более великие, более яркие, чем он сам. Он, рыцарь и ученый. Ха, ничего. Если ее любовники не были бы такими удачливыми, они не имели бы ее. Все они дарили ей дома — или это сплетни?
— Ты хочешь этот дом? — спросил он. Хотел ли он ее когда-нибудь сильнее? Сможет ли он купить ее, если потребуется? Стоила ли она этого?
— Ч-что? — спросила она. Ее глаза сверкнули из-под полей шляпы. Она так и не смогла прийти в себя после его предыдущего вопроса. Она все еще была потрясена и напугана.
Он шел с ней рядом шаг в шаг.
— Дом, — сказал он, мотнув головой в сторону этого самого дома.
Николь взглянула через плечо, затем повернулась к нему спиной. Она медленно поворачивалась, чтобы разглядеть то, что он имел в виду.
Как статуэтка на крышке музыкальной шкатулки. Она сделала шаг по направлению к входу, миниатюрная женщина в темной сине-зеленой тафте и черном бархате. Николь Уайлд всегда казалась Джеймсу слишком маленькой, слишком сдержанной и так хорошо одетой, что возникал вопрос о ее способности к рисованию принцесс. Спящая красавица в лесах. Они пришли — забрызганные грязью в терновых кустах ее репутации и в ее удивительном могуществе, которым она обладала в спальне. Ее лес переломан, в то время как чужие избежали даже царапины. И она стоит и смотрит, больше похожая на волшебную, чем на фатальную женщину.