Она оглянулась на него.

— Я зайду и осмотрю его внутри. И, Джеймс... — Милое невинное лицо принцессы с самыми дурными побуждениями, которое он увидел из-за плеча, привлекло его внимание. — Я была у своей тетушки. Она была очень привязана к леди Данн. Она в печали, проплакала сегодня все утро.

Если бы человеку было под силу съежиться в один момент с шести футов до одного дюйма, стать не выше каблука ее туфель, Джеймс сделал бы это. Ему и в голову не приходила такая возможность: его воображение подсказало ему только мрачную картину, которая была более впечатляющей, чем реальность.

И несправедливо.

— О, Николь, я так... — Боже, с чего же начать? Какое заблуждение!

— Давай зайдем, — предложила она. И прошла вперед.

Джеймс запустил пальцы в свои мокрые волосы и проследовал за ней. Агент по недвижимости, который ждал их в дверях, зачарованно уставился на них обоих.

Лицо Джеймса то краснело, то бледнело. Голова шла кругом от того, что он только что сделал. Парадный вход был высоким, с тяжелыми двойными дверями, художественно украшенными и отполированными.

Внутри дома был мраморный пол; высокий потолок с кессонами. Дом не казался огромным, но он, безусловно, был прекрасным, по крайней мере на первый взгляд. Великолепно обставленный, богатый, в хорошем состоянии. Шестнадцать комнат, если Джеймс правильно сосчитал. Он был в состоянии снять его на некоторое время, хотя и не мог купить.

Какими словами можно было выразить, где проходила граница его отношений с Николь?

Он был тих. «Какая ошибка», — продолжал он думать с сожалением. Каким внезапным было это решение.

Но так ли это? Ошибочное суждение заставило Джеймса усомниться в его собственных страхах. И возможно, в реальности. Почему он думает, что Николь может быть счастлива с человеком, который мог бы кормиться за счет их товарищества, умоляя о постоянном доходном месте? Ему требуется графский титул, подумал он. Чтобы конкурировать с принцами, императорами и султанами.

В нескольких футах от Джеймса агент болтал с Николь о преимуществах современной вентиляции в каминах гостиных, «усиленной тяге» или о чем-то в этом роде. Джеймс отступил и потер виски.

Он стоял несколько минут в стороне, пока Николь не тронула его за рукав.

— Все в порядке? — спросила она. — Должна тебе сказать, что я прекратила общаться с Филиппом. Думаю, мне с ним больше не о чем говорить.

Джеймс повернул к ней голову и нахмурился.

— Ты что?

— Я могла быть там только для того, чтобы повидать тетушку. Почему ты сделал такое ужасное предположение? Я поговорила с Филиппом, и ничего больше.

— Почему? — Его прежняя злость вернулась с каким-то яростным вздохом. Она воскресла, ожила, как раненый зверь встает, шатаясь, оглушенный резким ударом. — О чем это ты, черт побери, с ним говорила? — Он понизил голос. — И какого черта ты только что солгала мне?

— Я не лгала. Не сердись. Я поехала туда проведать тетушку.

Агент стоял позади них в дверях, поглощенный стремлением услышать их разговор и постичь его суть.

Джеймс нахмурился, качнул головой и предложил:

— Давай осмотрим этот проклятый дом.

Она зашептала у его плеча:

— Ты все неправильно истолковываешь.

Прекрасно. Они пошли следом за агентом. Пока Джеймс пытался понять, как еще можно все «истолковывать», тот продемонстрировал им библиотеку.

Комната была темной, с небольшим количеством книг и множеством хрустальных графинов, полных душистой жидкости, расставленных в секциях на полках. Агент подошел к окну и взялся за шнур от портьер.

Николь, должно быть, заметила это, но ее это не обеспокоило. Человек потянул за шнур, впустив в комнату свет, хотя и выглядел при этом смущенным. Джеймс тем временем был весь поглощен тем, чтобы подобраться поближе к Николь, чтобы прошептать ей поверх шляпы:

— Что я еще должен был предположить? Если моя реакция неправильная, каким же должно быть правильное поведение?

Она взглянула наверх и по сторонам, ее лицо появилось из-под полей шляпы. Рот выдавал беспокойство.

— Джеймс, — сказала она. И просто вздохнула — разочарованно и раздраженно — и больше ничего. Она последовала за агентом в большую столовую, из которой можно было пройти в бальный зал с двумя каминами в разных концах.

Дом, по мнению Джеймса, был нелепым. Он предназначался для пары, для семьи, которая устраивает приемы и собирает друзей. Загородные балы, охота и соревнования по стрельбе на заднем дворе.

— А наверху, на балконе, может размещаться оркестр из пятнадцати музыкантов, — пояснил агент.

Николь вдруг обернулась и сказала своему бедному Другу:

— О, Джеймс, вы просто кипите. Я чувствую это. Когда вы сердитесь, то становитесь похожи на чайник. Мы должны поговорить. Мне нужно очень многое вам сказать. — Она замолчала. — Думаю, я сделаю это.

— Вы думаете? Вы не уверены? Как долго вы говорили с Филиппом? Вы точно знали, что должны поговорить с ним?

— Прекратите.

— Я ждал вас.

— Мне пришлось увидеться с ним. Я должна была кое-что спросить у него.

— Что спросить? Может ли он жениться и удовлетворить ваши претензии? Он может это сделать, ты же знаешь. Он слагает с себя полномочия в Кембридже в октябре. Удаляется от дел, как он сказал.

— Нет, он не удаляется.

— Ты обсуждала с Филиппом его отставку?

Великолепно. Они с Филиппом вместе планировали его будущее.

— Ты говорила с ним об этом?

Николь уставилась на Джеймса, ее глаза смело смотрели на него из-под полей бархатной шляпки, словно она могла плюнуть в него. Затем нахмурилась, выражение ее лица смягчилось, и она отвернулась. Николь быстро прошла в дверь. Агент вынужден был поторопиться, чтобы догнать ее. Он был весь сплошные глаза и уши, маленький проворный человечек, у которого выдался такой интересный день.

Она прошла через следующий коридор, приговаривая:

— О Джеймс!

Затем Николь, проходя мимо, хлопнула по дверной раме затянутой в перчатку рукой — раздался треск. Словно Джеймс был каким-то образом виноват, словно у нее действительно было в привычке поколачивать его.

Агент спешил за ней, постоянно предлагая обратить внимание то на одно, то на другое.

— Не хотите ли взглянуть на задний сад, мадам?

— Нет, — ответил ему Джеймс. Молодой человек обернулся.

— Мы берем его, — добавил Джеймс.

— Вы хотите арендовать этот дом?

— Да. Вы можете уйти сейчас, а завтра принести нам договор об аренде?

Ухмылка пробежала по лицу молодого человека. Они даже не обговорили плату и срок.

— Конечно, — ответил он. — Завтра к полудню. Я принесу все бумаги.

— Прекрасно. А теперь уходите.

Тот колебался.

— Мистер Арманд, — сказал он, испытывая некоторое смущение, — мадам, похоже, называет вас Джеймсом. Это не мое дело. Но есть некоторые вещи очень важные, связанные с внесением задатка, денежной ссудой, надежностью...

— Это не проблема. — Джеймс полез в карман и достал бумажник — посмотреть, сколько у него было с собой денег. Двадцать шесть фунтов. Он мог прожить на них целый месяц, но в данном случае этого было недостаточно, он был уверен. Он протянул весь бумажник агенту, сказав при этом: — Остальное я отдам вам завтра. Вы не против?

— Нет, конечно, нет.

Агент поклонился, слащаво улыбаясь, когда убирал кожаный бумажник, полный банкнот. Когда он вытащил руку из кармана, в ней оказался ключ.

Джеймс взял его, затем пристально посмотрел на агента, ожидая, когда тот уйдет.

— Вы можете оставить нас, не так ли? — спросил он.

— Конечно, — согласился молодой человек.

Когда послышался звук закрывшейся двери, Джеймс повернулся к Николь.

Она стояла, сжав губы, без шляпы, и раздраженно сдергивала перчатки, словно они были в чем-то виноваты. Ее рот выдавал гнев, владевший ею. Николь снова была на грани слез. Так много эмоций отражалось на ее лице, что его собственная злость куда-то пропала. Ее эмоции, как это уже бывало раньше, снова озадачили его. Они казались очень сложными.

Как только Николь положила свои вещи на горку подносов — они лежали в заднем коридоре для слуг, — она обернулась к нему и сказала:

— Как у тебя дела с Филиппом?

— Превосходно. Почему ты этим интересуешься?

Она отвернулась, покачала головой.

— О! — только и могла она сказать.