«Если вы так настаиваете, миледи, я согласен. И все же дам вам последний шанс расторгнуть нашу сделку».
— Вам… нравится здесь? — спросила Женевьева.
— Очень. — Тристан подошел к креслу у камина и сел, опустив локти на резные подлокотники и сложив ладони в молитвенном жесте. Он слегка постукивал указательными пальцами по губам. Расположившись спиной к камину, Тристан мог следить и за Женевьевой, и за дверью спальни. Он запер ее изнутри, но пустота в спальне насторожила его. Тристан сидел неподвижно, не сводя с Женевьевы прищуренных черных глаз. Чем дольше он оставался в такой позе, тем сильнее сжимались пальцы Женевьевы. Наконец она не выдержала и снова заговорила:
— Милорд, вам наверняка не терпится избавиться от доспехов. Разве удобно сидеть, если на поясе висит меч?
— Мой меч? — удивился Тристан. Он настолько привык к нему, что не замечал мерных ударов ножен по ноге. — Это почти часть меня.
Женевьева смутилась и прикусила нижнюю губу мелкими перламутровыми зубами.
— Он беспокоит вас? — небрежно осведомился Тристан.
— Да. — Она мило улыбнулась, но не подошла ближе. Казалось, девушка не прочь пококетничать, но боится пробудить в собеседнике зверя.
— Почему же?
— Видите ли, лорд Тристан. — Она наивно захлопала ресницами. — Меч — боевое оружие, он напоминает о крови и смерти. Возможно, именно им был убит…
— Я не убивал вашего отца, миледи, — перебил ее Тристан. — Я сразу понял бы, что мой противник — хозяин замка, но этого не случилось. Я не видел его герба, стало быть, мои руки чисты.
— Но вы объявили ему войну…
— Нет, я пришел просить еды и ночлега! Только и всего. Затем я вернулся и потребовал, чтобы он отказался от присяги на верность, которую дал убийце короля. Однако Эдгар не сделал этого. Как и подобает рыцарю, он погиб в бою, вот и все.
Пламя гнева взметнулось в глазах Женевьевы, розовые губы побелели и сжались в прямую линию. Тристан приподнял бровь, удивляясь, куда девалось притворное смирение его собеседницы. Он любезно улыбнулся, и Женевьева опустила ресницы, а когда заговорила вновь, ее голос звучал вполне беспечно:
— Милорд, ваш меч внушает мне опасения. Я боюсь за себя…
— Я не воюю с женщинами.
— Но я же сторонница Йорков. — Женевьева подошла ближе к нему.
— И все-таки мне незачем убивать вас.
— В таком случае… — Она осеклась, глубоко вздохнула и нетерпеливо спросила: — Тогда почему же вы просто сидите? Вы привели меня сюда…
— Вы взволнованы, леди Женевьева? Неужели так стремитесь поскорее отдаться мне?
— Я стремлюсь покончить со всем этим!
— Как вы сказали? — Тристан умело изобразил обиду и удивление.
— Я…
— Если вы не рветесь ко мне в объятия, миледи, тогда ступайте.
— Что?! — ахнула она, изумленная его словами. — Я только хотела сказать… видите ли, я и вправду взволнована… Мне еще… — Она осеклась. Чем больше времени проходило, тем быстрее нарастал страх. Ей казалось, что над головой рокочет гром, хотя небо за окном было ясным. Тристан вел себя совсем не так, как предполагала Женевьева, она просчиталась. Будь этот человек очарован ею, он охотно снял бы меч и не стал осматривать комнату. Прежде она боялась, что не сумеет защититься, пока не подоспеет подмога, но Тристан к ней и пальцем не прикоснулся. Он казался невозмутимым.
Тристан был невозмутим, а вот она дрожала под его пристальным взглядом. От этого лукавого и настороженного взгляда предательский холодок пробегал по спине Женевьевы и сворачивался в тугой клубок внизу живота. Тристан сидел совсем рядом, и теперь вместо безликого ненавистного врага перед ней был живой человек. Женевьева не сожалела о том, что он умрет, но сомневалась, справятся ли с Тристаном ее слуги. Надо убедить его снять меч, и поскорее.
Он вновь улыбнулся — отчужденно, издевательски, и Женевьева осознала: Тристан презирает ее, угадав, что за внешней приветливостью кроется неукротимая ненависть.
И все-таки он не прибег к грубой силе, а позволил ей уйти. Вот если бы Тристан оказался жестоким, уродливым чудовищем, она возненавидела бы его по-настоящему и не приняла от него никаких подачек. Тогда ей не пришлось бы признаваться себе в том, что он немыслимо притягателен.
В этот момент взгляд Тристана стал особенно проницательным. Женевьева с трудом сглотнула, силясь представить себе умирающего отца. Опасаясь потерять самообладание, она хотела выбежать из комнаты, но не могла позволить себе этого. Поступив так, она предала бы самых верных своих сторонников. Если она уйдет отсюда, Тристан де ла Тер вскоре обнаружит Майкла и Темкина и убьет их.
— Куда завели вас мысли? — вдруг спросил он, должно быть, заметив страх Женевьевы. Тристан поднялся, и она попятилась, содрогнувшись от вида перекатывающихся под рубашкой мускулов.
«Все повторится», — в панике думала девушка. Он схватит ее за плечи, притянет к себе и обожжет рот своими губами. Ощутив его прикосновение, она вновь задрожит и растает, как масло в огне. Ей не хватит сил даже на то, чтобы удержаться на ногах, не говоря уже о борьбе. И даже когда все будет кончено, на ее губах навечно останется клеймо его поцелуя…
Но Тристан не подошел к Женевьеве. Облокотившись на каминную полку, он уставился в огонь.
— Вы на редкость загадочное существо, леди Женевьева. — Тристан так неожиданно окинул ее взглядом, что она чуть не вскрикнула. — Хотел бы я знать, что движет вами?
— Желание спасти своих подданных.
Тристан направился к ней, и она сжалась. Он коснулся пряди волос, упавшей на щеку, приподнял шелковистый локон и обвил его вокруг пальца. Каким-то чудом Женевьева удержалась на ногах, хотя и боялась лишиться рассудка. Близость Тристана привела ее в полное замешательство. Она заметила, что от него исходит чистый и свежий запах — он явно вымылся и побрился. Вдруг Тристан посмотрел на нее в упор, и Женевьева почувствовала себя его пленницей.
Затем он отпустил ее локоны, словно утратив к ней всякий интерес, не спеша вернулся к огню, поставил ногу на каминную решетку и снова облокотился на полку.
— Итак, — произнес он, не сводя с нее глаз, — вы намерены сдержать свое обещание?
— Какое? — растерялась Женевьева.
Тристан скривил губы в усмешке и приподнял бровь.
— Обещание развлекать меня. И угождать мне.
— Да, конечно.
Он улыбнулся:
— Предупреждаю вас заранее, миледи: нарушить это обещание вам не удастся.
Ее обдало могильным холодом. Да, она солгала — ну и что из того? Через несколько минут все будет кончено. Это война, сражение, где любые средства хороши. На мгновение Женевьева лишилась дара речи.
— Клянусь Богом и всеми святыми, миледи: вы сдержите свое обещание. Даю вам последний шанс. Уходите немедленно или запомните, что отныне я считаю ваше обещание священной клятвой. Вы исполните ее? — вкрадчиво осведомился он.
Господи, когда же это кончится?
— Да, да! — нетерпеливо выкрикнула Женевьева.
Последовала томительная пауза. Напряжение в комнате нарастало, как перед грозой. Наконец Тристан заговорил:
— Можете начинать. — Заметив недоумение Женевьевы, он пояснил: — Угождать мне.
— Но я… я не… Что вы хотите этим…
— Я хотел бы увидеть редкостный дар, который мне преподнесли. — Женевьева ахнула. — Надеюсь, теперь вы все поняли? Или я выразился слишком витиевато? — Тристан слегка поклонился. — Будьте добры раздеться, миледи.
Он усмехнулся. Ошеломленная Женевьева вдруг заметила, что глаза у него не черные, а синие. Такого глубокого, темного оттенка синего цвета она еще не видела. Ей хотелось броситься бежать в слепой панике, но ноги словно приросли к полу. Положение становилось отчаянным.
Надо что-то предпринять, и поскорее — убедить его снять меч и повернуться спиной к потайной двери. Не раздумывая Женевьева метнулась к Тристану, упала перед ним на пол, обхватила его колени и запрокинула голову.
— Лорд Тристан! — взмолилась она, поняв, что застала его врасплох. Он попытался поставить ее на ноги. — Милорд, я сдержу обещание — иначе мне не спасти своих людей. Я дала вам клятву! Но умоляю вас, снимите меч и позвольте мне потушить свечи! Будьте снисходительны!
В порыве жалости Тристан взял ее за подбородок. «Как она прекрасна, — думал он, поглаживая большим пальцем нежную щеку. — Прекрасна как солнце, особенно в эту минуту, когда волосы расплескались по ее спине, точно сияющий плащ, а глаза наполнились мольбой. Они вовсе не холодные и серебристые; у них легчайший фиолетовый оттенок». Руки, обхватившие его колени, были хрупкими и тонкими, изящными и женственными. От внезапно вспыхнувшего желания кровь застучала у него в ушах. Тристан почти забыл, что перед ним — опасный противник, ибо она могла утолить терзавший его голод. Если он овладеет ею, у него на время притихнет боль в сердце…