Наконец буря миновала, и Женевьева затихла. Стиснув зубы, она велела себе подавить гнев. Иначе не вернуть спокойствия и терпения, а без них не обойтись, когда ищешь путь к спасению. Если удастся убедить его, что случившееся ничуть ее не задело, она спасена.
Женевьева вздрогнула. Кто поможет ей, если она вновь решится бросить ему вызов? Тристан проявил снисходительность — снисходительность завоевателя! — и столкнулся с предательством. Вспомнив о темных глубинах его глаз и жажде мести, Женевьева поняла, что он вряд ли когда-нибудь поверит ей… Услышав смех и голоса в коридоре, она метнулась к двери и закричала, чтобы ее выпустили. Однако шаги утихли. Пораженная Женевьева нахмурилась. Это ее замок, ее слуги! Этих людей освободил отец! Увы, Тристан дал ей ясно понять, что она уже не хозяйка в замке.
Наверное, он догадывается, как она мечтает вымыться! Тристан нарочно заставил ее страдать, мучиться и теряться в догадках. Подумав, Женевьева снова подошла к двери и громко закричала:
— Пожар!
Дверь открылась так быстро, что Женевьева догадалась: стражник все время стоял за ней. Она опрометью выскочила в коридор и успела добежать до лестницы.
Большой зал был пуст; из кабинета доносились голоса. Увидев вышедшего из кухни Грисвальда, Женевьева вскрикнула от радости и крепко обняла его.
— Леди, вы живы! И вы здесь! А я слышал…
Грисвальд не успел закончить: по лестнице сбежал стражник, из кабинета вылетели Тристан и Джон. Стражник смущенно потупился под укоризненным взглядом Тристана. Старый Грисвальд скрылся на кухне. Тристан обратился к стражнику:
— Что все это значит?
— Милорд Тристан, леди закричала… я услышал слово «пожар» и бросился в комнату, а она…
— Если вновь услышишь такой же крик, Питер, не обращай внимания — пусть она сгорит заживо. Ясно?
Питер опустил глаза, а Женевьева пришла в ярость, поняв, что Тристана ничем не проймешь. Взглянув на Женевьеву, он насмешливо поклонился и жестом приказал увести ее.
Она сделала вид, что ничего не заметила. Она не могла признаться даже себе, как жаждет ощутить прохладное прикосновение ветра к щекам. Женевьева направилась к очагу, где приветливо горел огонь, и встала к нему лицом. Надо вновь обрести смелость — или по крайней мере выказать ее. Потерев рука об руку, она холодно заговорила:
— Прошу прощения, если отвлекла вас от грабежей и подсчетов награбленного, милорд Тристан, но меня мучила жажда и желание вымыться.
— Женевьева! — Это слово прозвучало как приказ. Она невольно затрепетала. Если бы удалось добраться до двери!
Тристан раздраженно повторил ее имя, но она не шелохнулась. Выругавшись, он направился к ней.
— Тристан!.. — воскликнул Джон, но остановить его было невозможно. Чувствуя, как он приближается, Женевьева не выдержала и обернулась.
Он взял ее за плечи. Вздернув подбородок, она в упор посмотрела на него и была награждена мрачным, холодным взглядом. От этого взгляда она внутренне содрогнулась.
— Вы пойдете сами, или?..
— Отдавайте приказы своим слугам, лорд Тристан, а я не служанка. Пока сила, преимущества и победа на вашей стороне — но только до поры до времени. Я никогда не сдамся. Можете мстить мне как угодно. Я не отступлю ни на дюйм!
Долгую минуту он смотрел на нее со странным выражением лица — Женевьева так и не поняла, что оно означало: уважение, насмешку или ярость. В какой-то миг она решила, что Тристан задумал нечто ужасное, но ошиблась.
— Да будет так. — Он бесцеремонно перекинул ее через плечо. Женевьева повела себя совсем не так, как подобало даме: униженная и оскорбленная, она выкрикивала проклятия, отбивалась ногами и руками. Но Тристан со стоическим спокойствием направился к лестнице, на ходу бросив Джону:
— Прошу меня простить… я сейчас вернусь. Нет, подожди. Мы встретимся… скажем, через час.
Женевьева не слышала, ответил ли Джон. Паника охватила ее, она вдруг поняла, что бороться бесполезно. Да, ей удастся стать для него извечным источником раздражения, но какой ценой?
— Нет! — выкрикнула Женевьева, молотя кулаками по плечам Тристана и пытаясь высвободиться. — Нет, храбрый победитель! Не отвлекайтесь от грабежей ради презренной пленницы!
В его темных глазах блеснул дьявольский огонь.
— Ничего, с грабежами можно подождать. — Он скривил губы в усмешке, ясно давая понять, что выходка Женевьевы не останется безнаказанной.
— Я пойду сама! — задыхаясь закричала она и, к своему удивлению, заметила, что коридор начинает наполняться людьми — воинами Тристана, слугами и даже ее близкими. Среди них стояла смертельно бледная Эдвина, прижав ладонь к сердцу. И Темкин, дорогой Темкин ждал возле лестницы…
Они явно были в ужасе, но не осмеливались вмешаться. А Женевьева невольно втягивала их в борьбу. Нет, она не допустит, чтобы они пострадали из-за нее!
— Я пойду сама, — яростным шепотом повторила она, но было уже поздно. Не обращая внимания на молчаливую толпу, Тристан пошел вверх по лестнице, кивнув Эдвине и Темкину.
Эдвина что-то проговорила, но Тристан не остановился, и она схватила его за руку.
— Тристан, прошу вас, позвольте мне поговорить с ней! — От этих слов растаяло бы даже каменное сердце, но только не его. Он вежливо, но твердо отклонил просьбу.
— Нет, Эдвина. В другой раз.
— Тристан, даже пленникам Тауэра позволяют повидаться с близкими! — продолжала Эдвина. Женевьева обернулась, изумленная ее тоном и фамильярностью обращения к нему. Судя по всему, тетка смирилась с победой Ланкастеров.
— Нет, леди, иначе эта фурия лишит вас покоя. Она втянет вас в заговор, а этого я не допущу. Со временем, возможно, я удовлетворю вашу просьбу.
Догадавшись, что тетка готова разрыдаться, Женевьева крикнула:
— Ради Бога, Эдвина, не унижайся! Не надо умолять о пощаде грабителей и убийц!
Она извивалась, пытаясь взглянуть на тетку. Руки Тристана сжались, и Женевьева поняла, что пробудила в нем ярость. И все-таки он держался вежливо с Эдвиной. Женевьева горько пожалела о том, что тетка так легко смирилась со своей участью.
Эдвина молча отступила. Женевьеве все же удалось поднять голову и посмотреть на нее. Тетка была очень бледна, ее лицо исказилось от боли, в глазах светилась мольба. Но Женевьева не вняла ей.
Тристан пинком распахнул дверь спальни и бросил ее на постель. Быстро приподнявшись на локтях, она приготовилась отразить нападение. Но на нее никто не собирался нападать. Тристан подбоченился и расставил ноги.
— Впредь не вздумайте поднимать ложную тревогу, миледи. Неужели вы никогда не читали басни Эзопа? Даже если здесь и вспыхнет пожар, никто не придет к вам на помощь — потому что не поверит.
— Если вы прикажете своим людям исполнять мои просьбы, мне не придется прибегать к уловкам.
— Мадам, со временем так и будет. Я был занят, иначе пришел бы сам.
— Вы мне не нужны. Я звала слуг!
— Не бойтесь, вам не дадут умереть с голоду.
— Эдвина сказала правду, благородный лорд, — с безмерным презрением процедила Женевьева. — Даже в Тауэре узников кормят и позволяют встречаться с родными!
— Но вы не в Тауэре, леди Женевьева.
— Уж лучше бы я попала туда! Я вправе…
— У вас нет прав. Ровным счетом никаких, леди. Вы лишились их в ту ночь, когда пытались убить меня.
Женевьеве показалось, будто стены просторной комнаты сдвигаются вокруг нее. В присутствии Тристана спальня казалась тесной.
— Не понимаю, почему вы отказываете мне в таких простых вещах, как горячая вода и помощь слуг…
— Вам ни в чем не отказывают. Просто вы здесь больше не хозяйка: это мои слуги, а не ваши. И когда я сочту нужным…
Женевьева поняла, что рядом с этим человеком ей не удастся сохранить самообладание. Она схватила подушку и запустила ею в Тристана, громко и хрипло выругавшись.
Он поймал подушку на лету и помедлил, очевидно, набираясь терпения, а затем повел бровью, давая понять, что она совершила глупость. Женевьева была готова признать это, но от его взгляда ее охватила тревога.
Внезапно заметив на полу простыни, Тристан посмотрел на нее и издевательски усмехнулся:
— Вы слишком строптивы.
Женевьева отвернулась, чувствуя себя побежденной и беспомощной. В этот миг ей хотелось лишь одного: чтобы он ушел.