— Удивляюсь сам себе.

— Вы и вправду ненавидите меня.

— А вы наблюдательны! — усмехнулся он и устремил на нее долгий взгляд. Его голос неожиданно смягчился: — Сказать по правде, миледи, я и сам не знаю, что чувствую. Зато я уверен в одном: вы будете принадлежать мне до тех пор, пока я не решу отказаться от вас.

Внезапно охваченная надеждой, Женевьева бросилась к Тристану, опустилась на колени и заглянула ему в глаза.

— Почему бы вам не отпустить меня сейчас же? Монастырь уже близко. Прошу вас, умоляю! Тристан, я не взяла с собой ничего — кроме одежды, которая на мне…

— И кинжала.

— Но я не взяла ни драгоценностей, ни…

— О них вы просто не подумали.

— Какая разница? Тристан, я ничего не значу для вас, вы могли бы…

Он коснулся ее щеки, заставляя замолчать.

— Неправда. — Тристан подхватил ее влажные волосы. — Вот это дороже любых драгоценностей, Женевьева. — Отдернув руку, он уставился в тарелку и резко добавил: — К сожалению, пока я не могу отпустить вас. — Когда Тристан вновь поднял голову, Женевьева изумилась: его глаза стали черными — они меняли цвет в зависимости от настроения. Отставив тарелку, он нашел в кожаном мешке вторую, прихваченную для Женевьевы, и положил на нее рыбу, хлеб и сыр. Она решительно покачала головой и отвела глаза от аппетитной снеди.

— Ешьте! Только медленно, иначе вас стошнит.

Женевьева деликатно приступила к еде, но тут в ней проснулся такой голод, что она стала жадно поглощать рыбу. Тристан отнял у нее тарелку.

— Я же сказал — ешьте медленно.

Женевьева кивнула и снова взялась за еду. Тристан отошел и негромко заговорил с жеребцом. «Интересно, способен ли он так же ласково обращаться с женщиной?» — подумала Женевьева. Покончив с едой, она вымыла в ручье тарелки и вытерла их юбкой, а вернувшись, увидела, что Тристан затаптывает костер.

Он сложил посуду в седельный мешок. Женевьева подошла ближе. Огромный жеребец обнюхал ее и толкнул носом.

Она рассмеялась и потрепала его по морде. Конь потерся головой о ее ладонь.

— Вы ему понравились, — сухо заметил Тристан.

— Почему бы и нет? — Женевьева почесала коня за ухом. — Привет, дружище! — Она взглянула на Тристана. — Как его зовут?

— Пай.

— Пай… Такой огромный, и такой послушный!

— Как щенок, — подтвердил Тристан.

— И он участвовал в сражениях, слышал стрельбу и лязг мечей…

— Как и многие мужчины. Самых отважных из них можно уподобить укрощенным зверям. Пай отлично вышколен, можете не сомневаться.

— А я и не сомневалась.

— Вот и хорошо. Мы едем в замок, и немедленно. И впредь не пытайтесь бежать, Женевьева. В этом лесу водятся звери — их больше, чем вы думаете.

— А какое вам дело до того, что станет со мной?

— Терпеть не могу терять боевые трофеи.

Она промолчала. Пай фыркнул и снова толкнул ее носом. Он казался Женевьеве совсем не норовистым. Тристан повел коня из чащи леса к тропе, и Женевьева последовала за ним. Только теперь она разглядела то, чего не увидела в темноте: стены монастыря возвышались на расстоянии полмили. Свобода была совсем рядом. Возможно, ей уже никогда не представится такого шанса.

— Вы натерли ноги? — спросил Тристан. Она кивнула. — Я пойду пешком, а вы сядете в седло.

Она опустила ресницы. Тристан обхватил ее талию и подсадил в седло. Женевьева взяла поводья и шагом пустила коня по тропе. Тристан скоро отстал, и тогда она склонилась, прошептала что-то на ухо жеребцу и вонзила пятки ему в бока. Конь послушно свернул вправо. Этот огромный жеребец оказался поразительно проворным и так взял вправо, что она чуть не вылетела из седла, но вскоре конь перешел на плавную рысь. Пригнувшись к шее коня, Женевьева вцепилась в гриву. Холодный ветер развевал ее волосы, жег глаза. Но от этого полет к свободе был еще более прекрасным.

Копыта Пая глухо постукивали. Монастырь быстро приближался. Женевьева отчетливо видела низкую ограду сада, а чуть дальше — вторую стену, за которой монахини, похожие на неуклюжих птиц в своих мешковатых черных одеяниях и апостольниках, возделывали грядки. Казалось, они совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Наверняка ее заметили… Но тут послышался резкий свист.

Услышав его, Пай остановился как вкопанный, а затем развернулся и сбросил всадницу. Женевьева ударилась о землю так, что из глаз посыпались искры. Она была уверена, что конь затопчет ее, но Пай стоял неподвижно. А звук шагов приближался. Она попыталась встать, прикидывая, удастся ли убежать. Монахини спасут ее! Приставив ладони ко лбу, они наблюдали за происходящим.

Женевьева бросилась вперед. Расстояние до стены и до Тристана было одинаковым. Если она доберется до стены, Тристан едва ли посмеет увезти ее — тем более на виду у святых сестер. Женевьева задыхалась, ее ноги саднило, в икры словно вонзились иголки. Но все это не имело значения. Она уже видела удивленное лицо одной из молоденьких монахинь, почти добралась до стены…

И вдруг рухнула, придавленная к земле чем-то неимоверно тяжелым. Над ней стоял мрачный Тристан.

— Боже милостивый! — послышался возглас, и Женевьеву охватила радость: одна из монахинь смотрела на них из-за ограды. Но тут Тристан одним махом разрушил ее надежды.

— Женевьева, любимая, дорогая! Я же предупреждал: будь осторожна с этой лошадью! — воскликнул он и крепко поцеловал ее.

Женевьеве казалось, что жизнь вот-вот покинет ее.

— О Господи! — пробормотала вторая монахиня.

Тристан оторвался от губ Женевьевы, когда у нее уже закружилась голова и она потеряла дар речи. Тристан поспешно вскочил, поднял девушку на руки и поклонился сестрам.

— Добрый день, леди! Прошу простить нас. Да благословит вас Бог! — Он расплылся в обаятельной улыбке. — Мы только что поженились.

Из-за ограды донеслись обрадованные голоса и смешки. Опомнившись, Женевьева выпалила:

— Поженились?! Да это же… — Она не успела договорить: закрыв ей рот новым поцелуем, Тристан изящным жестом поднял руку и помахал сестрам. К ужасу Женевьевы, монахини замахали в ответ, а несколько совсем молодых как зачарованные наблюдали за происходящим. Только старые женщины неодобрительно качали головами. Вскоре все вернулись к работе.

Тристан быстро и бесцеремонно посадил Женевьеву в седло. Едва она собралась позвать на помощь, он зажал ей рот ладонью.

— Одно слово — и да поможет мне Бог, у вас появятся волдыри не только на ногах! И никакие святые сестры вас не спасут!

Измученная и взволнованная, Женевьева приникла к шее Пая и тяжело вздохнула. Тристан вскочил в седло и стиснул ее талию. Поводья он держал сам. Пай сразу двинулся рысью. Тристан молчал, сидя за спиной Женевьевы. Она изнемогала от усталости.

— Когда мы будем в Иденби?

— К ночи.

На глаза девушки навернулись слезы. А она шла так долго! И все напрасно! Ей следовало отправиться в путь верхом.

Но раньше она об этом не подумала. Пай преодолел расстояние до замка вдвое быстрее, чем Женевьева.

В пути они остановились только однажды, Тристан молча протянул Женевьеве хлеб с сыром и перекусил сам. Еду они запили элем из одной кружки.

Когда они двинулись дальше, она уже не могла прямо держаться в седле: усталость и бессонница сломили ее. Она устало закрыла глаза и прислонилась к груди Тристана.

Женевьева проснулась, как от резкого толчка. Она и вправду падала — но только в руки Тристана.

— Где мы? — сонно прошептала Женевьева.

— Дома, — ответил он, и она тут же начала отбиваться. — Нет, миледи, даже не вздумайте! — Тристан стиснул ее в объятиях.

Передав поводья конюху, он понес Женевьеву к двери. Дверь открылась, из зала пахнуло теплом. Джон и Эдвина посторонились, пропуская Тристана.

— Вы нашли ее! — Эдвина даже не взглянула на племянницу, и та поняла, что тетка глубоко оскорблена. Все правильно, подумала Женевьева, она предала их.

— Да, нашел. — Тристан прошел мимо них, девушка снова забилась у него в руках.

— Тристан, прошу, позвольте только объяснить им… Эдвине и Джону… что мне очень жаль…

Он скептически посмотрел на нее:

— Жалеете о том, что сбежали?

— Нет! Я должна сбежать от вас, и когда-нибудь вы поймете это! Мне жаль, что я…

— Предала их?