— Я провожу вас…
— Нет, Гейлорд, я сам. Иначе его светлость убьет меня, — вздохнул Томас.
— Благодарю. — Женевьева улыбнулась Эдвине и Джону. Ей показалось, что они слишком бледны. Джон пожелал ей спокойной ночи, и мысленно Женевьева назвала его трусом: он спешил улечься с женой в постель, прежде чем Тристан вернется домой. Но разве она вправе винить Джона? Приезд в поместье — не его затея.
Второй этаж дома был отделан так же изысканно, как и первый. Комнаты и коридоры были отделены друг от друга высокими арками, на стенах висели портреты. Томас доказал Женевьеве двери библиотеки и музыкального салона, прилегающих к кабинету хозяина. Наконец он остановился у одной из дверей, взялся за медную ручку и пропустил Женевьеву вперед. Затрепетав, она переступила порог.
И застыла, разглядывая пушистые ковры и плотные шторы на окнах. Посреди комнаты возвышалась огромная кровать с четырьмя резными столбиками: с каждого свешивались занавески из плотного Дамаска. В таких домах супруги предпочитали иметь отдельные спальни, но, судя по всему, Лизетта и Тристан проводили ночи вместе.
— Я пришлю Мэри и лакея с вашими вещами, — сказал Томас. — Хотите выкупаться?
Женевьева кивнула. Да, она мечтала о ванне! Ей не терпелось смыть дорожную пыль и пот, а потом соблазнить того, кого она ждала. Томас направился к двери, а Женевьева, вновь устремив взгляд на окна, вдруг поняла, что именно за этим окном заметила промелькнувшую тень.
— Томас, подождите. Вы уверены, что Тристана здесь нет?
— Разумеется. Гейлорд не мог ошибиться. А почему вы спрашиваете?
Она смущенно улыбнулась, похлопывая Кэтрин по спинке.
— Просто так, Томас. Идите.
Едва он ушел, Женевьева прилегла на постель имеете с малышкой. Пока девочка с жадностью сосала молоко, молодая женщина еще раз обвела глазами комнату. Здесь было так чудесно, тепло, уютно. Она попыталась представить себе Лизетту — грациозную, стройную, в шелестящем шелке, загадочную красавицу, сидящую за туалетным столиком. Вновь вспомнив про тень, Женевьева почувствовала, как по ее спине пробежал холодок, но постаралась отогнать пугающую мысль. Она не верила в то, что злые духи являются на землю и мстят живым. Более того, Лизетта была добра. Женевьева не сомневалась, что эта женщина поняла бы ее и стала бы ей лучшей подругой.
Наконец Кэтрин уснула. Появилась Мэри, а следом за ней — лакеи с тяжелой медной ванной и ведрами горячей воды. Женевьева мылась долго и тщательно, стараясь избавиться от тревоги. Как поступит с ней Тристан? Этот вопрос она задавала себе множество раз. Отошлет обратно? Но даже если, он будет недоволен, застав ее здесь, едва ли откажется повидаться с дочерью.
Мэри расчесывала волосы хозяйки, пока они не заблестели. Женевьева надела белую ночную сорочку из тончайшего шелка, отделанную воздушным кружевом. Ванну унесли, в комнате убрали. Затем зашел Гейлорд, чтобы показать Мэри ее комнату на верхнем этаже, и Женевьева опять осталась одна.
Она взглянула на свою обожаемую дочь, мирно спящую на большой кровати, и прикусила губу. Спросить она не догадалась, а ни Гейлорду, ни другим слугам и в голову не пришло найти колыбель для Кэтрин. Разумеется, их здесь никто не ждал.
В глубине комнаты виднелась еще одна дверь, вероятно, ведущая в детскую. Если бы Женевьева собиралась провести ночь одна, она оставила бы Кэтрин рядом с собой. Но сегодня она ждала Тристана.
Взяв дочь на руки, молодая женщина направилась к двери. Судя по чистоте, которой блистала комната, слуги Тристана были трудолюбивы и расторопны. Но не успела Женевьева сделать и нескольких шагов, как в дверь постучали.
На пороге стоял Томас. Он держал в руках поднос с графином, наполненным вином, и бокалами.
— Я думал, это вам понадобится, — смущенно проговорил он, и Женевьева улыбнулась, понимая, как он встревожен.
— Спасибо, Томас, заходите. Мне необходима ваша помощь, — шепотом добавила она.
Заинтригованный Томас последовал за ней, поставив поднос на стол. Женевьева поманила его ко второй двери.
— Томас, там детская?
Он не ответил. Женевьева толкнула дверь, и та открылась.
— Томас, принесите свечу. — Молодая женщина вошла в прохладную темноту. Через секунду Томас внес в детскую свечу.
— Женевьева…
Увидев колыбель, она радостно ахнула. Кто-то приготовил все, что могло понадобиться Кэтрин. Женевьева увидела свежие простыни на комоде и заметила, что нигде нет пыли. Осторожно уложив Кэтрин в колыбель, она обернулась. Томас стоял сзади, держа свечу. Свет падал на его бледное лицо.
— Женевьева, отойдите. — Он указал на пол. Отступив, Женевьева увидела большое темное пятно прямо под колыбелью. — Она умерла здесь, — мрачно сообщил Томас. — Здесь Тристан и нашел ее. Должно быть, кто-то и вправду приготовил комнату для Кэтрин, но по-моему, вам не следует…
Женевьева упала на колени и прикоснулась к пятну, думая о женщине, которая когда-то жила здесь и умерла над колыбелью для первенца.
— Женевьева, не знаю, что и сказать…
— Так придумай что-нибудь, Томас, и побыстрее! — донесся от двери хриплый и зловещий голос. Женевьева обернулась и вскрикнула, увидев Тристана.
На нем были кожаные штаны, сапоги до колен, свободная белая рубашка и куртка из грубой кожи. Он небрежно прислонился к дверному косяку, а глаза его сверкали от ярости. Тристан подошел поближе, не сводя глаз с Томаса и держа ладонь на рукояти меча. Томас поднялся.
— Так обнажите меч, милорд! Я служил вам долгие годы, а вы сомневаетесь во мне. Вам прекрасно известно, что я не замышлял ничего дурного.
Бросив взгляд на Женевьеву, Тристан опустился в мягкое кресло и указал на ночную сорочку жены.
— Ты привык навещать мою жену в такой час?
— Вовсе нет! — с жаром возразил Томас. — Я пришел объяснить…
— Тебе незачем объясняться с ней! — рявкнул Тристан. Женевьеве хотелось плакать, она предчувствовала схватку, но не могла поверить, что муж ополчился против Томаса.
— Милорд, — холодно ответил Томас, — если вы считаете…
— Прекратите, Томас! — воскликнула Женевьева. Ее сердце ушло в пятки, но она была готова навлечь на себя гнев Тристана. — Разве вы не видите? Он злится не на вас. Он просто не может простить мне то, что я не Лизетта!
— Женевьева! — Тристан зловеще прищурился.
— Прошу простить меня, Тристан. Бог свидетель, я…
Он вдруг вскочил, и Женевьева невольно попятилась. Теперь его гнев обратился на нее. Обернувшись к другу, Тристан осведомился:
— Что она здесь делает?
— Женевьева ваша жена. Она потребовала, чтобы ее доставили сюда. Что я мог возразить?
Тристан вперил взгляд в Женевьеву.
— Вы потеряли ребенка, — наконец сказала она. — Но у вас появился другой. И если это произошло вопреки вашему желанию, то в этом виноваты вы сами.
Только теперь Тристан увидел Кэтрин. Его губы побелели. Он выхватил девочку из колыбели и бросился прочь, не взглянув на Женевьеву и Томаса.
— Тристан, малышка устала, она только что заснула! — Женевьева кинулась за мужем, но остановилась, увидев, что он нежно прижимает спящую малышку к плечу. Не оглядываясь, Тристан проговорил:
— Томас, ты не мог бы оставить нас?
Тот смущенно посмотрел на Женевьеву, понимая, что не вправе задерживаться и вмешиваться в супружескую ссору, и вышел.
— Что здесь происходит, черт возьми? — закричал Тристан, как только дверь закрылась.
— Не знаю, — с горечью ответила Женевьева и, вспомнив про принесенное Томасом вино, отпила глоток. — Ради Бога, Тристан, сжальтесь над своей дочерью! В колыбели ей будет удобнее! Прошу вас…
Помедлив, он направился к двери детской. Дрожащая Женевьева подошла к камину, потерла руки и вскрикнула — Тристан вернулся и смотрел на нее так мрачно, что ей захотелось убежать. Не сводя с нее глаз, он подошел к столу, налил себе вина и выпил его залпом, как эль.
— Что вы здесь делаете? — спросил он. Она не ответила. Тристан видел, как на ее шее судорожно бьется жилка. Но вместе с тем он заметил, что грудь жены высоко вздымается под полупрозрачным лифом. Под сорочкой вырисовывались изгиб бедер и изящные округлости — молодое прекрасное тело, которого он так давно жаждал.
Ей не следовало приезжать сюда. Тристан никак не мог подавить досаду, он еще не освободился от груза прошлого. Тристан понимал, что Лизетту ему не вернуть, — иначе спустился бы за ней в преисподнюю. Не верил он и в привидения в Бедфорд-Хите, но все же держался настороже и не желал, чтобы Женевьева оставалась здесь, ибо боялся за нее.