Шеннон Дрейк - Среди роз

Тристан знал, что даже самые надменные дамы не пренебрегают знаками внимания со стороны конюхов. Наверное, хозяйка замка Иденби знает толк в любовных утехах.

Его вновь окатила горячая волна желания. Виной тому была незнакомка, которая умоляла, соблазняла, пробуждала к жизни самые потаенные низменные инстинкты. Рядом с ней Тристан вновь ощутил себя живым. Пожалуй, он смог бы забыть, что она — сторонница Йорков. Ночью все кошки серы.

— Прошу вас! — еще раз прошептала она, и ее голос пробудил в душе Тристана мучительную жалость.

Он понимал одно: этой женщины следует остерегаться. Но разве мог Тристан, в ушах которого еще звучали стоны умирающих воинов, отвергнуть предложение о мирных переговорах? Отказать противнику в милосердии?

Свое вожделение он находил крайне неуместным и досадовал на себя. Ему нет дела до судьбы этой женщины! И все-таки она была небезразлична Тристану.

— Леди, это безумие, — сухо бросил он. Она не ответила. — Вы слышали?

— Да.

— Я ничего не требую от вас в обмен на милосердие.

— Неужели вы ничего не поняли? Этого недостаточно! Но если мои подданные увидят нас вдвоем, если поймут, что я давно капитулировала, они тоже согласятся сдаться.

— Нет, это вы не поняли меня, леди. На свете полно блудниц.

Она окинула его властным и невозмутимым взором. Тристан вздохнул.

— Мы никому не станем мстить, никто не пострадает. Но повторяю: мне не нужна жена! Этим вы ничего не добьетесь. Замок в моих руках, все золото, драгоценности, припасы и земли будут поделены между моими воинами.

— Когда вы придете? — спросила она, вздохнув с явным облегчением. «Лгунья, ведьма! Что ты затеяла?» — гадал Тристан.

— Днем. Мои люди голодны. Если хотите прослыть гостеприимной хозяйкой, приготовьте побольше еды и вина.

Она кивнула:

— Мы будем ждать вас, лорд Тристан.

Он начал было спускаться по склону, но вдруг почувствовал на себе взгляд и обернулся. Луна посеребрила ее волосы и глаза, придавая ей таинственную, чарующую прелесть. И все же Тристан не доверял ей, понимая, что у нее не осталось другого выхода. В глубине души она наверняка презирала его и мечтала о мести.

Не важно. Пусть презирает.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Женевьева.

Тристан замер. Теперь, когда девушка добилась своего, ее голос зазвучал язвительно. Он впервые почувствовал, какая ненависть таится в этом хрупком существе.

Гнев охватил его мгновенно. Она затеяла опасную игру. Но… вожделение по-прежнему терзало Тристана — несмотря на мысли о возможном предательстве и лживости хозяйки Иденби.

Он вдруг метнулся к девушке, охваченный желанием схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Она не дрогнула. Тристан остановился прямо перед Женевьевой, так близко, что отчетливо видел серебристые глаза, ощущал жар ее дыхания, замечал, как приподнимается грудь. Под его взглядом Женевьева потупилась, а он усмехнулся, увидев, как на ее белоснежной шее быстро забилась тонкая жилка. На лице Тристана застыла пренебрежительная улыбка, маскирующая холодную ярость.

Она не чувствовала смирения и просила о милосердии совсем не так, как следует это делать. Она играла с ним… Но Лизетта мертва.

Что это — гнев или нечто иное? Его сердце болезненно сжалось. Тристан знал, что он гораздо опытнее Женевьевы, крепче шелковой паутины, которой она пыталась обвить его. Он поклялся себе сломить ее волю, рассеять чары и узнать правду. Его губы растянулись в ехидной улыбке.

— Я никогда не покупаю товар, не узнав, каков он на вкус.

С этими словами Тристан стиснул Женевьеву в объятиях и впился в ее губы.

Она издала странный звук и напряглась от страха. Он слышал частые удары ее сердца.

Губы, сладкие, как вино, затвердели под его напором. Значит, ей еще не знакома страсть, догадался Тристан, но это не смягчило его. Он заставил Женевьеву приоткрыть рот и просунул язык между ее губ дерзким, почти оскорбительным движением.

Она ощутила его прикосновение. Он подхватил ладонью грудь Женевьевы и снова почувствовал, как колотится ее сердце. Изучая ее тело, Тристан пришел в восхищение от полной и упругой груди, тонкой талии, которую можно было обхватить ладонями, от плавного изгиба бедер.

Издав сдавленный крик, Женевьева отпрянула. Казалось, она хотела бы наброситься на Тристана, осыпать его проклятиями. Но ничего подобного не произошло. Рука, поднятая, чтобы оттолкнуть Тристана, опустилась.

Ему самому пришлось оттолкнуть ее — ради собственного спасения. Женевьева вздрогнула, ее глаза изумленно расширились, влажные, чуть припухшие губы крепко сжались. Потрясенная, она не сводила глаз с Тристана.

— Вы изменили решение, миледи? — холодно осведомился он.

Она мгновенно опомнилась:

— Нет, что вы, милорд!

Но жилка на шее билась так же часто. Ее пальцы дрожали, ресницы опустились.

Минуту Тристан пристально разглядывал Женевьеву, пытаясь оценить ее холодно и беспристрастно. Блестящие, роскошные волосы окутали Женевьеву золотистым плащом. Но если их отрезать… она останется такой же изумительно красивой. Ее кожа безупречна, нежна и благоуханна, точно лепестки роз, черты лица тонкие, но значительные. Изящно очерченные губы — полные и свежие. А глаза… их нельзя назвать ни серыми, ни голубыми. Они то дымчатые, то блестят, как клинок.

— Что ж, думаю… вы ничем не хуже других.

Она вздрогнула так, что Тристан чуть не рассмеялся. Леди с трудом сдерживала ярость! А сам он сгорал от вожделения.

Тристан отвернулся, убежденный по крайней мере в том, что она не попытается убить его ударом ножа в спину.

— Всего хорошего, леди Женевьева, — сказал он. Отойдя футов на пятнадцать, он обернулся, не в силах удержаться от последней шпильки. — Миледи!

— Да, милорд?

— Я бы предпочел, чтобы вы относились ко мне иначе.

Даже в темноте он увидел, как хозяйка замка вспыхнула от ярости.

— Так вы исправитесь?

Помедлив, она ответила еле слышным шепотом, звучавшим как шорох шелка на ветру. Ее голос соблазнял и очаровывал. Это наваждение…

— Обещаю, лорд Тристан. Я… постараюсь угодить вам.

Взмахнув рукой, она скрылась в ночной тьме.

Глядя туда, где мгновение назад стояла Женевьева, Тристан мысленно дал себе клятву быть бдительным и осторожным.

Ей придется сдержать обещание. Во что бы то ни стало.

Оказавшись в своей комнате над большим залом, Женевьева, охваченная яростью, начала ходить из угла в угол. Взволнованно рассказывая о случившемся, она бурно жестикулировала.

— Как он посмел? Как посмел? Он был холоден как лед, презрителен и жесток, как вся его свора! Я едва вынесла это унижение. Мне хотелось выцарапать ему глаза, вспороть живот, сбросить его на камни. О, я смогла бы, Эдвина, — клянусь, у меня хватило бы сил! Будь у меня меч, я пронзила бы его насквозь! Мы могли бы уже сегодня разделаться с ним. Это было так…

— Унизительно? — подсказала Эдвина.

— И постыдно! — Женевьева стиснула кулаки и с трудом сглотнула. Она сгорала от унижения и стыда! Умолчав о поцелуе Тристана и его последнем оскорблении, сама она не забыла о нем! Она знала, что на всю жизнь запомнит прикосновение губ Тристана, его грубую силу, мужской запах, сильные руки. Этот поцелуй намертво врезался в ее память. Никогда, ни за что она не забудет это лицо — холодное, презрительное и безжалостное!

Женевьева запрещала себе думать об этом, но у нее ничего не получалось. Она поминутно вздрагивала, ощущая в себе лед и пламень. Ее тянуло прикоснуться к губам, вытереть их и очиститься от воспоминаний.

— Я готова убить его своими руками! — беспомощно, с отчаянием прошептала Женевьева. Она боялась своего врага.

— Что же будет дальше? Мне страшно. Если бы он выдвинул достойные условия…

— Достойные условия! — вскричала Женевьева, вновь вскипая от бешенства. — Ему достанутся замок, наши земли и наши подданные! И я впридачу! Какие же это «условия»?

Эдвина прерывисто вздохнула.

— Напрасно мы не впустили его в замок в первый же день. Если бы только Эдгар… — Она осеклась, увидев на прелестном, искаженном мукой лице Женевьевы неукротимый гнев.

— Если бы только отец впустил их? — Женевьева горько усмехнулась. — Отец и Аксель мертвы — как и многие другие!