Одетту до такой степени смутили эти слова, что она не нашлась что ответить.

— Прошу извинить за опоздание, — сказал, входя в столовую высокий красивый блондин. — Но вы представить себе не можете, что творится сейчас на дорогах…

— Мы прощаем тебя, Финли, — сказала, обнимая его, Джун. — Но где же Лидия? Мы все думали, что она приедет с тобой.

Финли покачал головой.

— Я приехал из Бернмута, а Лидия сказала, что ее привезет сюда кто-нибудь из приятелей.

— Фли! — напустилась на Барфли Джун. — Ты что — забыл прихватить с собой Лидию? Мы же договаривались, что в случае чего…

— Да ничего я не забыл, — огрызнулся, перебивая ее, Барфли. — Более того, ждал эту тощую блондиночку на условленном месте не менее получаса. Но она так и не пришла.

— Где же она в таком случае? — озабоченно вопросил Финли, принимая из рук Джун бокал с красным вином.

— Не волнуйся, объявится, — уверенно сказала Джун. — У меня сегодня прощальный вечер. Она просто не может не приехать.

Но Лидия так и не объявилась.


Джуди была великолепной кухаркой, и прощальный обед превратился в настоящее торжество плоти. По мере того как тарелки и бокалы пустели, речи, в которых гости желали Джун и Джею всяческого процветания в Штатах, становились все более эмоциональными. Когда же обед завершился, настало время забав и развлечений, в которых самое деятельное участие принял Джез, вытащивший из чехла свою знаменитую гитару. Под аккомпанемент этого инструмента, а также ударных установок в виде кастрюль, сковородок и половников гости стали громко и с большим чувством исполнять песни, в которых хотя бы раз упоминались слова «отъезд» или «прощай».

Поскольку песен с такими словами было сколько угодно, этот импровизированный концерт затянулся допоздна, и когда в два часа ночи в доме зазвонил телефон, поначалу из-за ужасной какофонии никто его звонка не расслышал. Телефон, однако, все звонил и звонил, и Финли, который, дожидаясь известий от Лидии, время от времени выходил в коридор, все-таки услышал треньканье аппарата и снял трубку.

Вернувшись в гостиную, он, пытаясь перекрыть стоявший в комнате ужасный шум, приставил ладони рупором ко рту и крикнул:

— Звонили из больницы «Тичинг», что в северном Лондоне!

В гостиной мгновенно установилась тишина.

— Что случилось? — вскочила с места Джун. — Что-нибудь с Лидией?

Финли отрицательно покачал головой, рассмеялся и объявил:

— У Эльзы родилась дочь Флоренс. Мать и ребенок чувствуют себя хорошо.

Присутствующие разразились аплодисментами и радостными возгласами. Радовались все — за исключением Джимми. Одетта заметила, что, как только новость о рождении Флоренс стала всеобщим достоянием, он отошел к окну и, прикрыв рукой заблестевшие от слез глаза, повернулся к гостям спиной.

«Флоренс! — догадалась Одетта. — Вот что его расстроило. Ведь это имя его погибшей возлюбленной».

Она подошла к Джимми и взяла его за руку. Он повернулся к ней и долго на нее смотрел. Казалось, он пытался отыскать что-то в ее лице — но вот только что? Этого Одетта сказать не могла.

А потом Джимми неожиданно улыбнулся. Да так, что все его лицо засветилось. Это была не улыбка, а настоящий африканский восход солнца.

Он раскинул в стороны руки и заключил ее в объятия.

— Флоренс… — прошептал ей в ухо. — Отличное имя, правда?

— Прекрасное, — медленно, чуть ли не по слогам произнесла Одетта.

Джимми выпустил ее из своих объятий и взял со стола стакан с красным вином.

— Друзья мои! Я предлагаю тост. За Флоренс.

— За Флоренс! — воскликнули гости, поднимая свои бокалы.

От переполнявших ее чувств Джун расплакалась — в пятый, наверное, раз за вечер.

— Я просто обязана взглянуть на крошку Флоренс перед отъездом. Вы-то все скоро ее увидите, а вот я… Кто знает, когда мне доведется на нее взглянуть?

Стоя за спиной у Джун, ее мать Джуди подавала гостям тайные знаки, заговорщицки им подмигивая…

44

Лидия чувствовала себя чрезвычайно испорченной и гадкой женщиной. Это чувство возникло у нее с первой минуты, как она проснулась и вспомнила, что произошло. Она перекатилась на постели и пощупала лежавшую рядом подушку. Она была холодна и источала чужой, незнакомый, даже, пожалуй, враждебный запах. Мужчина, который был с ней ночью, исчез. Поскольку Лидия находилась у него в квартире, опасаться того, что он просто-напросто от нее сбежал, не приходилось. Оставалось только предположить, что он поднялся раньше ее, чтобы отправиться по делам или на работу.

Потом Лидия подумала о Джун и зажмурилась: до того ей вдруг стало стыдно. Все-таки она, Лидия, ужасная подруга. Ведь Джун ничего особенного от нее не требовала — просто хотела, чтобы она с ней попрощалась, пожелала ей доброго пути, но она и этого не сделала. Что же касается Финли… никакой подлости по отношению к Финли она не совершила. Наоборот, то, что она сделала, было своего рода проверкой боем. Надо же узнать, как функционируют после длительного воздержания все твои системы. Чтобы в первую брачную ночь не ударить лицом в грязь, быть в форме и показать Финли, чего ты стоишь. Когда долгое время не занимаешься сексом, организм и чувства ржавеют. Время от времени им нужно устраивать профилактику — как перезимовавшему в гараже автомобилю. Иначе просто забудешь, что такое секс и как им занимаются.

Лидия прислушалась. В квартире стояла мертвая тишина. Чтобы окончательно убедиться, что хозяина нет дома, Лидия, зевая, поднялась с постели и отправилась в небольшое путешествие по апартаментам, заглянув прежде всего в ванную. Никого. Тут ее взгляд упал на висевшие на стене часы. Стрелки показывали начало восьмого, и Лидия подумала, что при желании может еще успеть в аэропорт Хитроу и помахать на прощание Джун и Джею.

Времени, чтобы сплести историйку, объяснявшую ее отсутствие на вечеринке, у нее оставалось предостаточно.


Одетта, проснувшись, тоже ощутила незнакомый мужской запах. Правда, в отличие от случая с Лидией мужчина находился с ней рядом. А еще с ними в кровати спал спаниель.

Приподняв голову, Одетта осмотрелась. Рядом, у окна, на походной складной кровати тоже кто-то спал. Спали и в лежавших на полу спальных мешках. Все эти спящие люди издавали носами и ртами звуки самого широкого диапазона — от удивительно нежных и тонких до низких и басовитых, сходных с собачьим рычанием.

У Одетты возникло странное ощущение, что она находится в палатке полевого госпиталя неподалеку от места, где развернулось сражение.

Джуди удалось-таки воплотить в жизнь свой план и оставить гостей ночевать. Когда они, сделав вид, что уезжают, начали один за другим покидать дом, Джун плакала, а Джуди шептала на ухо уходившим, чтобы они ехали к гостинице «Смитси-Инн» и там на стоянке дожидались условного часа.

Когда гости, простояв минут сорок на парковочной площадке, вернулись к ее дому, выяснилось, что Джун еще не ложилась. Она никак не могла найти свой паспорт и по этой причине стала перетряхивать весь свой багаж. Пришлось внести в первоначальный план кое-какие коррективы. Говард, ежеминутно прижимая указательный палец к губам, провел молодых людей в пустующий амбар, где они, щелкая зубами от холода и попивая предложенный им Говардом самогон, просидели не менее часа в ожидании, когда Джун наконец уляжется.

Ничего удивительного, что, когда гости попали в дом, они не были особенно разборчивы относительно того, где, с кем и на чем им спать. Во-первых, все жутко продрогли и устали, а во-вторых, самогон оказался в сто раз действенней любого снотворного.

Джуди, как это с ней не раз бывало, проспала. Говард же, который, чтобы не слышать храпа своей супруги, вставлял в уши затычки, тоже, ясное дело, не услышал звон будильника.

Зато его услышала Джун, спавшая в соседней комнате.

— Между прочим, будильник все звонит и звонит, а реакции никакой, — встревоженно сказала она Джею. — А еще я никак не могу отделаться от ощущения, что по дому ночью бродили какие-то люди. Может быть, к нам проникли грабители, связали маму с папой и сунули им в рот кляп?

— По дому, скорее всего, бродили собаки, — зевнув, сказал Джей. Он тоже плохо спал в эту ночь, поскольку Джун, разыскивая паспорт, открыла все чемоданы и не менее двух часов перебирала вещи, перекладывая их с места на место.