Селеста Брэдли - Срочно разыскивается герцог

– К тому времени, когда меня выпустили, я была так ужасно одинока и настолько вздрагивала от малейшей свободы, что обнаружила себя вполне способной соответствовать новым правилам поведения викария.

– Правилам?

– О да. Я должна была носить только самые скромные платья. Мне приходилось все время убирать свои волосы наверх. Я никогда не должна была бегать, или громко смеяться, или разговаривать с незнакомцами, или вообще с мужчинами, даже если я знаю их всю жизнь. Я никогда не должна была отправляться куда-то без сопровождения моей новой сварливой горничной средних лет – которая, хвала небесам, отказалась ехать в Лондон.

– Дай-ка вспомнить, было что-то еще… Я не должна была жевать слишком быстро или просить добавки. Мне было разрешено покидать дом только для того, чтобы выполнять домашние дела, потому что в действительности я стала экономкой, или чтобы пойти в церковь в сопровождении викария, конечно же. Я не могла высказывать свое мнение или просить о каких-то удовольствиях, или жаловаться… ну, ты получил общее представление.

– Я не могу представить, что тебе это вообще удавалось. Ты не настолько покорная.

Феба покачала головой.

– Ты не понимаешь. Я делала все это. Я решила полностью посвятить себя тому, чтобы стать новой мисс Фебой Милбери, идеальной дочерью и леди. Это было не так трудно. Все, что мне нужно было сделать – это убить старую Фебу.

Девушка провела пальцами по его груди.

– По крайней мере, я думала, что эта Феба умерла, но теперь полагаю, что она, возможно, просто спала… до той ночи под лунным светом, когда ты разбудил ее.

Рейф поймал ее руку и переплел свои пальцы с ее пальцами.

– Ты не единственная, кто проснулся той ночью.

Она счастливо вздохнула.

– О, хорошо. Я надеюсь, что ты тоже расскажешь о себе. Теперь я могу лечь и выслушать твою историю.

Рейф опустил свою голову и уставился на треснувшую штукатурку на потолке.

– Моя история… что ж, моя мать тоже умерла, когда я был очень маленьким. Мне было восемь лет, когда Брукхейвен пришел, чтобы забрать меня. Я знал, что у меня есть отец, который является какой-то важной персоной, но я никогда не видел его до того дня. Мне хотелось бы думать, что он на самом деле заботился о моей матери – что я родился не из-за простого приступа вожделения – но полагаю, что я никогда не узнаю об этом. Леди Брукхейвен, мать Колдера, жила совершенно в другом месте. Мы редко видели ее. Так или иначе, но казалось, что ее совершенно не беспокоило мое присутствие. Она умерла несколько лет спустя, но я не уверен, что Колдер даже заметил это событие. Он был сыном только своего отца.

Феба кивнула рядом с его грудью.

– Наследником.

– Конечно. В течение всей нашей жизни, Колдер всегда был первым. Первым усаживался за стол за обедом, первым получил собственную чистокровную лошадь, первым узнал от нашего отца о том, что означает поместье и наследство Марбруков.

– А что насчет твоего отца? Ты полагаешь, что он предпочитал Колдера?

Рейф пожал плечами.

– Все, что я знаю, так это то, что для брата имя «Рейф» означало «враг». Наш отец был ареной, на которой мы сражались. Так как Колдер был первым в Брукхейвене, то я стал первым в других местах. – Молодой человек вздохнул. – Эту часть мне трудно рассказывать тебе.

Феба подняла голову, чтобы взглянуть на него.

– Ты пытаешься сказать мне, что ты не девственник?

Он рассмеялся и слегка встряхнул ее.

– Не шути. Я же не шутил, когда ты рассказывала о себе.

Девушка, извиняясь, поцеловала его грудь.

Рейф продолжил.

– Я первым переспал с одной из податливых, хихикающих горничных, первым подрался с дородными сыновьями кузнеца, первым напился до бессознательного состояния с помощью вина, украденного из семейных погребов. Меня первым выбрасывали из самых лучших школ, я первым взял себе в любовницы замужнюю женщину, и я первым появился в скандальных новостях в газетах.

– А твой отец? Он заметил, сколько усилий ты вкладываешь во все это?

Он улыбнулся.

– Конечно. Я смущал его. Я был пятном на фамильном имени. Я шел по дороге, которая вела к гибели Брукхейвена из-за моих карточных долгов.

– Ты не тот, кем они тебя считали.

– Да, я именно тот. И они не знали и половины того, что я сделал.

– Что ты сделал… но не то, кем ты являешься.

Рейф поцеловал ее за это.

– И все же, видишь ли, я также был и последним – последним, кто осознал, что я по-настоящему люблю Брукхейвен и его людей. Брукхейвен, который всегда и вечно будет принадлежать Колдеру и его наследникам. – Он тяжело вздохнул. – Принадлежать маркизу Брукхейвену, который вовсе не любит это поместье.

Феба протянула руку, чтобы погладить пальцами его щеку.

– Но ты изменился ради Брукхейвена.

Он печально улыбнулся.

– Слишком поздно. Колдер не замечает, что я заплатил свои долги и с тех пор сделал хорошие инвестиции. Мне нечего показать ему в настоящий момент, но я верю в то, что сделал. Верю в то, что в итоге эти вложения окупятся. Но Колдер никогда не позволит мне помочь ему управлять Брукхейвеном. А теперь….

– А теперь он никогда не станет доверять тебе. Из-за меня.

– Феба, я ничего не теряю. Отсутствует вероятность, что Колдер будет смотреть на меня, не замечая прошлого. Я могу провести следующие десять лет, завязываясь узлом для него – и все напрасно. Он разочаровался во мне много лет назад.

Она нахмурилась.

– Думаю, что я не понимаю эти братские отношения. Он не твой отец. Колдер всего лишь на несколько месяцев старше тебя. Как он стал тем, кому ты должен угождать?

– Он – Брукхейвен. Он мой дом… моя единственная семья. – До сих пор. В первый раз Рейф начал улавливать отблески того, что он разрушил в своей потребности заполучить Фебу.

Она приподнялась на локтях и серьезно посмотрела на Рейфа.

– Викарий может никогда не простить меня. Колдер может никогда не простить тебя. Ты жалеешь об этом?

Феба была так красива, ее глаза потемнели от беспокойства, ее спутанные волосы падали на них обоих, ее милое лицо было опечалено тем, что они оба отбросили прочь… ради этого самого момента, наконец-то проведенного в объятиях друг друга.

Ощущая дискомфорт от сражающихся внутри него радости и чувства потери, Рейф улыбнулся вместо того, чтобы отвечать.

– Феба, думаю, что я чувствую себя достаточно хорошо.

Ее глаза изучали его на миг дольше, а затем медленная улыбка появилась на губах девушки.

– В самом деле, милорд, что вы подразумеваете под этим?

Первый поцелуй был таким, каким должен был оказаться их первый поцелуй в кладовой, если бы не вспышка так долго подавляемого вожделения.

Рейф перекатил Фебу так, что она лежала под ним, затем скользящим движением просунул свое колено между ее коленями. Поддерживая вес своего тела на локтях, он обеими руками отвел волосы с лица девушки.

– Я люблю твои глаза, – прошептал он, теперь Рейф имел на это право. – Жаль, что я не смогу поплавать в них.

Она сдвинула брови.

– Это приятная мысль или странная?

Рейф рассмеялся.

– Я не уверен. Это хорошая мысль – хотеть нырнуть в тебя и никогда не всплывать на поверхность за воздухом?

Феба протянула руку, чтобы отбросить назад волосы, которые упали на его лоб.

– Прыгай… вода замечательная.

Он склонил голову так, что их носы соприкоснулись.

– Вы – удивительное создание, мисс Милбери.

Она скользнула пальцами в его волосы.

– Только с тобой.

Затем их губы коснулись друг друга, нежно, бережно, с острожным обещанием, что впереди их ждет еще большее и у них достаточно времени для этого. Феба обвила руками его плечи, ее пальцы по-прежнему были в его волосах, притягивая Рейфа к себе до тех пор, пока их тела не вжались друг в друга.

Возможно, это и был их настоящий первый поцелуй. Прежде они были запретными любовниками, сражающимися со своими характерами и своими обязательствами. Все прикосновения до этого момента были запятнаны чувством вины или принуждением.

А сейчас они были свободны – что, по мнению Фебы, сделало этот поцелуй их самым первым поцелуем.