Эля от затопившей ее жалости бессильно сжимала кулаки и говорила отрывисто:

– Стану богатой – честное слово, буду приплачивать этому институту, лишь бы работал.

– Ой, это ж какие деньжищи надо иметь! – пугалась Маруся.

– Ничего, заработаю!

Разговор происходил уже поздним вечером, подруги готовились ко сну. Обе вздрогнули, когда в прихожей загрохотала, открываясь, железная дверь. Ключ от офиса имел Акула и беспардонно им пользовался.

– Ой, Элька, жуй поскорее чеснок! – панически зашептала Маруся.

Эля тут же выхватила из кармана несколько чесночных долек и сунула их в рот прямо с шелухой. Едва успела прожевать, как в комнату без стука ввалился Акула.

– Доброй ночи, красавицы! – буркнул с порога. И тут же сморщился, оскалил гнилые зубы. – Опять твои штучки, арендаторша. Ты кончай мне эти номера откалывать!

– Какие? – безмятежно удивилась Эля. – А мы с Марусей припозднились сегодня, вот только поужинали.

– Че, правду про тебя говорят? – покосившись на расстеленную кровать, спросил Акула.

Раскладушку теперь сменил узенький диванчик, купленный девушками в магазине подержанной мебели. За недостатком спальных мест спали на нем вдвоем, валетом.

– Что говорят?

– Что ты с подружкой этой твоей страшенной – того?

– Чего – того? А, да, правда, – с готовностью закивала Эля.

– Ну, мне это по барабану, – не порадовал ее Акула. – Вот только третьей ее не предлагай, ни за что не соглашусь. А тебе бы я мог некоторые льготы предоставить. И кстати, паспорт свой назад не хочешь получить?

– Кстати, Акула, я как раз хотела тебе звонить, – с видом деловым и озабоченным перебила его Эля. – Ко мне тут как раз приходили…

– Кто приходил? – заволновался незваный гость.

– Ну, ребята какие-то. Спросили, почему они с моей фирмы до сих пор ничего не имеют. Но фирма-то не моя, я без паспорта оформить ее не могу. Так я им на тебя указала.

– Вот сука! Не могла сама разобраться!

– Ну, я просто им сказала, что уже плачу и что крыша может быть только одна. Разве неправильно? А еще из милиции приходили и тоже денег требовали. Так вот я совсем запуталась: кому платить?

– Да пошла ты со своими приколами! – У Акулы явно испортилось настроение. Рыкнув на девушек пару раз, он поспешно удалился.

Эля и Маруся радостно прыгали по комнате. Несколько дней, пока он будет разбираться с гипотетическими конкурентами по крышеванию, они смогут жить спокойно.

Эля нырнула под одеяло и блаженно закрыла глаза. А Маруся все вздыхала и рассматривала себя в маленькое круглое зеркальце.

– Ты чего? – сонным голосом окликнула ее Эльвира.

– Ой, да вот смотрю! – печально отозвалась Маруся. – Неужели я в самом деле такая страшенная, что можно при мне, как при мертвой, говорить об этом! И что ж я тогда удивляюсь, что с мальчиками у меня такая невезуха? Даже третьей меня не хочет, представляешь!

– Да кто говорит-то? – одернула ее Эльвира. – Гнида, а не человек. Будто его кто-то хочет. Радовалась бы, что тебе не надо чеснок жрать. У меня уже желудок этого не выдерживает.

– Я-то радуюсь, конечно, – вздохнула Маруся. – Только мне что-то грустно.

– Потерпи немного, Маруська. Скоро разбогатеем, и все мальчики будут твоими.

Маруся еще раз взглянула в зеркало, повернулась и анфас и в профиль, смахнула с ресниц непрошеную слезинку. И негромко пробормотала себе под нос:

– Деньги-то тут при чем? Деньги тут совсем и ни при чем.

– Что? – сонным голосом переспросила Эля.

– Да ничего. Пойду пожую дольку чеснока. Иначе получу газовое отравление.


К концу две тысячи четвертого года Эльвиру Мухину неожиданно полюбили журналисты. Журналы стали регулярно писать о ней, как о самой молодой и самой зубастой бизнесвумен в Санкт-Петербурге. Один журналист поднапрягся и приподнес образ Мухиной как образ женщины, чья личная жизнь – сплошная загадка для окружающих. Загадка обросла многочисленными домыслами. Другой журналист изобразил ее как женщину-вамп, построившую свой бизнес на костях мужчин. Фамилии жертв прилагались. Статья называлась «Акула».

– Только не это! – увидев название, простонала Эльвира.

Акула давно уже сгинул в вихре времени. Предположительно, лежал на Смоленском кладбище в компании таких же молодых да ранних. Теперь головной офис Мухиной находился на Невском проспекте. Склады были рассеяны по всем районам города и по области. Эльвира владела сетью продмагов, двумя кафе, а недавно приобрела ресторан, который обещал со временем превратиться в самое крутое и модное местечко в Питере. Железная Муха – прозвище из первых статеек нравилось ей куда больше.

Реанимировать родительский институт Эле не удалось. Он просто не дотянул до ее первых больших денег. Само его здание давно превратилось в деловой центр. Однако часть сотрудников теперь работала в комитете по исследованию окружающей среды под эгидой городских властей. Там трудились и родители Эли. Принимала ли Мухина участие в комитете и в его создании – история умалчивает.

В конце декабря Эльвира вызвала к себе в кабинет верную Марусю, чтобы дать ей последние наставления: через два дня Маруся должна была сопровождать родителей Эльвиры на дорогой египетский курорт. Родители отбивались руками и ногами, но Эля была неумолима: маме и папе давно пора было погреться на солнышке. Путевки и билеты уже были приобретены.

Маруся явилась в кабинет с подозрительно распухшим носом и то и дело прерывисто вздыхала, записывая указания Эльвиры в специальный блокнотик. Когда все темы были обсуждены, Эля поднялась со стула, блаженно потянулась и спросила:

– Ну, как ты вообще? Вижу, опять рыдала. Из-за кого на этот раз?

– Из-за тебя, – коротко ответила Маруся.

Эльвира хрипло рассмеялась от неожиданности. Потом вернулась за стол и вопросительно уставилась на подругу.

– Элечка, ты только не обижайся, – поспешно заговорила Маруся. – Но только давай с этого дня мы с тобой не будем считаться подругами. Я просто буду на тебя работать, выполнять все твои поручения, как и прежде.

– Вот это номер, – протянула пораженная Мухина. – Чем же тебе дружба со мной стала нехороша?

После истории с Юрой как-то само собой получилось, что Эля перестала общаться со своими прежними друзьями. Институтские дружбы отпали, когда ей пришлось перевестись на заочный. Со школьными друзьями встречаться было некогда, да и не хотелось отвечать на вопросы, куда делась давно обещанная свадьба. А главное, отпала сама потребность в дружбе. И смысл ее тоже отпал. Крутясь в бизнесе, Эльвира на каждом шагу встречала подтверждения тому, что самая крепкая дружба однажды кончается предательством. В глубине души она и Марусю вовсе не считала своей подругой. Просто это был единственный человек, кроме родителей, который был ей небезразличен. О котором она заботилась, как могла. О котором переживала.

– Ой, ну не могу я больше из-за тебя плакать! – горестно выдохнула Маруся. – Всякий раз, как поговорю с тобой, так обидно бывает! Вспомню, как мы хорошо дружили когда-то, и прямо слезами заливаюсь. Лучше тебе быть только моим работодателем. На работодателей же не обижаются, обижаются только на друзей.

– Чем же я тебя обидела? – колко покосилась на нее Эльвира. И тут же отвернулась, стала смотреть в окно, будто уже списала Марусю со всех счетов.

– Но ведь ты со мной совсем никогда не разговариваешь, – совсем по-детски, распустив нижнюю губу, пролепетала Маруся. – Я всякий раз иду к тебе в кабинет и так надеюсь, что ты со мной поговоришь о чем-нибудь. А ты только даешь распоряжения. Ладно бы по работе, это нормально, но ведь и по жизни так: Маруся, поедешь на неделю в санаторий! Маруся, надень завтра ту кофту от Гуччи, что я тебе купила! Маруся, доложи, как у тебя на личном фронте! Я, конечно, безумно тебе благодарна за все, Элечка. Но я так не могу! – И Маруся разрыдалась, зажимая лицо руками.

Эля вскочила со стула, приблизилась к подруге, обняла за плечи и провела рукой по ее пушистым волосам.

– Марусь, ну что ты в самом деле? Ерунду ведь говоришь, – забормотала она. Боже, как непривычно ей было говорить в таком покаянном тоне! Железная Муха давно уже привыкла раздавать распоряжения и принимать отчеты. – Я и с родителями своими редко разговариваю. Это беда моя, я знаю. Но что поделать, если на разговоры нет времени и сил! А что я командую тобой, так это потому, что ты мне кажешься иногда ребенком. Может же у меня быть неизжитая тяга к материнству?