Его рука накрыла лобок, большой палец коснулся чувствительной кожи. Я задержала дыхание, и посмотрела на него широко распахнутыми глазами.

Красивый. Какой красивый. Мой.

А мой ли?

— Как тебя зовут? — спросила дрожащим голосом и испугалась, что не ответит.

— Зачем тебе моё имя? — издёвка в голосе, недоверчивый прищур карих глаз.

— Мне нужно. Я должна знать, как тебя зовут, — я проскулила, умоляя.

— Ты ничего никому не должна. Запомни это.

Сказал, как отрезал. А ведь прав, мерзавец. Прав. Не должна.

Наклонился надо мной, опираясь на одну руку. Поцеловал в подбородок, прикусил его. Я поняла, что лежу слабая, безвольная — хотела бы не реагировать на его прикосновения, но не могу.

— Скажи своё имя, — попросила настойчивей.

Он удивился, тень неодобрения пробежала по напряжённому лицу.

— Скажи, — твёрдо повторила я.

Покачал головой, и продолжил гладить ладонью.

Я оттолкнула её, приподнялась на локтях, приблизившись к его лицу вплотную.

— Скажи, или ничего не будет. Можешь взять силой, но ответных ласк не жди.

Он вздрогнул, как будто ударила. Посмотрел пристально, изучая. А потом в глазах появилась грусть.

Встал, поднял куртку, скользнул в ботинки. И пошёл на выход.

— Стой! — заорала, резко подскочив и побежав за ним следом.

Ударила кулаком в спину — всё равно что стену бить.

— Почему я? Почему ты пришёл ко мне? — ударила ещё раз, сильнее — даже не шелохнулся.

Развернулся, перехватил руки, сжатые в кулаки. Поцеловал костяшки пальцев, в потом подтянул к зеркалу, висящему над комодом в прихожей.

— Посмотри на себя, — кивнул на наше отражение, — Тебе тридцать, а глаза большие и такие чистые — как у девчонки. Тело тонкое, складное — больше девятнадцати не дашь. Волосы — как зеркало, блестят на солнце. Упругие, сильные, густые, — я прикрыла глаза и покачала головой, — Смотри, — властно поднял мой подбородок, — Ты красивая. Ты умная. Ты сильная. Ты статная. Как такую не выбрать? Как на такую не обратить внимания? Скажи мне.

Провёл носом по щеке, втянул воздух — раздулись ноздри.

— Как ты пахнешь… Карамель, тёплая, горячая — а с виду снежная королева. Твой вкус — попробуешь раз, уже не забудешь. Не плачь, девочка, смотри, — он вытер мои слёзы губами и заглянул в отражение, прямо мне в глаза, — Такая как ты — мечта любого мужчины. Но не каждый имеет на тебя право. Тебя надо покорить, добиться, заслужить. Быть с тобой — дар, посланный свыше. Как ты этого не понимаешь? Тебя надо было назвать Богдана — Богом данная.

Вздрогнула, замерла. Посмотрела на него в отражении — острый подбородок, чёрная щетина, карие глаза, как омуты.

— Божена, — назвал моё имя, и я рассыпалась, разрыдалась, трясясь в его руках, — Ты… Ты лучшее, что было в моей жизни. Я бы держал тебя, никогда бы не отпустил. Никогда не посмотрел бы ни на одну другую женщину. Но я не заслуживаю тебя. Не имею права.

Он отступил, и я сползла на пол. Погладил по голове, присел передо мной, поцеловал в губы. Я зарыдала громче, вцепилась в его куртку, не отпуская. От сжал мои руки, оторвал от себя, медленно поднялся.

И ушёл.

Ушёл.

Ушёл!

Он ушёл!!!

Я забилась в рыданиях, рухнула лицом на пол. Ревела, кричала, просила вернуться. Била руками твёрдые доски, билась головой, искусала губы в кровь.

Умоляла не оставлять меня. Не оставлять одну, одинокую, никому не нужную. Красивую, но незаметную. Сильную, но слабую. Статную, но отчаявшуюся. Умную, но несмышлёную в свои тридцать лет.

Кричала, что люблю. Люблю до дрожи, люблю безумно — так, как никогда в жизни не любила. Царапала пол ногтями до крови, когда ползла к закрытой двери. Стучала в неё, словно она могла открыться и впустить меня к нему. Скулила, выла, умирала.

Да, умирала.

Он ушёл…

Доступ кислорода в лёгкие будто перекрыли, повернув заслон.

Задохнулась от боли.

15

Проститься нету сил, закрываю

Я глаза закрываю

Сквозь туман уплывая

По аллеям столицы

Проститься, за потерей потеря

И года полетели

За дождями метели

Перелётные птицы

Уматурман «Проститься»

Собирала себя по кусочкам. Поднимала часть, вырванную с мясом, и приклеивала к костям, сшивала сорванную кожу дрожащими руками. Плакала сутками напролёт, ждала.

Ждала. Тосковала. Молилась по ночам, чтобы вернулся.

Дала согласие Славе взять его объект, но попросила неделю. Сказала: «Нужно решить кое–какие вопросы». На самом деле, нужно было просто поспать и подождать, когда потрескавшиеся губы заживут.

Приехала на стройку, как и обещала. Надела ярко–жёлтую строительную каску, ходила по комнатам и пролётам, изучая помещения. Не глядя делала наброски в планшет, отмечая расположение труб и проводов.

Старалась не шуметь, хотя итак была невидимая. Прозрачная. Как призрак.

Когда проходила по большому помещению, которое планировалось, как ресторан для постояльцев гостиницы, услышала краем уха знакомый низкий голос:

— Зачем ты привёл её?

Дожили. Уже мерещится. Отмахнулась, но потом замерла, когда голосу ответили:

— Она будет работать на объекте, — сказал Слава.

— Она может меня увидеть, — прорычали недовольно.

— И что? Вы же расстались? Расстались. Работу ты выполнил, деньги я тебе отдал…

— Какие деньги? — взревела я, двинувшись на звуки их голосов, — Какие деньги?! — проорала, вскочив в пустой дверной проём.

На меня уставились мутные зеленоватые глаза моего бывшего мужа. И тёмно–карие глаза моего сталкера.

Сталкера, который меня бросил.

— Какие деньги? — выдохнула на одном дыхании и посмотрела на бывшего, — ТЫ! Ты ему платил?

— Божена, всё не так, — начал тот, чьего имени я даже не знаю, — Всё не так.

— Заткнись, Руслан! Да, Божена, я заплатил своему другу, чтобы он за тобой поухаживал! — крикнул Слава, — Ты же совсем осунулась, как мы развелись. Я переживаю за тебя! Ты похудела, перестала отдыхать, закрылась в себе, никуда не ходишь…

— Сволочь, — прошептала, глядя на Руслана, — Сволочь! Ты меня… Ты… — больше сказать ничего не смогла, открывала и закрывала рот в ярости, — Вы… Ублюдки. Ненавижу.

Его лицо, лицо сталкера — Руслана, исказила болезненная гримаса. Шагнул ко мне, я отскочила, как будто ужалили.

— Только тронь! Падла, чтоб ты сдох, тварь! — ядовитые слова срывались с языка, — А ты? — обратилась к мужу, — Ты… Жил бы себе дальше со своей малолеткой. Оставил бы в покое. Но нет же, заботливый какой. Сначала совал свой вялый хрен во всё, что движется, а теперь волнуешься? Что?! — он покраснел, лицо пошло пятнами, — Да, вялый! Я за пятнадцать лет с тобой ни разу оргазма не испытала, всё сама — ручкой. Славик устал, Славик много работает, Славика нужно понять. Славик просто был молод, и не научился е***ь, как следует. Что молчишь? Что заткнулся, заботливый? Правда глаза колет?

Они смотрели на меня ошарашенно, оба с раскрытыми ртами. Я глубоко вздохнула прикрыла глаза на секунду, а потом посмотрела на них чистым, ясным взором.

— Хороши дружбаны. Дополняете друг друга. Предложи его, — брезгливо кивнула на Руслана, — Своей новой жене. У вас один член на двоих. Зато какой.

Развернулась, стянула каску с головы и бросилась на выход.

Как дошла домой — не помню. Заперлась на все замки изнутри, стекла по двери вниз и разрыдалась. Ревела долго, до тех пор, пока в замке на начал ворочаться ключ.

Паскуда. Ненавижу.

— Уйди, — прохрипела и отвернулась, прислонившись спиной к двери, — Просто уйди.

— Божена, давай поговорим, — прозвучал с площадки его голос, — Я всё тебе объясню.

— Уходи, — ответила, размазываю слёзы по лицу, — Знать тебя не хочу. Проститутка недоделанная.

Он затих, потом с той стороны зашуршало.

— Я не хотел соглашаться, — снова заговорил, сука, — Но Славка умеет убеждать. Сама знаешь, — прервался, вздохнул, наверное, — Говорил складно: «Познакомься, поухаживай, цветы–ресторан, комплиментов наговори». Денег предложил, в шутку. Я в шутку согласился.