— Люблю тебя, — сказала так же, как и он — невнятно, разморенная и уставшая, — Люблю.

20


И до войны

Мне не добраться никогда,

Моя безумная звезда

Ведёт меня по кругу

Би–2 «Серебро»

Так мы начали жить вместе. Конечно, не сразу — торопиться было некуда. Он показал мне свой дом, зазывал перебраться к нему, но я отказывалась — полюбила свою квартиру. Встречались у него, у меня, ходили в рестораны; Руслан дарил шикарные букеты, и конфеты птичье–молоко — мои любимые.

С той брюнеткой расстался задолго, как вернулся — не сложилось. Не обманывал — ни её, ни меня, честно сказал: «Люблю другую». Она поняла, отпустила — хорошая девочка, без злости и желчи.

Я знала это. Знала, потому что расспрашивала о нём общих знакомых — ненавязчиво. Собирала информацию о том, где живёт, чем занимается, чем увлекается. Каждая крупица: «Надёжный партнёр в бизнесе», «Ответственный строитель», «Золотые руки и светлая голова», такая незначительная для других, была для меня драгоценной. Сказали, что не женат и никогда не был — по телу приятное тепло разлилось. Поведали, странный — редко в кампанию девушек приводит — улыбалась, как дура. Потому что знаю, что ревнивый — для себя бережёт, с другими не делится, своим не хвастается.

Весной работал на объекте неподалёку от моего дома — забегал на обед каждый день. Я готовила, изучая кулинарные сайты в интернете, ни разу не подала на стол одного и того же блюда. Смеялся, что разбалую; я отмахивалась, моя посуду — ну и пусть. Заслужил.

Вечерами приходил уставший. Тащил за собой в душ, где брал меня — порывисто и жадно. Мылся сам, гладил руками моё тело — особенно ему нравилось намыливать волосы.

На полочках в ванной поселилась его тёмно–синяя электрическая зубная щётка и станок с гелем для бритья. Его парфюм — Dolce&Gabanna «The one» — всегда стоял с открытой крышечкой в прихожей, чтобы наполнять её ароматом. Возвращалась домой из магазина или с работы — готова была реветь от этого счастья — чувствовать родной запах, пропитавший стены.

По ночам обнимались, путаясь в одеяле. Любили друг друга жадно, не могли насытиться. Страсть обычно притухает, а у нас — наоборот — горела ровным пламенем, сжигающим всё на своём пути.

Он будил меня рано утром, щекоча в пятку, и улыбался, подперев щёку ладонью. Приносил кофе в постель — щепотка соли и капелька сливок — так готовил только он. Уходил на работу, глубоко поцеловав на прощание, оставляя на губах запах зубной пасты и вкус горечи от сигарет, которые курил на балконе.

Кстати, о балконе. Покрыл пол досками, прикрутил горшки — теперь у нас была своя летняя веранда. Я посадила зеленушку — укроп, петрушку, лук, кресс–салат, мини–томаты. Поливала в засушливые дни из ярко–зелёной лейки — в тон перилам, отрезала первые всходы и подавала на стол. В мебельном магазине раскошелилась на плетёный диванчик с большими белыми подушками и стеклянный стол. Когда ночи стали теплее, мы зажигали большие свечи на столе, и ужинали на свежем воздухе, закутавшись в друг друге и большом шерстяном пледе.

В мае поехали в Турцию, на две недели. Остановились в небольшом бунгало на берегу моря, там он как с цепи сорвался.

— Руслан, я больше не могу, — простонала в одно утро, когда почувствовала колючую щёку на внутренней стороне бедра.

— Цыц! — приглушённо рассмеялся, откинул одеяло и поднял голову, — Просто лежи и наслаждайся.

Не оставил мне выбора, зарылся лицом между ног, засунув язык глубоко, так глубоко, что я вскрикнула. Вцепилась в его волосы, приподняла бёдра навстречу — улыбнулся, почувствовала плотью. Поднял лицо, смотрел жадными глазами на меня — открытую, мокрую, припухшую. Просунул палец внутрь, погладил стенки, я томно простонала, двигаясь навстречу его руке. Закружил языком по клитору, как будто рисуя восьмёрки — я забилась в мгновенном оргазме.

— Вот так, — приговаривал он прямо туда, — Вот так, молодец.

Его голос возбуждал до чёртиков в такие моменты. Он говорил пошлости, приказывал раздвинуть ноги или открыть рот, требовал кончать — и я повиновалась. Вы тоже не смогли бы сопротивляться, Руслан как будто обладал какой–то невидимой властью, незаметно подчиняя себе и не давая даже секунды подумать.

Ласкал меня так, как никто кроме него не делал. Поглощал, рычал, когда запульсировала вокруг его пальцев вновь, начал жадно вылизывать всю меня — смазки стало больше.

— Ты не представляешь, как течёшь во время оргазма, — пробормотал, собирая языком мою влагу с пальцев, — Это так заводит, что я готов спать, зарывшись в тебя лицом.

Я покраснела, засмущалась. Он улыбнулся, забрался сверху, провёл языком по моей нижней губе — пахнет мной. Открыла рот, лизнула щёку — тихо рыкнул.

— Моя очередь, — мягко оттолкнула его, и он перекатился на спину.

Член стоял гордо, маня попробовать. Устроилась у него в ногах, вдохнула поглубже, и набросилась. Полюбила ласкать его, дразнить, доводить до исступления, водить по грани, но не успела насладиться. Хотела, чтобы кончил в рот — вкус его спермы стал самым–самым — всегда жадно глотала, пока он вздрагивал, выкрикивая моё имя; глотала всё до последней капли. Только нашла нужный ритм, рывком дёрнул меня наверх, схватил за ягодицы и насадил на себя. Начал трахать, работая бёдрами — вроде и снизу, а всё равно главный.

Я упала на его грудь, зарылась лицом в шею, обхватила его голову руками. Он держал за попу, высоко приподнимал и резко опускал вниз. Погладил руками анус — задрожала. Шумно засопел, протолкнул один палец внутрь, я задвигалась навстречу:

— Посмотри на меня.

Подняла лицо, упёрлась руками в подушку за его головой. Он прикусил мой подбородок и обхватил затылок рукой, впился губами в мои, и начал повторять языком движения своего члена и пальца.

Стонала ему в рот, порвала подушку — по номеру закружили крошечные перья. Дрожала от бешеного оргазма — везде, во рту, во влагалище, между ягодиц. Сжималась с ним внутри, конвульсивно насаживалась глубже. Глаза сами закатывались от кайфа, но пыталась держать открытыми и смотреть на него.

Секс с ним — как наркотик. Попробуешь раз — соскочить больше невозможно.

Я продолжала кончать, он последовал за мной, оторвавшись от моего рта. В глазах — похоть, огонь, зрачки расширены — тоже наркоман. Тоже вынужден увеличивать дозу с каждым разом — мало. Зажмурился, прикусил губу и замер подо мной.

Только расслабились, в дверь бунгало постучали:

— Room service. Your breakfast, mister.

Я села, всё ещё подрагивая. Накинула простынь на плечи, попыталась встать с кровати.

— Я открою, — успела вымолвить, когда он схватил за руку и нахмурился.

— Нет уж. Незачем горячих турецких парней радовать, — улыбнулся, но глаза недобро сверкнули.

Ревнивый до чёртиков.

Подскочил с кровати, подхватил пляжные шорты с пола и быстро надел. Пошатываясь пошёл к двери, забрал еду и захлопнул дверь перед любопытным носом обслуживающего номеров.

— Руслан, мы на отдыхе. Я вообще–то рассчитывала на пляже косточки погреть. В купальнике, а не парандже, — с укором сказала я, пока он разливал кофе.

— Мне не нравится эта затея, — покачал головой с улыбкой, — Вообще–то, я хотел запереть тебя в этом милом, — обвёл рукой деревянное убранство, — Домике до конца отпуска.

— Да я ходить не смогу, — рассмеялась, откинувшись на спину.

— Внесу тебя на руках в самолёт на обратном пути.

— Я же не могу приехать из Турции бледная.

— Тогда, перед отлётом, отнесу сначала в солярий.

Я фыркнула и покачала головой.

— А как же море? Мы ещё ни разу не купались.

— Пойдём ночью, когда все спят.

Не удержалась — рассмеялась.

— Ну, Русла–а–ан.

— Что, Еня? — люблю, когда он так сокращает моё имя, — Ну не могу я, — присел рядом, почесал затылок, — На тебя смотрят, а я бешусь, злюсь. Ты же красивая, заметная. Не хочу дел натворить, или тебя ранить. Вон, в самолёте молодые сосунки летели вчетвером, всю тебя глазами…

— Ты поэтому со мной в туалет пошёл во время полёта? — приподнялась на локтях, улыбка не сползала с моего лица.