Я кивнула, и тогда он улыбнулся.

— Пошли домой, — сказал, дотронувшись кончиками пальцев до моих губ.

Меня как током прошибло. Ведь не касались друг друга долго, мучительно долго. Не до этого, да и не представлялось как — он же привык подминать под себя, а тут…

Домой добрались быстро. Сосед с первого этажа помог справиться — уложили на постель моего мужчину. Выпроводила за дверь, прислонилась к ней спиной — страшно.

Пошла на цыпочках в спальню, остановилась в проёме. Руслан глядел в потолок, перебирая руками тонкое одеяло. Бросил взгляд на меня, нахмурился.

— Что? — спросил с опаской.

Я подошла ближе, села на кровать. Погладила напряжённую ладонь, предплечье, провела по плечу. Под пальцами расползлись мурашки — у него.

— Енечка, не надо, — прошептал приглушённо, — Я же не могу…

— Тихо, — наклонилась, чтобы поцеловать, прикоснуться губами к его губам, — Люблю тебя, люблю безумно. Никогда не брошу, — шепнула в щёку, — Чтобы ни случилось, слышишь?

Кивнул, осторожно обнял одной рукой, потом второй. Обхватил некрепко — как мог.

Мы впервые занимались любовью. Во всех смыслах. Медленно, томно. Я ласкала его, вкладывая всё тепло в руки, ласкала губами. Он сжимал меня в объятиях — всё, что был в состоянии делать. По–прежнему горячий, твёрдый — мой. Насаживалась так глубоко, что кричала, как прежде; он вторил мне, нетвёрдо обхватив ладонями за талию.

— Люблю, — шептала, со слезами счастья на глазах, — Мой, только мой.

— Моя, — отвечал он негромко, — Моя, только моя.

24

Пепел лёгок и светел, я не заметил, как время прошло.

Чары силу теряют и превращают жемчуг в стекло

Би–2 «Молитва»

Сколько мы были вместе? Год, два? Уже и не помнила. Со временем стало легче.

Руслан креп, постепенно стал походить на себя прежнего. Руки стали сильными, плечи — шире; занимался усердно, подтягивался на турнике, отжимался от пола — физиотерапевт держал слабые ноги. Он стал чаще улыбаться, особенно когда смог резко поднимать окрепший торс и перехватывать мою руку по утрам, заваливая на себя.

Я стала изобретательной в постели. Смешно сказать, муж — калека, лежит на спине, а сексуальная жизнь по–прежнему была, и огого. Покупала разные наряды, дразнила его, играла с ним. В один вечер прикинусь горничной, пройдусь с пуховкой, чуть наклоняясь — открывая нижнее бельё с разрезом в пикантном месте. Рычал, царапал одеяло, зазывал к себе. В другой изображала из себя госпожу — дразнила, водила по грани, доводила до исступления, а потом кончали — громко, долго и вместе.

Когда окреп окончательно, держал меня за ягодицы и не отпускал, пока я не теряла сознание, хватая ртом воздух; один, а то и два раза. Гладил, трахал пальцами, если мылись в душе. Дёргал за бёдра на себя, заставлял выгнуть спину и упираться в стену — лизал до беспамятства, дочиста.

Я снова почувствовала себя живой, настоящей. Похорошела, появился румянец на щеках. Волосы отрастали, постепенно стала убирать их в маленький хвостик — мы оба радовались ему. Близость придавала сил, казалось — горы могу свернуть мизинцем. Мама полюбила Руслана за силу духа, и за любовь ко мне. От неё, кроме слов поддержки, не слышала больше ничего. Ни одного упрёка, жалости — только гордость и уважение.

Мы решили пожениться — спонтанно, зимой. Подали заявление, через месяц расписались в ЗАГСе — без банкетов и фуршетов, по–тихому. Никому не сказали, сделали это для себя. Но кольцо Руслан носить заставил — как же без этого.

В нашем доме стали появляться гости. Приходили его ребята, друзья — которых не видел больше года. Все завидовали ему, такую жену каждый захочет — преданная, верная, в беде не бросила. Каждый на себя примерял. Я улыбалась и говорила: «Убереги Бог!».

А потом… Потом случилось первое чудо.

Мы занимались любовью, сонные, только проснувшиеся. Он прижимал меня к себе, я медленно двигалась на нём, а потом почувствовала — толчок. Замерла, Руслан тоже замер, сжал в объятиях так крепко — думала кости треснут.

— Рус, что это было?

Снова толчок, я вскрикнула.

— Твою мать, — прохрипел он, опустив ладони ниже — на талию.

Сдавил, вцепился и…

Начал двигаться.

Не так дико, как раньше — получалось через раз. Но сам.

Сам!

Я тогда испытала оргазм от одного только осознания — он выздоравливает. Он начинает шевелиться, значит скоро пойдёт на двух ногах. Он толкнулся в меня всего пару раз, кончил — мгновенно.

И заплакал.

Я осушала его слёзы губами, целовала, гладила по лицу. С силой поворачивала, если пытался отвернуться.

— Смотри на меня! — крикнула, сжала голову в ладонях, — Ты встанешь. Ты встанешь, Руслан. Ты сможешь! Обещай, что ещё поносишь меня на руках.

— Обещаю, Еня, — плакал, но заулыбался, — Обещаю. Для тебя сделаю всё.

Он встал. Через пару месяцев. Я продала коляску и купила ходули — попросил без колёсиков, чтобы тяжелее было и надо было больше работать ногами. Сначала просто стоял — нетвёрдо, шатаясь. Потом потихоньку начал толкать вперёд и переставлять ноги.

Я хлопала в ладоши, как ребёнок. Прыгала вокруг него, а он улыбался.

Но на этом чудеса не закончились.

Будто там, свыше, приняли мои мольбы. Простили, как простила и я.

Таблетки я давно перестала принимать, как только его сбила машина. На счету каждая копейка была — экономила на себе, на ком же ещё. Месячных не было совсем. А тут что–то затянуло, заныло. По–женски, я думаю понимаете. Каждая сразу чувствует — что–то не так.

Испугалась, записалась к гинекологу. Прождала в очереди месяц, переживала. Руслану сказать боялась — куда он без меня, если со мной что случится. Делала вид, что сплю по ночам, а сама тихонько плакала — вдруг рак какой–нибудь, вдруг умру, а он останется совсем один.

В общем… Пришла к гинекологу. Анализы, УЗИ…

— Поздравляю, — говорит, — Срок два месяца, плод развивается нормально…

— Постойте, — приподнялась на локтях с кушетки, — Какой срок? Какой плод?

— Как же, милочка. Вы беременны, — спокойно ответил доктор, нахмурившись посмотрев на меня через очки, — Вот, смотрите, — повернул монитор ко мне, — Тут сердечко бьётся — видите. Это головка, пуповина.

Я разглядывала нечто, похожее на головастика в монитор и не верила своим глазам. Открывала и закрывала рот в полнейшем в шоке — как? Ведь говорили — бесплодна, только ЭКО с донорской яйцеклеткой; и то, шансы пятьдесят на пятьдесят.

— Хотите фотографию?

Закивала, как неваляшка. Конечно, хочу!

Домой летела на крыльях. Я беременна. Я беременна! Настоящее чудо — живое, внутри меня.

А вот у двери квартиры моя радость постепенно сменилась страхом.

Если не поверит, что ребёнок от него? Если подумает, что изменяла? Если…

Весь вечер грызла себя, переживала, искала правильные слова. Руслан следил за мной цепким взглядом — чувствовал, что–то не то. Ночью, когда лежали в постели, не выдержал:

— Божена, в чём дело? Ты сама не своя.

— Руслан… — села на кровати, согнула колени и обхватила руками, — Рус, я беременна.

Он замолчал. Я сжалась, боялась повернуться. Если не поверит, прогонит — как я буду жить дальше?

Почувствовала прикосновение, напрягла спину. Он повернул за плечо — сидел, опираясь на дрожащую руку.

— Что ты сказала?

— Я беременна, — повторила тихо, закрыв глаза.

Если не поверит, что от него, пусть лучше убьёт сразу — чтоб не мучилась.

— Ты шутишь?

— Нет. Я могу показать, сегодня УЗИ делала… — пролепетала, зажмурившись.

— И ты ещё сидишь тут, дура! — взревел так громко, сжал больно плечо рукой, — Неси снимок, живо! Быстро!

Я подскочила, как ошпаренная. Прихожая, сумочка, вернулась обратно. Вывернула всё наизнанку, достала два снимка — толком–то и не разобрать. Протянула ему, а он вцепился пальцами, уставился на чёрно–белую тонкую глянцевую фотографию. Потом взвыл, упал на спину — сжал бумажки в ладони.

— Русланчик, миленький… — рухнула на колени, уткнулась носом в его кулак, — Твой он, твой.