Галстук вдруг показался удавкой на шее, и Дэвид ослабил узел, чтобы сделать глубокий вдох. Он вдохнул глубоко еще три раза и набрал номер. Трубку взяли после первого же гудка.

— Дэвид?

От звука родного голоса внутри все перевернулось. Дэвид привычным жестом потер переносицу и ответил как можно спокойнее:

— Здравствуй, Элизабет.

— Привет. Я... Ты... В общем, как ты? — судя по всему, она волновалась.

— У меня все отлично, — сказал он сухо. — А как ты?

— Я... Я в порядке, спасибо. Вчера я хотела увидеться с тобой...

— Да, извини, но я был занят, — равнодушные интонации в голосе удивляли его самого.

Он как будто разделился на две части, одна из которых холодно говорила с Лиззи, а другая безмолвно вопрошала: «Что ты творишь? Это же Она! ОНА! Ты же любишь ее! Скажи ей это!» Равнодушная часть проигнорировала эти сентиментальные вопли, продолжая спокойно смотреть перед собой и барабанить пальцами по рулю.

— Дэвид. Ты... — выдох. — У тебя кто-то есть?

Дэвид чуть не растерял все свое самообладание от такого вопроса.

— Послушай, — начал он, — я не думаю, что хотел бы обсуждать это с тобой. Если у тебя ко мне есть другие вопросы, или ты хочешь попросить о чем-то, то давай выясним это сейчас, потому что я опаздываю в офис.

Резкие нотки в голосе напугали ее, Дэвид это почувствовал, но ему было почти все равно, потому что былая обида завладела им с новой силой. Он был зол! Ну почему это должно было случиться именно сегодня, когда он собрался начать новую жизнь?! Она снова все испортила!

— Может быть, тебе нужны деньги? — продолжал он холодно. — Или работа? Только скажи, я распоряжусь, чтобы кто-нибудь из моих помощников занялся этим вопросом.

Конечно! Кто-то из помощников, но только не сам.

Лиззи молчала какое-то время. Дэвид знал, что она пытается взять себя в руки. Она не ожидала, что разговор пойдет именно так. «А что ты хотела, детка, — подумал он, — что я разрыдаюсь от счастья, услышав твой нежный голосок?» Вторая часть его подсознания усиленно закивала головой, как китайский болванчик, но он не обратил внимания.

— Дэвид, я прошу у тебя прощения. Я не знала, что все так выйдет со свадьбой и с теми фотографиями. Мне очень жаль.

— Это уже не важно.

— Извини, что побеспокоила тебя вчера. И сегодня. Мне не следовало этого делать, — ее голос звучал безжизненно.

— Так что ты... — начал он, вспомнив о ее просьбе о встрече.

— Это не имеет значения, — перебила Лиззи.

Паника начала накрывать его с головой, когда Дэвид понял, что она вот-вот положит трубку.

— Лиззи, если тебе что-то нужно...

В трубке раздался всхлип, а затем связь прервалась. Она отключилась.

«Чертов ублюдок! — он долбанулся головой об руль. — Гребаный тупица! Как? Как можно быть таким идиотом?» Только сейчас до него дошло, что случилось что-то серьезное. Его Лиззи никогда бы не позвонила, потому что побоялась бы. Написать ему сообщение было для нее уже большим шагом, а он изображал из себя гордого козла, которому на все плевать! Вместо того чтобы предложить нормальную помощь!

Перед глазами появилось ее искаженное страхом лицо. «Пожалуйста, не делай этого!» А вдруг кто-то преследует ее? Вдруг какой-нибудь извращенец домогается ее, а ей не от кого ждать помощи? Она с трудом набралась храбрости, чтобы обратиться к нему, потому что он сам написал ей, что поможет.

— Черт!

Покрывшись холодным потом, Дэвид судорожно набрал ее номер. Оператор сообщил, что телефон отключен. Он набрал еще раз, и еще, но результат был тот же самый. Он завел машину и выехал с парковки, умоляя Господа, чтобы с ней ничего не случилось, пока он будет ее искать. Дэвид набрал номер Купера, и ему пришлось ждать долгих пять гудков, прежде чем начальник службы безопасности взял трубку.

— Купер.

— Где она? — рявкнул он.

Купер назвал адрес, не медля ни секунды и даже не спрашивая, о ком идет речь.

— Окраина города. Охренительно!

Дэвид надавил на газ.


***


Лиззи швырнула телефон в стену со всей силы, и он чуть не прибил ее, отлетев обратно. Она наступила на него ногой, а затем со злостью пнула, больно ударив при этом палец, но отправив мобильник в неопределенном направлении. Впервые в жизни она позволила своему гневу так явно выплеснуться наружу, вопя и швыряя вещи. Боль, обида, страх, ярость — вот, что она чувствовала сейчас. Ее буквально трясло, а горячие слезы застилали глаза. Вчера она приняла одно из самых важных решений в своей жизни, и что получила взамен? Холод, презрение, неприязнь. Он даже не собирался встречаться с ней, он просто хотел отмахнуться от нее, передав на попечение одному из своих помощников. Как же сильно она ранила его чувства!

После вчерашнего сообщения Лиззи свернулась калачиком на диване с телефоном в руках и пролежала так весь вечер и всю ночь, встав один только раз, чтобы умыться и почистить зубы. Она не спала до утра, с каждой минутой все больше убеждаясь в неправильности своего поступка, но все ждала и ждала, когда же Дэвид ответит.

И он ответил. Лучше бы не отвечал! Интересно, как она должна была сообщить его помощникам, что беременна от их босса? Уже три месяца! Даже больше. Сначала она не обратила внимания на долгую задержку, списав все на начало половой жизни, стресс из-за разрыва отношений, гормональный сбой, да на все, что угодно, кроме очевидного! У них с Сэм всегда были проблемы с циклом, хотя менструация наступала в один и тот же день. Когда Сэм боялась, что забеременеет от Джимми, то всегда спрашивала у сестры, идут ли у нее месячные, и успокаивалась, получая отрицательный ответ. Теперь настала очередь Лиззи бояться, но у нее не было возможности спросить сестру, потому что Саманта не звонила очень давно. Лишь на день рождения Лиззи получила короткое поздравление с незнакомого номера, который был впоследствии недоступен.

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы отправиться на прием к гинекологу две недели назад и удостовериться в своей беременности окончательно, хотя две полоски на тесте уже решили полдела. Она надела парик и темные очки, назвавшись другим именем, потому что не хотела, чтобы папарацци узнали о ее визите к врачу раньше Дэвида. Ей и так приходилось соблюдать осторожность, потому что она до сих пор помнила назойливость тех типов, что торчали под ее окнами день и ночь, вынудив сменить место жительства.

Лиззи сутками напролет думала, что же ей делать, пока не пришла к окончательному выводу: Дэвид должен знать о ребенке.

Она уже давно простила его. Ей безумно хотелось вернуться к нему, сказать, что была дурой, попросить прощения, но она боялась. После публичного унижения, которому она его подвергла, было даже страшно представить, как он это пережил, и как зол на нее.

Лиззи вспоминала его глаза, его руки, его губы. Вспоминала, каким он был добрым с ней, каким заботливым, нежным, как он отогнал все страхи, укачивая ее в кольце своих рук, как целовал, как подшучивал над ее робостью. Ей уже давным-давно было наплевать, кем является его мать. Дэвид ведь не виноват, что их родители были любовниками, так же как не виноваты она, Сэм или Миа. Так почему же она сделала крайним его? Облила его грязью перед родными, опозорила перед миром, унизила, растоптала его гордость! Только жгучее чувство стыда удерживало ее от того, чтобы приползти к нему на коленях.

Но теперь все изменилось, теперь от них зависела судьба их ребенка. Лиззи не хотела, чтобы малыш повторил их путь и вырос в ненормальной семье. Она не могла позволить, чтобы ребенок ненавидел своего отца или ее, или рос с отчимом, или еще что-нибудь в этом роде. Больше всего на свете она хотела счастливой семьи для себя и своего малыша. И что же? Дэвид был холоден как лед. А она вместо того, чтобы умолять его, вымаливать прощения и сказать правду, включила гордость и ничего не сказала!

Лиззи лежала на диване, обняв подушку, и горькие слезы лились из ее глаз. Она так глубоко ушла в себя, что не сразу услышала, как кто-то стучит в дверь.

— Лиззи! Открой сейчас же! Иначе я выломаю эту чертову дверь!

«Дэвид! — подумала она. — О, Боже, это Дэвид!»

Она вскочила с дивана и метнулась в прихожую, забыв о своем ужасном внешнем виде. И, распахнув дверь, чуть не потеряла сознание, увидев его испуганное лицо.