Мягкая кожа ласково приняла в свои объятия. Когда хозяин устроился с другой стороны невысокого, но массивного столика, дверь открылась, и в кабинет, устеленный от угла до угла дорогим самаркандским ковром, неслышно вплыла пэри: грация восточной женщины, бархатистая смуглая кожа, опущенные вниз глаза газели и смущенная улыбка, заставившая Леонида опомниться и отвести взгляд.
Поставив на стол чайник и пиалы, расписанные золотом, придвинув ближе к гостю орешки и халву, пэри такой же легкой походкой покинула помещение.
— Сказка, да? — довольный хозяин почтительно налил гостю чай на треть пиалы. — Из Ферганы приехала. Дальняя родственница. Только в глубинке можно найти неиспорченную девушку. Те, которые давно здесь живут, совсем своевольными стали.
Отхлебнув чай, Юлдаш-ака поставил пиалу на стол и, сложив руки на животе, откинулся на спинку кресла.
— Хош. Я слышал, ты сейчас холост? — хитрый прищур и широкая улыбка.
— А у вас, Юлдаш-ака, есть на примете девушка, которая скрасит жизнь?
— Другому бы мою Юлдуз не предложил. Тебе могу. Когда в дом войдет женщина с востока, ты сразу поймешь — другой не надо. Почтение, уважение, преданность. Всю жизнь будет на «вы» обращаться.
— Прямо какая-то «Тысяча и одна ночь».
Юлдаш-ака громко рассмеялся.
— Не обижайся. Это я так, почву прощупывал. Родственников много, всех хочется хорошо пристроить. Вот и подумал, парень ты конкретный, обязательства держишь — вон как быстро на рекламацию отреагировал, почему бы тебя с Юлдуз не познакомить? Не понравится Юлдуз, еще Севара есть, племянница жены.
— Ака, спасибо, но давайте сначала дела уладим.
— Хош, — Юлдаш опять сделал небольшой глоток. Аккуратно поставил пиалу на стеклянную поверхность стола. — Когда я к тебе с заказом пришел, думал, Леонид не подведет. Меня и отец твой никогда не подводил. Первый свой завод я с ним построил. А тут ко мне Зафар прибежал. Помнишь моего младшего сына? «Отец, — говорит, — после дождя все панели в цехе подгузников ржавыми стали». Я не поверил. Сам пошел посмотреть. Короче, Леонид, я сильно расстроился. Думаю, за что Аллах на меня рассердился? Я в мечеть хожу, всем помогаю, никого не обманываю, а на меня одна беда за другой сыплется. Слышал, мой завод по производству влажных салфеток сгорел? По телевизору даже показывали. А тут опять проблема — ржавчина всего через полгода. Что делать будем, Леонид?
— Очень сожалею, Юлдаш-ака, что расстроил вас. Я специально приехал, чтобы высказать свое почтение и найти способы разрешения проблемы.
— А разве такие способы есть? Панели сверху покрасить нельзя, полимерку смывать придется, но ты и сам понимаешь, вид у них уже будет не тот. Разве что автомобильную краску купишь?
— Дешевле будет панели заменить, — покачал головой Скворцов, прикидывая в уме сумму затрат на покраску минимум в три слоя. А еще сильнейший растворитель, чтобы смыть полимерку, человеко-часы, аренда лесов…
— Вот я и говорю, нужно демонтировать и поставить новые. Только прости, дорогой, договор с тобой я уже не заключу. Доверие зарабатывается годами, а теряется в одно мгновение. Как смогу спокойно спать? Буду думать, вдруг и в следующей партии панели проржавеют через полгода? А у меня кредит на оборудование, заказы, обязательства.
— Я понимаю. Не будем торопиться, подождем экспертизы. Мои, наверное, уже здесь?
— Здесь, час назад появились. И еще с завода, где ты металл покупаешь, технолог и женщина-лаборант приехали. Вон он по крыше лазает, в лупу смотрит, — Юлдаш-ака, подливая Скворцову чай, мотнул головой в сторону окна. И ворчливо добавил: — Смотри — не смотри, ржавчина не уйдет.
Леонид поднялся, отодвинул тяжелую портьеру. Офис, на втором этаже которого находился кабинет директора, образовывал с двумя другими строениями п-образную фигуру. По белой кровле противоположного здания медленно перебирался человек в куртке с логотипом компании Нехлюдова, садился на корточки и низко наклонялся, изучая места соединения панелей. За ним на почтительном расстоянии следовали двое Хакимовских. Так же поднимались и присаживались, терпеливо дожидаясь окончания работы гостя.
В углу, в месте соединения двух цехов, опиралась на край крыши высокая переносная лестница. Даже отсюда Скворцову хорошо было видно, как сильно стеновые панели повредила ржавчина. Рыжие пятна были рассыпаны по поверхности так, словно кто-то специально нанес их, балуясь, пульверизатором.
Рядом с лестницей стояла девушка в голубой куртке и энергично терла губкой по металлу. Время от времени останавливалась и пристально рассматривала результат, потом прикладывала губку к горлышку пузатой бутылки и снова терла.
Холодный ветер трепал светлые волосы, собранные в конский хвост, но лаборантке Нехлюдова было жарко — она, остановившись на секунду, смахнула пот со лба рукавом куртки.
— Смотри на нее, — усмехнулся Хакимов, облокачиваясь на подоконник. — Сейчас всю ржавчину сотрет. А я, дурак, не догадался.
Леонид промолчал. Перевел взгляд на стоящих в центре заасфальтированного двора людей. Дриз зябко прятал уши в поднятый воротник франтоватого пальто и что-то говорил стоящей напротив него, спиной к Скворцову, женщине, одетой во все черное и зябнущей не меньше Марка.
«Глафира Глазунова», — подумал Леонид, рассматривая несуразную фигуру: пуховик до пят, засунутые глубоко в карманы руки, шапка с помпоном и мягкие короткие сапоги. Помпон прыгал, когда женщина кивала помощнику директора.
«Работнички. Вся надежда на Нехлюдовских».
Юлдаш-ака уловил промелькнувшее на лице гостя недовольство.
— Пойдем, дорогой, пообедаем. От тебя и меня здесь уже ничего не зависит. Мои юристы приедут к тебе завтра.
Леонид бросил последний взгляд на девушку в голубой куртке. Она улыбалась и махала рукой спускающемуся по лестнице технологу. Холодный ветер окрасил ее щеки. Глаза светились радостью. «Красивая».
— Директор и его гость уехали, — секретарь Хакимова поднялась из-за стола, когда в приемную, принеся с собой острый запах растворителя, вошли четверо: двое мужчин и две женщины.
— Мы хотели попрощаться и поблагодарить за оказание помощи в работе, — произнес тот, что был старше.
— Я передам Юлдашу Халиловичу, что вы заходили. К сожалению, не могу сообщить об этом прямо сейчас. Он обедает, и мне неловко беспокоить его. Юлдаш-ака просил накормить вас. Пожалуйста, пройдите в заводскую столовую, там уже накрыли. Это на первом этаже, вход с торца.
— Ты чего такая задумчивая?
Дорога назад казалась короче. Станции заправки встречались все чаще, возле одной из них Марк остановился. Размяться и выпить горячий кофе.
— Это не ржавчина, — Глаша грела ладони о бокал. Наклонилась, вдохнула аромат. Отпила. На губах остался тонкий след белой пены кофе-латте.
— Как, не ржавчина? — Марк запил свой черный глотком холодной водой.
— Вот так. Я посмотрю в лаборатории еще раз, но это ничего не изменит. Ржавчина — это распад, смерть, поэтому под микроскопом она тусклая, расщепленная, а то, что на панелях — гладкое и блестит. Как смола. И ржавчина никогда не сотрется растворителем.
— Но Нехлюдовский технолог сказал, что на крыше нашел подтеки ржавчины.
— Всего-то три-четыре небольших пятна, там, где вкручивали саморезы. Монтажники стружку не смахнули, вот она и дала ржавчину. На стенах же картина иная. Мелкая дисперсия.
— Если ты права, получается, достаточно протереть панели растворителем и пятна уйдут?
— Даже не растворителем. Я попросила у уборщицы стиральный порошок, и он тоже подействовал. Просто работать пришлось интенсивнее.
— Помыть панели и все? Пятна больше не появятся?
— Если условия, при которых они возникли, не повторятся. Ты заметил, пятна только на стенах, а на кровле их нет? Что-то в почве.
— Но почему они стали видны только сейчас, через полгода после монтажа?
— Сначала был дождь, потом ударил морозец, и то, что легло на панели еще летом, проявилось. Двор совсем недавно заасфальтировали. Я обошла здание, и увидела какие-то полуразрушенные корпуса. Сделай, пожалуйста, запрос, пусть посмотрят, что там находилось раньше?